Кислотные Тесты стали поворотным пунктом в истории психоделического стиля и почти всего, что с ним связано. Дело не просто в том, что Проказники начали первыми, а, скорее, в том, что Кислотные Тесты по прямой привели к «Фестивалю Полетов», состоявшемуся в январе 1966 года. Там-то все и было предано полной гласности. «Представления с использованием нескольких средств информации» вытекали непосредственно из применявшегося на Кислотных Тестах сочетания освещения, кинопроекции, стробоскопов, магнитофонных записей, рок-н-ролла, невидимого инфракрасного света. Что до «кислотного рока» – звука, известного по альбому «Битлз» «Сержант Пеппер» и резкому вибрато «Аэроплана Джефферсона», «Матерей всех изобретений» и многих других групп, – то он берет начало с выступлений «Благодарных Мертвецов» на Кислотных Тестах. «Мертвецы» делали звуковые копии световых проекций Роя Себёрна. Кое в чем есть и косвенная заслуга Аузли. Ошалевший Аузли, чудом спасшись во время своего знаменитого Безумного Полета, тут же принялся щедро вкладывать деньги в «Благодарных Мертвецов», а значит, и в Тесты. Быть может, несмотря на случившийся с ним приступ наркотического безумия, он считал Тесты новой волной, которой суждено большое будущее. Быть может, он решил, что «кислотный рок» – это звук будущего, а сам он станет для «Благодарных Мертвецов» кем-то вроде Брайена Эпстайна. Сие мне неведомо. Как бы там ни было, он начал покупать «Мертвецам» аппаратуру, какой еще не было ни у одного рок-н-ролльного ансамбля, включая «Битлз»: всевозможные тюнеры, усилители, приемники, динамики, микрофоны, магнитофоны, катушки, театральные рупоры, микрофонные журавли, осветительные приборы, станки для грамзаписи, инструменты, пульты, демпферы, всякие вспомогательные штуковины все, что было в продаже. Звук принимался столькими микрофонами, регулировался столькими пультами и устройствами переменного запаздывания, проходил через столько усилителей, смешивался и взбалтывался в стольких динамиках и через столько микрофонов шел обратной связью, что на выходе казался прошедшим химическую очистку. В звучании, которого добивались «Мертвецы», было нечто совершенно незнакомое и безумно таинственное, и именно из этого звучания вышло почти все то новое, что есть в рок-н-ролле, – я слышал, что этот стиль стали называть рок-джаз.

Кислотным Тестам обязаны своим появлением на свет даже такие явления, как искусство психоделического плаката – вихри надписей, узоров и вибрирующих оттенков, электропастельных тонов и светящихся спектральных цветов якобы в стиле «арт-нуво». Позднее другие импресарио и исполнители воссоздали основанное Проказниками направление с такой утонченностью, какая не снилась и самим Проказникам. Искусство не вечно, ребята. Плакаты стали произведениями искусства, вошедшими в общепризнанную культурную традицию. Более того, другие музыканты стали с большим успехом, по крайней мере коммерческим, чем «Мертвецы», использовать придуманную «Мертвецами» манеру звучания. Другие стали устраивать представления с различными средствами информации, превратив их, в конце концов, в приторно-сладкие конфетки с мягкой начинкой для мозгов. На что Кизи впоследствии заметил:

«Они знают, где это находится, но не знают, что это такое».

Идея состоявшегося в январе 1966 года Фестиваля Полетов принадлежала, строго говоря, Стюарту Бранду. Бранду и сан-францисскому художнику Рамону Сендеру. Двадцатисемилетний бывший биолог Бранд к тому времени уже сталкивался в Аризоне и Нью-Мексико с индейскими религиозными обрядами, связанными с культом пейотля. Бранд основал организацию под названием «Америке нужны индейцы». А в один прекрасный день, как раз после того, как с целью сфотографировать Землю был запущен спутник «Исследователь», он принял ЛСД, и, когда синапсы внутри его черепушки замельтешили со скоростью 5000 мыслей в секунду, там возник один из тех вопросов, что воспламеняют людские мозги: «Почему мы до сих пор не видели фотографии всего земного шара?» – и тогда он сел в машину и проехал всю Америку, от Беркли, штат Калифорния, до 116-й улицы в Нью-Йорке, продавая по дороге значки с этой надписью левым, правым, фундаменталистам. теософам, оппозиционерам – всем, у кого душа чиста или темна, охвачена паранойей или полна притворства…

Вместе с его приятелем Сендером они задумали свести воедино все бытовавшие в мире людей с понятием, но в ту пору еще разрозненные, новые виды выразительных средств и устроить для всех желающих Суперкислотный Тест. Снять зал и пригласить туда широкие массы. Для этой цели они нашли импресарио – Билла Грэхэма из Нью-Йорка, добившегося немалой популярности в мире людей с понятием в качестве члена сан-францисской «Мимической труппы», не раз попадавшей в полицию за постановку политических пантомим в парке такое уж у них было направление. Фестиваль Полетов намечалось провести в течение трех вечеров – в пятницу, субботу и воскресенье, 21–23 февраля, в сан-францисском «Портовом зале». В афишах Фестиваль Полетов был объявлен как грандиозный праздник, имеющий целью воспроизвести опыт восприятия ЛСД, но без самой ЛСД, а с помощью, главным образом, световых эффектов и музыки. Главное представление, в субботу вечером, должно было называться «Кислотный Тест с участием Кена Кизи и Веселых Проказников».

Кизи и Проказники подготовились к Фестивалю заранее. Приехала даже Горянка. Она справилась со своими проблемами и вновь была в автобусе. Проказники только что провели Кислотный Тест в «Филмор Аудиториум», большом танцевальном зале в самом центре одной из густонаселенных негритянских трущоб Сан-Франциско – района Филмор. Ночка выдалась бурная. Собрались сотни торчков и босяков со всего побережья залива, чумовых до остекленения. До Пола Красснера, уже вернувшегося в город, дошла весть, передававшаяся из уст в уста в… Обществе. В четыре или пять вечера все должны «глотнуть кислоты» и готовиться к Кислотному Тесту, который начнется в девять часов в «Филмор Аудиториум». Красснер приезжает туда и – черт побери! видит:

…в танцевальном зале сюрреалистически бурлят несколько тысяч тел, уторчавшихся до последнего вечно преданного микроба, в безумных нарядах и непотребном гриме, оглушительный рок-н-ролльный ансамбль, стробоскопический свет, гром-машина, воздушные шары, торчки, транспаранты, электронная аппаратура и пиджак какого-то парня с начертанным на спине воззванием «Пожалуйста, не верь в волшебство», обращенным к танцующей девице с четырехдюймовыми ресницами, – так что даже треклятые гвардейцы Пинкертона и те испытывают контактную таску.

Кизи просит его взять микрофон и сказать что-нибудь для радиорепортажа с места события. «Я понял только одно, – заявляет он средь всеобщего шума, – будь я копом и приди я сюда, я не знал бы, с чего начать».

Ну что ж, копы пришли, и они не знали, с чего начать. А явились они, чтобы в соответствии с местным законом прикрыть Тест в два часа ночи, когда все происходящее как раз достигло крайней степени безумия. Горянка с микрофоном в руках пронзительными криками подбадривала кружившийся в танце народ. Бэббс направлял лучи прожекторов на торчков, которые, вконец одурев, болтались по залу, и потусторонним голосом задавал им вопросы в другой микрофон: «Эй, в чем дело?… Ты что, не в своем уме!» С лица Пейджа Браунинга не сходила ухмылка Зилота. Копы принялись орать, что пора прикрывать лавочку, но, как они глотку ни драли, их никто не услышал, и тогда они начали выдергивать провода: микрофонные провода и провода громкоговорителей, провода усилителей и провода стробоскопов однако проводов оказалось дьявольски много, самая гигантская в истории змеиная яма проводов и штепсельных выключателей, к тому же, пока они успевали выдернуть восемь проводов, Горянка вставляла обратно десять, а в конце концов она взобралась с микрофоном куда-то на верхнюю галерею и оттуда принялась выкрикивать распоряжения танцующим и копам: «Громче музыку, еще вина!» – а копы никак не могли ее отыскать. Наконец они велели Проказникам очистить помещение, что те и начали делать – кроме Бэббса, который уселся в кресло и упорно отказывался сдвинуться с места. «А тебе что, надо особое приглашение?» – сказали копы.