1953 Тростник запел Тростник шумел, шуршал и слушал, Как в речке плещется вода, И никому немую душу Не открывал он никогда. На языке травы и леса Он еле слышно шелестел. Но человек пришел и срезал Его, и вот тростник запел. Всегда безмолвный, безголосый, Запел тростник. И первый звук Затрепетал над тихим плесом. Как будто выпорхнув из рук. Сперва, казалось, голос птицы Напоминал он, а потом Все, что в живой душе таится, Живой душой запело в нем. Как будто все, о чем от века Шептал тростник, и лес, и луг, В руках искусных человека Всей глубиной открылось вдруг. 1953 Шиповник Осенний день. Поблекли травы. Сырой, туманный холодок. И вдруг нежданно у канавы Расцвел шиповника цветок. Как будто друг, всегда желанный, Он в этот серый день вошел И, озарив его, румяный, Неукротимый, цвел и цвел. Ему и горя было мало, Что лето за море ушло, Что все вокруг отпировало, Открасовалось, отцвело. В своем порыве одиноком Он жаждой жизни пламенел, И лес, притихший за дорогой, «Не отцветай!» — ему шумел. И лесу вторил шорох ветра И голоса отлетных стай. И я шептал посланцу лета: «Не отцветай! Не отцветай!» 1953 «Глубокая полночь. И только одно…» Глубокая полночь. И только одно Под самою крышей не гаснет окно — Знать, сердцу чьему-то покоя все нет. Не гасни, не гасни, мой свет! В степи неоглядной далекий костер Мерцает, и меркнет, и радует взор. Теплом его путник продрогший согрет. Не гасни, не гасни, мой свет! Все море во мраке, уснула земля, И только чуть видный огонь корабля Как будто земле посылает привет. Не гасни, не гасни, мой свет! Высокая в небе пылает звезда — Что ей мимолетные наши года! — Горит миллионы беспамятных лет. Не гасни, не гасни, мой свет! Вот так же и ты мне и ночью и днем Сияешь, горишь негасимым огнем, С тобой не страшусь я ни мрака, ни бед. Не гасни, не гасни, мой свет! 1953
«Опять до тебя перегоны…» Опять до тебя перегоны, И ветер, над крышей гудя, Роняет на стекла вагона Холодные слезы дождя. Опять я шепчу твое имя, Как в первый тот, памятный год. Нет, нет, мы не стали чужими, И сердце, как прежде, поет. А если тебя я обидел И словом своим не согрел, Прости мне: я просто не видел. Каким я богатством владел. И пусть эта ночь и ненастье, И пусть я в разлуке с тобой — Ты стала мне светом и счастьем, Ты стала мне жизнью самой. 1953 Рождение весны Люблю следить весны рожденье Не в хвойных сумрачных лесах, Где только слабым отраженьем Запечатлен ее размах, Где и студеною зимою Все тот же на ветвях наряд, Все так же ветры в звонкой хвое Неумолкаемо шумят. Нет, я люблю апрельский, редкий, Еще не прибранный лесок, Еще безлиственные ветки, Где животворный бродит сок. Люблю следить, как на пригорке, Пробив сырую целину, Травинок первые иголки Встают, приветствуя весну. А притаившийся подснежник, Едва почуяв солнцепек, Приоткрывает зябкий, нежный, Еще несмелый лепесток. Люблю следить, когда, прорезав Тугую почку, первый лист В глубокой ясной пройме леса Качнется, зелен и лучист. А там пойдет за почкой почка, За веткой ветка зеленеть, Чтоб кружевною оторочкой Лесную просеку одеть. Уже, забыв зимы угрозы, В кругу ликующих подруг, В сережки убрались березы, На ивняке медовый пух. А в речке небо яркой синью Переполняет берега. Вот-вот черемуха раскинет Свои пахучие снега, Засвищут птицы, не смолкая, Гром отзовется с вышины, И встанет радуга, сверкая В честь новорожденной весны. 1954 Баранчики Нет зимы уже и в помине. Вот баранчики расцвели. Я не знаю, как по-латыни Их ученые нарекли. Так в народе их называли, А ребята, мои друзья, Те и книг еще не читали — Впрочем, их не читал и я. Снег сойдет, пообсохнет поле, Раскудрявится ближний лес. Мы весь день босиком на воле, — Столько разных вокруг чудес! Впрочем, может быть, это сами Мы выдумывали чудеса — И казались нам чудесами Гром, и радуга, и роса. И какой-нибудь первый цветик, Что и красками небогат, Расцветет — и лужок осветит, И лужок — не лужок, а сад. Мы ромашки звали — пупавки, А щавель в лугах — столбецы. Кто в названья их внес поправки — Может, деды, может, отцы, — Мы не знали. А под кустами, По оврагам и у ручья — Там баранчики вырастали, Так ли я говорю, друзья? Длинноноги и неказисты, В желтых венчиках-бубенцах, Вырастали в сухих и чистых Наших лиственных лесах. Был обычай у нас известный — Все на вкус проверять в лесу: Сыроежку и сок древесный, Мед шмелиный или росу. А баранчики расцветали — Все мы с первых весенних дней Стебли сочные поедали, Будто не было их вкусней. Так казалось, а вот, поди-ка, В чем тут дело — не объяснить: Ни малина, ни земляника Не могли их потом затмить. Видно, в мире таком безбрежном Глубже в сердце хранишь своем Самый первый, робкий подснежник, Первый дождик и первый гром. |
