На верхнем этаже Русского посольства, в темной и невероятно грязной комнате… С виду она кажется легко воспламеняющейся, а то и способной к самовозгоранию, – стоит лишь кашлянуть, и все здесь взлетит на воздух. Везунчик Джек сидит на кровати, точнее – на брошенном на пол матрасе, прислонясь спиной к стене… из всей одежды на нем лишь фуражка таксиста да седина на лице и седина на напоминающей камамбер груди… до пояса он прикрыт коричневым одеялом… Полюбуйся-ка вот на это!.. если хочешь что-то узнать о Кизи. На стене висит большое послание на листе ватмана:
ГЛУБОКОУВАЖАЕМЫЙ КЕН! ТЕБЕ ПРИВЕТ ОТ РЕБЯТ ИЗ ТАНКА! ОНИ ХОТЯТ ЗНАТЬ, ГДЕ ИХ ДЕНЕЖКИ. У КОГО ИМ СПРОСИТЬ – У ТЕБЯ ИЛИ У СУДЬИ?
В ногах матраса сидит, сжавшись в комочек, Сандра, девушка из округа Бакс. Она очень бледна: хрупкий комочек-подросток. Одинокий, проглоченный залпом лакомый кусочек, сидящий под единственным в комнате предметом обстановки – настенным светильником, она уже не балдеет под радио, а только сидит, сжавшись в подростковый комочек, и слушает, как Джек рассказывает мне об этом письме:
– Да, старина, после того, как Кизи об этом рассказал, повязали многих серьезных торчков.
– Ты хочешь сказать, что копы…
– Они самые. Некрасивая вышла история. Похоже, здесь полно ребят, которые не в восторге от Кена Кизи. Они и прислали ему это письмо.
Ну, прислать-то они его, положим, не прислали, ведь вот оно, на стене. Однако позиция их видна…
Скрип легко воспламеняющихся ступеней, и в комнату бочком пробирается смуглый паренек в футболке и джинсах, в руках у него пластмассовая коробка с плавленым сыром и кинжал в ножнах…
– Джек! – таинственным шепотом произносит он……один из тех длинных кинжалов с затейливым перламутровым узором на рукоятке, которые продаются в сувенирных лавчонках китайского квартала.
– Некрасивая вышла история, – говорит мне Везунчик Джек. На паренька он внимания не обращает.
– Джек… смотри, что у меня есть, – говорит паренек.
– Чудесно, Френчи, – говорит Джек.
– Джек… это же красотища! – не унимается Френчи.
– Похоже, здесь полно ребят… – вновь обращается ко мне Джек…
– Это же красотища, – говорит Френчи. – Джек… не знаешь, где достать морфия?
– Нет, – говорит Джек, после чего продолжает: Похоже, здесь полно ребят…
– Очень красивая вещь, – говорит Френчи.
– …которые не в восторге от Кена Кизи, они и прислали ему это письмо.
– Джек…
Френчи опускается на корточки, открывает коробку, вынимает кинжал из ножен и погружает клинок в сыр. Вот это клинок!.. не меньше фута длиной, с резьбой в виде китайских демонов. Этим клинком он размазывает себе по языку кусочки сыра. Сандра молча сидит, сжавшись в комочек и наслаждаясь жизнью. Джек все еще толкует о вероломстве высокопоставленных особ…
Я не знаю, что за деньги имеются в виду, – «они хотят знать, где их денежки». Хотя суть вполне очевидна. Кизи продался копам и избежал пяти, а то и больше, лет тюрьмы. И теперь он намерен окончательно застраховать себя от неприятностей, созвав всех в «Уинтерленд» и объявив, что пора прекращать прием ЛСД… Прикольное ренегатство…
Да, Кизи попал в хорошенький переплет. Дай он судьям достойную отповедь в стиле Супергероя – и всему конец, его бы на долгие годы упрятали за решетку. С другой стороны, если он пустит в ход сегодняшнюю фантазию выхода «за пределы кислоты», а сам примется раскаиваться на восточный манер, в глазах всего Хейт-Эшбери он будет выглядеть ренегатом…
Все эти любвеобильные торчки… прекрасное они переживают время… лето эйфории, настоящий золотой век – ЛСД, в их мире уже сотни чудесных людей, и никаких больше ничтожных игр. Скоро они волной пронесутся по свету и покончат со всем собачьим бредом, утопят его в понимании и любви, и ничто их не остановит. Надо отдать торчкам должное. Они и вправду хотят покончить с ничтожными играми. Их помыслы чисты. За все время я обнаружил среди них не больше одного-двух циников или продажных типов. Но теперь, когда приближается желанное мгновение, каждый задает себе вопрос… гм… кто поведет нас за собой, кто осветит нам путь? Тут-то и начинается одна ничтожная игра, которая называется «политика»… гм-гм… Помыслы их, как я уже сказал, чисты! И все же у Чета Холмса и «Фамильного пса» своя вещь, у Билла Грэхэма своя, у «Благодарных Мертвецов» своя, своя и у «Диггеров», и у «Общества Каллиопы», и у Боуэна, даже у Гэри Голдхилла… Все это немного напоминает социалистическое движение в Нью-Йорке после первой мировой войны – революция, как всем доподлинно известно, неминуема, и все же, Господи Боже мой, все кому не лень обзаводятся собственным манифестом: лавстониты, социалисты Дубинского, КПСША (большевики), «Индустриальные рабочие мира», у каждого своя пишущая машинка и свой мимеограф, все с бешеной энергией отпихивают друг друга локтями и кипят от злости, видя, как другие искажают Идею… Нет, пока еще торчки в Хейт-Эшбери не перессорились, но что они предпринимают по поводу Кизи? Сидят себе спокойно, не мешая ему и Проказникам делать свою вещь? Не мешая их попытке отвлечь многих впечатлительных юнцов от ЛСД – попытке, о которой пишут в газетах? Не мешая ему даже устроить крупную игру во власть в «Уинтерленде» и встать во главе всего движения? Одним словом, политика…
А Проказники… через некоторое время… я обнаружил их в гараже Каллиопы на Харриет-стрит, в старом гараже, бывшей пекарне под ветхой гостиницей. Я ходил, вглядываясь в безумный мрак помещения, меж шершавых деревянных перегородок и отсырелых углов, среди потрепанных одеял и подмостей, от обшарпанных театральных кресел к неуклюжей громаде светящегося автобуса, от гниющих матрасов, на которых валялись и спали люди, к заправочной станции «Шелл» за углом, где все выискивали лазейки для мочеиспускания, – ходил и никак не мог понять, чему это они так бурно радуются. Это не давало мне покоя. Оглядываясь назад, я вижу, что все они пытались мне объяснить… Зануда с его рассуждениями о переполнивших мир играх, о бесполезности сопротивления и о том, каким способом Проказники намерены показать всему миру, как надо жить… с его поблескивающим футлярчиком для зубной щетки… Какой добрый малый! Он пытался одним махом нарисовать мне всю картину. Он говорил не о полицейских и ворах в Мексике, он говорил о…
Проказники съезжаются отовсюду… Позабыты старые распри, позабыт Раскол… Возвращается из Индии Пол Фостер, он выглядит истощенным, бакенбарды и усы исчезли, голова выбрита, но грохочет и вращается великий Бог Ротор… Пейдж толкует мне о гуарачах… Горянка, Дорис Копуша, Отшельник, Вольный Фрэнк – Ангел Ада, Кэсседи, жонглирующий своей кувалдой, Бэббс, Гретхен, Джордж Уокер… Входит Чума в нарядном арабском головном уборе – ни дать ни взять Лоуренс Аравийский… Наконец приезжает Кизи, выходят Фэй и дети… Люди-Флаги, сверкает автобус, сгущается мистический туман…
В студии телешоу Джона Бартоломью Такера, станции Кей-Пи-Ай-Экс на авеню Ван-Несс я сижу в полутьме среди публики, позади черных задников прожекторов, телекамер, операторских тележек, свернутых в бухты проводов… Кажется, будет что-то интересное…
ОПАСНОСТЬ, СВЯЗАННАЯ С ЛСД…
…эта надпись большими буквами появляется в студии на экранах мониторов, под надписью изображены три кусочка сахара… ну да, конечно, символ ЛСД, как четыре «X», ХХХХ – символ виски… и голос за кадром;
«…и писатель Кен Кизи…»
На просторной, залитой ярким светом поляне, за джунглями стоек, штативов, проводов и всего прочего, на характерном для разговорных телешоу молочно-белом, облицованном фибергласом вращающемся стуле сидит Кизи в своей рубахе с начесом и красных гвадалахарских башмаках… рядом – ведущий телешоу Такер, с виду типичный калифорнийский интеллектуал… а также другой его гость, Фрэнки Рэндалл, который сидит с видом лас-вегасского яхтсмена, в любой момент готового рассказать длинную историю о крайне огорчительном происшествии, случившемся на автостоянке в Лос-Анджелесе с его «эльдорадо» с открывающимся верхом. Видно, что шоу, как говорится, хорошо сбалансировано… Оно заполняет голову, как сон наяву… Конфетка для мозга… короткая беседа с Рэндаллом о («Персидской комнате», обедах «у Сорди» и отдыхе на пляжах Малибу – «Ну, а теперь куда ты направишься, Фрэнки?» «Будущую неделю, Джон, я проведу на озере Тахо!» а затем он сдержанно представит зрителям старейшего государственного деятеля психоделии, который говорит об опасности, связанной с ЛСД, и велит молодежи отказаться от этой привычки, как будто Кизи – бывший коммунист, исправившийся и покинувший поля классовых битв, захватив с собой парочку скандальных историй, после которых – неизбежная мораль. То, что нужно!.. немного смрада наркоманских притонов, а потом холодный душ.
