В группе недовольных продолжался ропот. И вдруг послышался высокий голос Иляя:

— Чего, как старухи болтливые, туда-сюда языком вертите? Я вон, можно сказать, полруки себе топором отрубил — и то молчу!

Иляй победно вытянул забинтованную руку.

— Слышишь, как чистит их! — засмеялся Петр Иванович, кивнув головой в сторону Иляя.

Айгинто одобрительно улыбнулся:

— А что было бы с ним, если бы…

— Без колхоза умер бы где-нибудь от голода, никому не нужным, — перебил Митенко председателя. — Или у Эчилина жил бы вместе с собаками.

В поселке председателю сообщили, что из Кэрвука прибыл Гэмаль.

— Где он? — обрадовался Айгинто. Заметив на берегу среди охотников высокую фигуру бывшего парторга, Айгинто почти побежал к нему. Узнав, что Гэмаль прибыл для помощи в строительстве, Айгинто повеселел.

— Как хорошо, что тебя послали помочь нам. Вдвоем нам легче будет.

— Почему вдвоем? — возразил Гэмаль. — Весь район помогать нам станет. Сергей Яковлевич при мне целое совещание провел. Собрались в его кабинете и начальники полярных станций, и руководители Дальстроя, и начальник гидрографической экспедиции. Обещали плотников вам в помощь прислать, печников, стекольщиков, а самое главное — подходящие материалы решили выделить.

Гэмаль достал из планшетки лист бумаги, протянул Айгинто. Председатель, присев на камень, принялся вчитываться в записи Гэмаля.

— Сергей Яковлевич наказывал так все организовать, чтобы для других пример был. Люди из соседних колхозов приедут сюда учиться дома строить…

— Ого! — загорелся Айгинто, прочитав записи Гэмаля. — Весь район помогать нам будет!..

— А как ты думал! Говорю же, показательное строительство, — улыбнулся Гэмаль.

— А это кто? — вдруг встрепенулся Айгинто. — Караулин! Когда это он приехал?

— Вместе сегодня приехали. Не разговаривал со мной, когда дела мне сдавал. А теперь ничего… помирились. Директором райторгконторы его назначили. Говорят, хорошо за новое дело взялся. Посмотрим, что дальше будет.

— Ну, идем, идем скорее ко мне, поедим, чаю попьем! — заторопился Айгинто, увлекая Гэмаля за собой.

Стадо паслось на склонах пологой сопки. Мэвэт бродил по стаду, приглядываясь к телятам. Успокоенный, что все они выглядели бодрыми и здоровыми, бригадир присел на камень, посмотрел вниз под гору на стойбище. Выстроенное замкнутым кольцом на обширной горной террасе, стойбище было хорошо видно. В середине круга стояла большая палатка с развевающимся красным флагом — Красная яранга. Чуть в стороне от палатки виднелся высокий штабель бревен, доставленных по реке плотами из Янрая.

Мэвэт долго смотрел на штабель. Вспомнилось, как он в числе других оленеводов стоял на этой же горной террасе с секретарем райкома.

— Вот здесь и начнем строить тундровый поселок! — сказал тогда Ковалев, внимательно осматривая район междуречья. Много после этого было разговоров среди оленеводов о намеченном строительстве тундровых поселков. Большинство обрадовалось этому известию, чувствуя, что в жизни тундры намечается что-то новое, до сих пор не бывалое. Но некоторой часть оленеводов не верила в возможность большого строительства или не одобряла его. И когда в тундру прибыл первый плот бревен готового сруба, весть об этом сразу же облетела все стойбища. Пешком или на легких байдарах оленеводы, чьи стойбища находились у рек, добирались до района междуречья, подходили к бревнам, как бы не веря своим глазам, тщательно осматривали, ощупывали их. Тут же у бревен разжигали костры и, усевшись в тесный круг, долго за чаем обсуждали: хорошо или плохо, что в тундре должны появиться вместо яранг дома?..

Сейчас, глядя на яранги, Мэвэт старался мысленно представить себе, как будет выглядеть стойбище, когда вместо яранг возникнут дома. «Зимой, в темную ночь далеко окна домов будут светиться. Со всех долин четырех рек огни далеко видны будут».

Дождавшись смены пастухов, Мэвэт направился к стойбищу. Еще издали бригадир увидел высоко взобравшихся на штабель людей. «Опять гости прибыли на бревна смотреть, — подумал Мэвэт, — строить дома скорее надо. Лето уйдет, холода настанут, до зимы не успеем».

Собравшиеся оленеводы говорили все о том же — о строительстве домов в тундре. Мэвэт ревниво прислушивался к каждому слову, досадливо кряхтел, если кто-нибудь, по его мнению, говорил совсем не то, что надо. Особенно его раздражали слова Кумчу, приехавшего узнать новости о строительстве.

После того как Майна-Воопка стал вместо него бригадиром, Кумчу еще более замкнулся в себе, неохотно выполнял приказания нового бригадира, исподтишка распространял о нем разные нелепые обидные слухи. Узнав, что в район междуречья пришли первые плоты бревен, Кумчу начал нашептывать пастухам самые невероятные опасения по поводу строительства. Слова его услыхал Майна-Воопка. Посмотрел новый бригадир в глаза Кумчу и сказал:

— Откуси язык свой, болтливый человек, собакам выбрось! Обо мне ты можешь говорить, что голове твоей вздумается, но о новых домах молчи. О них другие — честные люди — слова говорить будут.

— Видно, тяжелое время пришло, если молчун Майна-Воопка так много браниться стал, — злобно усмехнулся Кумчу. Не выдержав холодного взгляда бригадира, он ушел в свою ярангу, стал собираться в дорогу.

Сейчас Кумчу прислушивался к разговору оленеводов, выжидая удобного случая, чтобы снова высказать свои соображения.

— Такой дом не снесет пургой! В таком доме не будешь дрожать от холода! — донесся до него голос Тымнэро, сидевшего у костра в кружке молодежи.

— Ветер, который в голове твоей, Тымнэро, и дома перевернуть может, — наконец не выдержал Кумчу. Заметив на себе пристальный взгляд Мэвэта, он повернулся к нему, заговорил быстро, возбужденно:

— Что так смотришь на меня, Мэвэт? Или ветер, который в голове Тымнэро, и в твоей голове гуляет, пургу из твоих мыслей делает? Видно, ты тоже жилище люоравэтляна[13] на чужой непривычный дом променять решил? Наверное, и спать не по-человечески на высокой подставке будешь? Смотри, захочешь во сне повернуться — на деревянный пол упадешь, старые кости сильно зашибешь, болеть будут.

Мэвэт сунул под нос Кумчу свою трубку и сказал, с трудом сдерживая себя:

— Затянись из трубки как следует, может кусок шкуры, который во рту твоем болтается, снова языком человеческим станет.

Кумчу машинально затянулся из трубки Мэвэта и тут же вернул ее хозяину.

— И трубка-то твоя как-то по-другому пахнет, не чукотский дух я слышу в ней.

— Собака, у которой нюх испорчен, всегда мясо с рыбой путает, — не уступал Мэвэт.

Оленеводы молча, с затаенным напряжением прислушивались ж перепалке между Мэвэтом и Кумчу.

Красный, с узкими злыми глазками на широком лице, Кумчу лихорадочно обдумывал ответ Мэвэту.

— Что же, ладно. Зимой в гости к тебе в этот дом приеду, ночью ждать буду, когда с постели-подставки на пол упадешь, ждать буду, когда место рядом с твоей женой для меня освободится, — наконец нашелся он сказать.

— Нет уж, я лучше твою жену с собою рядом с краю положу, чтобы самому на пол не свалиться.

Быстрый ответ Мэвэта вызвал у оленеводов смех.

Кумчу нахохлился, умолк, с горечью признаваясь себе, что в поединке с Мэвэтом потерпел поражение.

— Я думаю, люди, надоело вам слушать, как двое мужчин, будто старухи сварливые, языками болтают. Давайте делом займемся! — сказал Мэвэт.

— О каком же это деле ты говоришь? — поинтересовался Кумчу.

— Вот посмотрите, сколько камней валяется как раз там, где дома строить будем. — Мэвэт встал и широким жестом показал на камни вокруг стойбища.

— Правильно бригадир говорит! — поддержал Мэвэта пастух Раале.

— Пойдем! — предложил своим друзьям Тымнэро и, ни слова ни говоря, направился к первому камню, выбрав потяжелее.

Через четверть часа люди были захвачены работой.

— В кучу, аккуратно складывайте камни! Они нам еще пригодятся, когда дома будем строить! — распоряжался Мэвэт.