А Чудеса? Пока не увидишь, как Проказники затаскивают в свой фильм «Битлз», Иов, считай, что чудес ты еще не видал.

2 сентября. Первое, что все слышат, проснувшись, швейная машинка Фэй. Фэй и Гретхен выволакивают на свет Божий большой платяной сундук, битком набитый всевозможным уродливым театральным старьем: там покоятся шпаги головорезов и украшенные плюмажем шляпы, дуэльные рубахи в духе Эррола Флинна и башмаки в духе Робин Гуда, колчаны и маски страшилищ, размалеванные светящимися красками жилеты дорожных рабочих и орденские ленты, клювы и колокольчики, каски сталеваров и шлемы авиаторов времен первой мировой войны, плащи Доктора Стрейнджа и абордажные сабли, гульфики и костюмы парашютиста, шерстяные футболки и фартуки, широкие галстуки и парики, трещотки колдунов и брюки-галифе Джима-Джунгли, эполеты Капитана Весельчака и трико Бесстрашной Четверки – а заодно и особые, в стиле «Веселый Проказник», румяна Пейджа Браунинга. Веселые Проказники готовятся нырнуть, основательно подзарядившись, в величайшее и безумнейшее столпотворение в истории Сан-Франциско попасть на концерт «Битлз» в «Кау-пэлэс».

Один из представителей, так сказать, внешнего круга Проказников, некто по имени С… из Пало-Альто… Этот С… провернул какую-то аферу и раздобыл для Проказников тридцать билетов на концерт «Битлз», хотя предполагалось, что достать билеты будет невозможно. С… был одним из тех, кто поставлял Проказникам кислоту. Кроме него, этим занималось одно старое пугало, которое все звали Безумным Химиком – гениальный химик-любитель, имевший, вдобавок, болезненную страсть к оружию. Как бы там ни было, этот С… провернул какую-то аферу и раздобыл еще и кислоты в количестве, вполне достаточном каждому на полет. Перед тем как Проказники внутренний круг и внешний – и еще кое-какие ребята поднялись в автобус, Кизи ухмыльнулся и раздал кислоту. Она была в капсулах, однако концентрация была столь высока, что слой кислоты покрывал внутреннюю поверхность капсул и создавалось впечатление, что внутри ничего нет. Проказники назвали это кислотным газом. Короче, все приняли кислоту и сели в автобус. Кэсседи куда-то запропастился, поэтому за руль сел Бэббс. Кизи взобрался на крышу автобуса и принялся режиссировать фильм. А фильм этот, надо сказать, получился весьма красочным. Автобус был супервооружен: вся звуковая аппаратура, два больших динамика на крыше, пластинки и пленки, плюс на крыше оркестр Проказников в полном составе – барабаны Джорджа Уокера, гитары, бас-гитары, тромбоны, летящие из окон перья от плюмажей, вспышки светящейся краски, развевающиеся эполеты, прикольные сверкающие эполеты, музыка «Битлз» из фильма «На помощь!», орущая из динамиков, а на крыше Кизи, Сэнди, Горянка, Уокер, Чума и новая Проказница, маленькая девочка по прозвищу Мэри Микрограмм, гитары и барабаны – «На по-о-о-омощь, кто-о-о-о-о-нибудь» – весь колышущийся и орущий автобус-карнавал тащится, подпрыгивая и трясясь, вверх через Скайлонду и Кахилл-Ридж, летит вниз через Пало-Альто и выезжает на Портовую Автостраду, ведущую в Сан-Франциско вновь этот треклятый странствующий цирк. Все уже тащились под кислотой, более того, все уже вовсю торчали, и их, одного за одним и Горянку, и Сэнди, и Нормана, который сидел в автобусе, – начинало охватывать то чувство, когда движение и рев автобуса, ритм музыки и ее звучание сливаются в единую круговерть, и Бэббс вроде бы ведет автобус строго в темпе и со скоростью музыки «Битлз», потому что все они – единое целое, все тащатся, как бабуины, и несутся мимо прикольных мотелей, электрической рекламы, высоких огней в Берлингейме, что возле аэропорта, мимо взметнувшихся ввысь шпилей суперамериканских мотелей компании «Хайет-хаус» – мчатся, испытывая килевую и боковую качку, строго в размере битловской музыки, ставшей уже фонограммой к этому фильму, вы же понимаете, а потом съезжают со скоростной магистрали у выхода из «Кау-пэлэса» и на боковую дорожку – «кто-о-о-о-нибудь» – спуск, под уклон, вниз по склону холма, к сумеркам, а по автостраде лихорадочным потоком движутся к югу миллионы машин, а солнце бомбой зависло над самыми холмами, явно вконец одуревшее. И вниз, до самого знака «стоп», тормоза звучат как чугунная флейта. взявшая «ля» ниже верхнего «до», – и в то самое мгновение, в то самое мгновение, когда останавливается автобус – кончается песня «Битлз» «На помощь!», в то самое мгновение и начинается таинственная музыка к тому эпизоду фильма «На помощь!», где за спиной Ринго крадется араб, и в это таинственное мгновение над автострадой поднимается ветер, а справа стоит заброшенная фабрика, вся кирпич и стекло, больше стекло, громадная фабрика двадцатых годов с застекленными окнами, и все стекла таинственно прогибаются на ветру, и тысячеглазая сверкающая пелена этого огромного предвечернего солнца вспыхивает пульсирующими взрывами солнечного света строго в размере этой таинственной арабской музыки – и в это самое мгновение Кизи, Горянка, Сэнди, Чума. все они – никому даже не нужно смотреть друг на друга, потому что они не только знают, что это видят одновременно и все остальные, они чувствуют, они чувствуют, как течет это сквозь единый мозг, Атман и Брахман, все едины в автобусе и все едины с корчащимся массовым солнечным отражателем, пульсацией солнечных бомбовых призм, кирпичом, стеклом, со всей этой дребеденью. Проказники, «Битлз» и солнечные бомбы вспыхивают арабской музыкой – и тогда, в т о самое мгновение, все они, слившись воедино, в единый мозговой поток, видят, как на фоне неба над зданием вырисовывается распадающаяся на части надпись:

Внезапно показалось, что Проказники способны затащить всю вселенную… в фильм…

А потом, как ни странно, Горянке, уторчавшейся уже до прикола, приходит в голову мысль: «Что за поеботина, это же смахивает на скотобойню». На самом-то деле это «Кау-пэлэс». Ей даже не удается сосредоточить взгляд на этом массивном здании – мешают окружающие его бесконечными кольцами заборы скотобойни, заборы и колючая проволока, и еще миллион машин, втискивающихся и втискиваемых в холодный краешек сумерек. Как ни странно, однако, Горянку это совсем не пугает. Это же просто скотобойня, только и всего.

Однако для других Проказников – концентрационный лагерь. Мы направляемся в тюрьму, только на этот раз пожизненно. Все выползают из автобуса, все всё еще в движении вместе с поверхностью земли, заборы концлагеря вертятся в ужасных сумерках, а миллиарды подростков-фанатов проносятся мимо них, прикалываясь и вопя. У каждого в руке билет, словно это единственный оставшийся шанс на спасение, но сейчас они не в силах разобрать и слова «мама». Они уторчались. Буквы на билете расплываются и уносятся прочь в потоке подростков-фанатов. Тридцать Проказников в развевающихся на ветру эполетах и плюмажах отчаянно вглядываются в крошечные, исчезающие в руках билетики, стоя в обнесенной колючей проволокой запретке концлагеря. Нас сейчас арестуют и на всю жизнь посадят за решетку. Это кажется неизбежным – ради чего же еще мы сюда приехали? Тридцать кислотных торчков, имеющие на своем попечении невинных детишек, при всех регалиях Проказников, до того заряженные грозной ЛСД, что у всех опустели тыквы, вертятся, пошатываясь, на одном месте в исступленной солнечной пульсации. На людях, очумевшие от ЛСД, да не просто на людях, а в этой ликующей, вздымающейся волнами битловской толпе, среди двух тысяч мрачных судейских копов, к тому же в полном облачении, один вид которого посылает всех к черту уничтожить уродов…

…однако… никто и не думает их хватать, никто с ними даже не заговаривает, тысячи копов – и ни один не пристает… потому что мы слишком заметны. Для Нормана это вдруг становится яснее ясного. Мы слишком заметны, мы сбили их с толку. Они не могут сосредоточить на нас внимание… или… мы втянули их в фильм и в нем ублюдков потопили…

Внутри «Кау-пэлэса» самый настоящий ревущий ад. Каким-то образом Кизи и Бэббсу удается провести раскрашенных безумцев на их места. Проказники сидят плотной группой на каком-то шатком насесте, сидят высоко, а от их мест пол круто спускается вниз к сцене, и впереди миллион орущих подростков-фанатов. Подростки-фанаты, десятки тысяч маленьких девочек уже во власти буйного помешательства, хотя «Битлз» еще и не думали выходить на сцену. Пока еще туда одна за другой валят другие группы, в качестве подготовительных номеров. И вот – «Марта и Ванделлас», в аорте возникает электрическая вибрация, кости прочищает звуковой пылесос, а подростки-фанаты орут – громадная пелена крика, словно пелена дождя при шквалистом ветре ииу, ииу, пау, пау, пау, – как чудесно, думает Норман, как искусно. Из самой толпы собравшихся в «Кау-пэлэсе», из пелены кричащих подростков-фанатов исходит этот чудесный, искусно устроенный свет, сотни вспыхивающих огней на фоне освещения большого накала, бьющих отовсюду рикошетом, до чего же чудесную, искусно сделанную вещь придумали здесь, чтоб нас…