Той порой король Владислав, получив вести о сделанном в Дорогобуже, приказал своим гетманам «оседлать» все пути, ведущие из Смоленска в Москву, в том числе любые кружные. Михаил Шеин понимал, какую цель преследовали поляки. Всё было просто: если до этого он, Шеин, держал в осаде Смоленск и был момент, когда ему совсем немного не хватило сил овладеть крепостью, то теперь всё изменилось и польское войско приступило к осаде русской рати. И эта осада с каждым днём принимала более явственные и зловещие очертания. Встретившись с Измайловым поздним вечером в землянке большого острога, Шеин без каких-либо преувеличений обрисовал Артемию положение русской рати:

   — Мы, брат мой, приближаемся к пропасти. В то время как в Вязьме и Можайске до сорока двух тысяч ратников ждут почти всё лето, когда их поведут под Смоленск, мы здесь в хомуте оказались. Осталось только супонь затянуть.

   — И затянут, Борисыч, — с горечью отозвался Артемий. — А не затянут, так голодом уморят. Сухарей у нас сохранилось на неделю. А пшено за два дня разойдётся. Других же харчей нет. И соли в обрез.

   — У меня никак в голове не укладывается то умышленное зло, какое чинят воеводы, не выполняя повелений царя.

   — Давно я считаю, Борисыч, что наши бояре и воеводы не с поляками воюют, а против нас. Все эти Салтыковы, Репнины, Челяднины и Черкасские лишь жаждут, чтобы мы поскорее здесь погибли.

   — Это верно, брат.

   — И ещё скажу важное. Иноземцы волками на нас смотрят, воевать они вовсе не хотят: мы, дескать, голодными биться не желаем. И при первом удобном случае они нас предадут.

Вскоре же Михаил Шеин стал свидетелем ссоры между двумя иноземцами. Когда поляки стали обстреливать из пушек лагерь русских и особенно донимали англичан и немцев, полковник Сандерсон потребовал от Шеина дать ему другое место расположения, где можно было бы укрыться от вражеских ядер. Шеин собрал на совет всех воевод и полковников, спросил их:

   — Как вы считаете, можем ли мы сбить поляков с горы Жаворонковой, чтобы лишить их обстрела нашего стана?

Полковник Лесли заявил без сомнений:

   — Если мы собьём с горы противника, это будет нашей победой.

Англичанин сказал противное:

   — Нам незачем вести солдат на убой. Надо их всего лишь увести из зоны обстрела.

Полковник Лесли разгорячился и крикнул:

   — Ты изменник! Ты держишь сторону поляков.

Сандерсон схватился за оружие. Но Шеин успел встать между ними:

   — Это не делает вам чести, воеводы. Помиритесь.

Но Лесли и Сандерсон отказались мириться. Дальше всё случилось неожиданно и трагично. Шеин послал пятьсот воинов заготавливать в лесу дрова, потому как наступили суровые морозы. В разгар рубки леса из засады хлынули на русских воинов не меньше тысячи поляков и казаков. И началось побоище. Длилось оно недолго. Ещё и вечер не наступил, как полегли все пятьсот русских ратников. Первым к Шеину с этой вестью пришёл полковник Лесли. Он заявил:

   — Твои воины погибли потому, что их предали.

   — Этого не может быть, — ответил Шеин.

   — А ты позови полковника Сандерсона в лес, и я покажу, как всё произошло и кто это сделал.

Странным показалось это Шеину. Однако он послал за Сандерсоном Артемия:

   — Выезжай вместе с ним к месту побоища.

Когда все собрались в лесу и обозрели место кровавой резни, полковник Лесли, указывая рукой на трупы ратников, обратился к Сандерсону:

   — Это твоя работа, это ты дал знать королю Владиславу, что русские пойдут рубить лес.

   — Лжёшь! — закричал Сандерсон. — Это ниже моей чести!

   — И ты ещё говоришь о чести!

Лесли выхватил пистолет и в упор выстрелил в Сандерсона.

Смерть наступила мгновенно. И воевода Шеин не скоро пришёл в себя, поражённый жестокостью полковника Лесли. Он приказал воинам взять полковника под стражу.

В лагере, однако, посоветовавшись с Измайловым и услышав от него, что русскому воеводе не дано брать под стражу иноземного полковника, что это только во власти царя, Шеин освободил Лесли. Тот поблагодарил Шеина.

   — Ты, воевода, мудрый военачальник.

Шеину от этого было не легче. Душу его терзало предчувствие новых испытаний.

Король Польши Владислав был доволен ходом войны с Моковским государством за Смоленск. Нет, не напрасно двадцать с лишним лет назад он привозил в Смоленск воеводу Михаила Шеина. Тот хотя и не научил его, как защищать город от врага, но Владислав и сам всё понял, многажды осмотрев крепость. В ней осталось немало примет той войны, когда русские держались в осаде. Бездарному воеводе не удалось бы продержаться двадцать месяцев в такой жестокой осаде. Теперь вот его королевское войско сидело в осаждённом Смоленске, и всё у него получалось. Восемь месяцев выстояли, да и урон немалый врагу нанесли. Правда, и Шеин пролил много крови защитников Смоленска. И был такой миг, когда московские войска, ведомые Шеиным, захватили бы Смоленск, но помогли полякам царь с боярами, не прислали вовремя боевых припасов, не пришли воеводы с войском, сидевшие в Вязьме полгода.

Всё изменилось к лучшему, считал король Владислав, въезжая в Смоленск. Город уже наполовину освобождён от вражеской осады. Как и положено, на Соборной горе Владислава встретил губернатор Смоленска пан Станислав Воеводский.

   — К нам уже не летят русские ядра, и москали не лезут на стены, — с улыбкой встретил короля губернатор.

   — А ты, вельможный пан, знаешь, чья это заслуга? — с лукавинкой спросил Владислав.

   — Да, ваше величество. Если бы не ваш полководческий дар, мы бы сидели в крепости, как мыши в клетке.

   — Это хорошо, что ты понимаешь, вельможный пан. А теперь отведи меня в воеводские палаты, принеси бумагу, чернила и перо. Буду писать грамоту.

Странно, но в этот миг король Владислав думал не о своём успехе и своей удачливой судьбе, а о том, в каком затруднительном положении оказалась русская рать. Он знал, что близок день, когда в лагере русских будет съеден последний сухарь, убита на мясо последняя лошадь и сожжено последнее полено дров. Тогда голодная, замерзающая от морозов рать Михаила Шеина выбросит белый флаг. Гордый русский воевода попытается сделать всё, чтобы избежать позорного плена. И это произойдёт скоро, потому что Михаил Шеин не только воевода, но и разумный военачальник, умеющий беречь жизни своих воинов. И тогда он, король Владислав, которого русские не очень чтут, сделает истинно королевский жест и заставит говорить о себе всю Европу.

Взяв Дорогобуж, перехватив все дороги из Смоленска в Москву, загнав русских под огонь своих пушек в окружённом лагере, он предложит воеводе Михаилу Шеину сделать выбор: или погибнуть в котловине от ядер, болезней и голода, или сдаться на милость его королевского величества. Видел тут Владислав много всяких «если»: если каким-то чудом не подоспеет московская свежая рать, если воевода Шеин пойдёт на прорыв осады и сумеет уйти в леса. Но, полагаясь на своё везение, Владислав решил написать воеводе Шеину грамоту, с «увещанием обратиться к его милости, вместо того чтобы погибать от меча, голода и болезней».

Отправив в русский стан грамоту о переговорах мирного завершения войны, Владислав сидел в Смоленске и никаких действий не предпринимал. Он ждал, но пока не надеялся, что русские тотчас согласятся на переговоры. Зная Шеина как неуступчивого и твёрдого стоятеля за клятву, Владислав представлял себе, что происходит в русском стане. Иноземные полковники смеют решить судьбу своих полков независимо от главного воеводы, чего в польском войске нет. Два немецких полка и большие отряды запорожских казаков во всём подчинялись не только ему, королю, но и гетманам.

Шли дни, но от Шеина всё не было ответа на предложение Владислава о мирном решении военных дел. Но вот как-то уже в конце второй недели ожидания перед крепостью появились два русских всадника. Ворота открылись, и им навстречу выехали два польских шляхтича. Тысяцкий Яков Сухотин подал шляхтичу грамоту. Но шляхтич Флорецкий помнил эту грамоту. Он удивился.