Бригадира Нояно застала в стаде.

— Пойдем со мной! Больной олень у меня в отдельном корале, — торопливо говорил Майна-Воопка, увлекая за собой девушку. — Я все сделал так, как ты нам объясняла.

— Значит, у вас карантинный кораль[15] уже есть! Это хорошо, — обрадовалась Нояно.

Больным оказался молодой олень с отпиленными рогами. Нояно сначала понаблюдала за ним издали, не пугая животного. Полузакрыв глаза, олень понуро стоял на одном месте.

«Что ж, ни кашля, ни одышки у него нет», — подумала Нояно и попросила повалить оленя.

Майна-Воопка и Тымнэро повалили оленя.

— Ты все рассказывай, — попросил Тымнэро, пристально наблюдая за каждым движением Нояно. Вскоре в карантинном корале собрались все пастухи бригады. Нояно осмотрела язык и полость рта оленя.

— Вы, конечно, замечали: когда олень копыткой болеет, у него язвочки на конце и по бокам языка имеются, — объясняла Нояно. — У этого язык чистый. Посмотрим на ноги.

Страшно выкатывая глаза, олень вздрагивал, пытался вырваться. Подняв крайние волоски над копытом, Нояно показала на место перехода роговой каймы в волосатую кожу. Это место было вдавленным, разъедено комарами.

— Вот пощупай осторожно, — предложила девушка Тымнэро. — Чувствуешь, мягкое. Олень плохо питался, оттого ороговения здесь не произошло. Надо оленя этого особой травой кормить, я потом покажу ее вам.

Нояно взяла вторую ногу оленя и показала на губчатую кайму серо-желтого цвета у венчика волос возле копыта.

— Олень по воде много ходил. Те места, которые не успели ороговеть, сильно разбухли от воды, мягкими стали, оттого комары их разъели, ранки получились. Возможно, туда уже проник микроб, которого простым глазом увидеть нельзя. Он очень маленький и называется палочка некроза.

— Если глазу невидимый, то как же его увидели? — не без умысла спросил Тымнэро. — Ты расскажи, как его увидели, я-то знаю микроскоп, в школе в него не однажды смотрел, а пастухи о нем ничего не знают.

— Не торопись, Тымнэро, — ответила Нояно и стала объяснять, что из себя представляет палочка некроза и как о ней узнали.

И хотя пастухи бригады Майна-Воопки уже успели привыкнуть, что девушка олений доктор порой объясняла им такое, о чем никто раньше и подумать не мог, сейчас они удивленно переглядывались, как бы спрашивая друг друга, стоит ли верить словам Нояно.

— Хоть и нельзя глазом увидеть палочку эту, а нам хотелось бы на нее посмотреть! — заявил Воопка, всматриваясь в больные копыта оленя так, словно решил непременно увидеть этот проклятый микроб.

— Вот построим поселок в тундре, будет там ветеринарный — пункт, тогда Нояно микроскоп привезет и вы хорошо рассмотрите палочку эту, — вступил в разговор Владимир.

— Олень только начал болеть. Сейчас я копыта его марганцовкой промою. — Нояно раскрыла, свою походную аптечку. — А потом мы заставим оленя вот эти таблетки проглотить, дисульфан называется.

Оленеводы наклонились над ящиком с лекарствами.

— Надо, чтобы в каждой бригаде ящик был такой, — оказал бригадир Майна-Воопка. — Обязательно давай мне лекарства такие. Нужно, чтобы пастухи сами умели лечить оленей. Тебе, Нояно, помощь большая будет.

В словах бригадира пастухи почувствовали официальное признание авторитета оленьего доктора. Все они стали внимательнее и серьезнее. И только с лица Кумчу так и не сходила скептическая, ядовитая ухмылка.

— Ох, и — спать же я буду… как убитая! — сказала девушка, прощаясь с Владимиром, который устраивался спать прямо на улице, вместе с Тымнэро, на покрытых оленьими шкурами нартах.

— Спокойной ночи, Нояно, — тихо ответил Журба. — Усни без дум. Ты так устала.

А на небе светило неусыпное солнце, пригревая летнюю тундру теплыми, мягкими лучами. Неугомонные птицы кричали на разные голоса, порой усаживаясь совсем близко от уснувшего стойбища. В ярангах лениво ворчали сонные собаки. От пригретых покрышек яранг пахло дымом, дубленой кожей.

Гэмаль, сидя в кабинете секретаря райкома, рассказывал Ковалеву о строительстве в янрайской тундре. Сергей Яковлевич внимательно вслушивался в неторопливую речь нового заведующего райзо, делая пометки в своем блокноте.

— Подготовительные работы проведены и в самом Янрае и в тундре, в районе междуречья. Теперь я хочу сказать о самом главном: что побудило меня приехать в район. — Гэмаль помолчал, как бы еще раз взвешивая соображения, о которых так много последнее время думал.

— Не можем мы, Сергей Яковлевич, в это лето до зимы начинать строительство сразу в трех местах тундры. Не можем, — скупо подчеркнул Гэмаль, проверяя по лицу Ковалева, какое впечатление произвели на него эти слова. Лицо у секретаря было как всегда, и только в глазах появилось выражение серьезного любопытства.

— Почему не можем? — поставил вопрос Гэмаль и тут же стал отвечать на него. — Первое. Чтобы не испортить хорошее дело, чтобы всем оленеводам показать, насколько лучше станет их жизнь после того, как они с ярангами расстанутся, надо прежде всего выстроить очень хороший поселок в районе междуречья. Все, до самой последней мелочи, должно быть в этом поселке закончено до зимы. Люди с разных сторон приезжать будут, смотреть будут. Надо, чтобы такой поселок снился им; надо, чтобы у них никаких недоумений не возникло: а почему в домах не совсем тепло, почему из под-двери дует, почему печь дымит, почему ветром крышу срывает?.. Иногда так получается, что и от хорошего дела люди, как зайцы от охотника, в стороны разбегаются, потому что руководители не доводят это дело до конца.

— Верно, Гэмаль. Это — большое зло, с ним надо беспощадно бороться, — согласился Ковалев.

— Второе, — продолжал Гэмаль. — В Янрайский сельсовет помощь для строительства прибыла. Хорошие мастера, хорошо знающие свое дело, уже прибыли. Сначала мы так думали: у этих плотников, столяров, печников одно дело — построить дома, и все. А потом решили: нет, у них есть и другое важное дело — за короткий срок хотя бы нескольких колхозников своему ремеслу научить. Много еще предстоит строить и строить. Не всякий год им можно будет такую большую помощь присылать. И вот я на свою ответственность такое дело провел: отобрал среди охотников и оленеводов подходящих людей, возле мастеров их поставил — одним словом, строительные школы организовал в районе междуречья и в Янрае. Сначала Айгинто спорил со мной. Ему показалось, что из-за этой учебы строительство замедлится. Но потом со мной согласился. Из русских, присланных туда для помощи, тоже сначала не все со мной соглашались. Но мне сильно помог Степан Николаевич Фомичев. Помните, бородач такой. Сейчас он у нас в тундре главный учитель по столярному делу. А в Янрае Митенко всему учит: и плотницкому, и столярному ремеслу, и как печи делать, и как окна стеклить. Главный инструктор!

— Этот может, этот все может, — улыбнулся Сергей Яковлевич, — мастер на все руки.

— Председатель илирнэйского колхоза тоже решил человек двадцать колхозников в Янрай на учебу прислать. Учиться станут и заодно янрайцам помогут.

Секретарь оживился. Было видно, что слова заведующего райзо ему нравились.

— Третье. Мало хороший поселок построить. Надо, чтобы оседлая жизнь не повредила оленеводству. Я привез вам подробный доклад ветеринарного врача Нояно. На мой взгляд, очень ценный доклад. Она хорошо изучила пастбища в районе междуречья и нашла в них много недостатков, которые могут повредить выпасу оленей. Нояно доказала, что летне-зеленые и зимне-зеленые пастбища недостаточно хороши. Она предлагает улучшить их, и вот как: на этой территории много неглубоких, но обширных озер, воду из них совсем легко в реку спустить. Когда вода сойдет, нужно сразу же площади бывших озер семенами специальных трав засеять. Вот тут в докладе она называет эти травы — канареечник и мятлик болотный. Нояно с заведующим Красной ярангой Журбой уже целую армию ребят на сбор семян организовали. В коральных местах она предлагает скосить траву. Вырастет отава, ее покроет снег, и таким образом у оленей хотя бы в коральных местах будет молодой зеленый корм и зимой. Одних ягельников, вы сами знаете, недостаточно для оленей… Вот тут Нояно с Журбой целую карту-план составили, с чего начинать работу…