М. И. Калинин участвовал в разработке избирательной платформы, в пропаганде ее среди рабочих и многим помог понять существо новой думской политики большевиков. Чем ближе подходили выборы, тем сильнее становился накал избирательной борьбы на фабриках и заводах Петербурга: голоса многотысячного пролетариата в значительной степени влияли на распределение депутатских мест в Думе между партиями.

Большевистская тактика «левого блока»[69] на выборах в Думу оказалась успешной: этот блок получил 222 депутатских места, 65 из них имели социал-демократы, создавшие свою думскую фракцию. Но II Дума просуществовала недолго. В начале июня 1907 года царь разогнал и ее. Социал-демократическая фракция Думы была арестована. Россия вступила в один из самых тяжелых периодов своей истории. Революция была беспощадно подавлена. Тысячи безвестных борцов, героически сражавшихся на баррикадах, были расстреляны, сосланы на каторгу, посажены в тюрьмы. Карательные отряды, военно-полевые суды, черносотенные банды залили страну кровью. Тяжелые потери понесли большевики. Но реакция не сломила их воли к борьбе. Они вынуждены были вновь временно уйти в глубокое революционное подполье. В декабре 1907 года был организован нелегальный переезд Ленина за границу.

В условиях наступившей реакции Калинин продолжал постигать науку конспирации и нелегальной деятельности. Волна массовых арестов, прокатившаяся летом 1907 года, коснулась и его, 4 июня он подвергся обыску и аресту. Однако из-за отсутствия улик его через некоторое время освободили. Несмотря на террор, Калинин не прекратил революционной работы. Он вел ее умело, вовремя обходя полицейские ловушки и преграды.

Большевики считали, что торжество реакции — явление временное. Как и все ленинцы, Калинин был твердо убежден, что революционный народ снова обретет могучую силу. Партия пролетариата, уйдя в подполье, продолжала готовить массы к новым революционным сражениям. «Нас недаром прозвали твердокаменными, — подчеркивал Ленин. — Социал-демократы сложили пролетарскую партию, которая не падет духом от неудачи первого военного натиска, не потеряет головы, не увлечется авантюрами».[70]

Свою линию в условиях реакции большевики определяли, исходя из решений V съезда РСДРП (апрель — май 1907 года) и директив Заграничного большевистского центра во главе с Лениным, избранного на совещании большевиков — делегатов съезда. Большевики отвергли меньшевистскую идею легализации (а по существу ликвидации) партии с помощью беспартийного «рабочего съезда». Они считали, что, оставаясь в глубоком подполье, партия должна сохранить боевой характер. Вождь большевиков учил, что сила пролетарской партии прежде всего в идейной убежденности и несгибаемости ее членов, в ее связи с рабочим классом, со всеми трудящимися, а потом уже в ее численности. Такой силой партии прежде всего были кадры профессиональных революционеров-ленинцев, рабочих-большевиков, одним из которых был Михаил Иванович Калинин.

После ареста летом 1907 года Калинин некоторое время продержался на Трубочном заводе. Выручало природное умение быстро ориентироваться в любой обстановке. Но ему претило приспособленчество в какой угодно форме. Здесь Калинин был неукротим: из спокойного, выдержанного человека он превращался в напористого, требовательного, неотступного. Он не мог и не хотел смириться с введенной системой ежедневного обыска рабочих в проходной завода. Зная о том, что всех, кто пытался протестовать против унижающих человека методов обыскивания, тут же увольняли. Калинин тем не менее возглавил делегацию рабочих, которая направилась к заместителю начальника завода полковнику Данилову и заявила ему протест против незаконных обысков и увольнений. Калинин держался с достоинством и позволил себе «недопустимую» выходку: имел дерзость «рассуждать» и доказывать неправильность действий начальства. 30 ноября 1907 года начальнику 8-й мастерской было предложено рассчитать токаря № 1567 (личный заводской номер рабочего Калинина). На следующий день появился приказ по заводу, который гласил: «…Исключается: токарь Михаил Калинин за неуместный разговор с помощн[иком] нач[альника] завода по вопросу, его не касающемуся, и за ненадобностью (по § 12 Пол.)».[71] Калинину было отказано даже в профессиональной аттестации, без которой почти невозможно было устроиться на другой завод.

О протесте Калинина против посягательств заводчиков на достоинство человека вскоре узнали многие пролетарии столицы. Об этом смелом поступке 19 января 1908 года рассказал орган профсоюза металлистов журнал «Кузнец».

Оставаться долго безработным Калинин не мог: надо было содержать семью — жену и маленького сына, да еще изыскивать какие-то возможности для материальной помощи матери, хозяйство у которой после смерти отца в феврале 1907 года совсем пришло в запустение. Для поступления на любой завод нужна была трудовая рекомендация. Помог случай. Один из инженеров Трубочного завода, высоко ценивший профессиональное мастерство Калинина и проникшийся к нему уважением за умение достойно отстаивать честь человека, на свой страх и риск выдал удостоверение такого содержания: «Дано сие токарю инструментальной мастерской Михаилу Калинину № 1567 в том, что, работая во вверенной мне мастерской на ответственных лекальных работах, поручаемую ему работу исполнял отменно, поведения отличного, ни в чем предосудительном замечен не был; мастерская же с его уходом теряет незаменимого работника».[72] Эта рекомендация дала Калинину возможность устроиться на оптический завод Рейхеля. Но и здесь он удержался недолго. 2 мая 1908 года Калинин был уволен с завода за демонстративный невыход на работу 1 мая — в День международной солидарности трудящихся. Он понимал, что наверняка потеряет с таким трудом полученную работу, но поступить иначе не мог. Пусть его товарищи по заводу увидят, почувствуют, что ничем нельзя сломить силу боевого пролетарского духа, ничем! Сегодня голос протеста поднимет он, завтра — другой, а через некоторое время эти голоса вновь сольются в многомиллионный клич: «Долой гнет и насилие! Да здравствует свобода!».

Новый протест Калинина не остался незамеченным. Полицейские агенты, давно крутившиеся вокруг «смутьяна», были готовы вот-вот захлопнуть за ним ловушку. Охранка вела тайную слежку за домом, где жил Калинин у своего старого товарища И. Д. Иванова. О слежке узнали случайно. Дочь дворника, частенько игравшая во дворе с младшей сестрой жены Иванова, как-то рассказала своей десятилетней сверстнице, что к ее отцу приходили какие-то дядьки и велели следить за ивановским жильцом. С детской непосредственностью дочь дворника заявила:

— Вашего очкастого Калинина скоро арестуют.

Опасность ареста стала реальной. Михаил Иванович решает исчезнуть на время из Петербурга. В конце весны 1908 года он уезжает в Верхнюю Троицу, куда еще ранее отправил жену с сыном.

Тяжелую картину, еще более мрачную, чем ранее, увидел Калинин в деревне: нищета крестьянского быта, помещичий произвол; посвист нагайки урядника и насилие, чинимое полицейским приставом; иссохшие от вечных недоеданий и непосильного труда лица деревенских мужиков и баб, страдающие от голода дети…

Семья Калининых по-прежнему ютилась в маленькой избушке. А в семье с приездом Михаила Ивановича стало шесть человек: мать, две сестры, Екатерина Ивановна да сынишка Валерий. Накормить всех в такое тяжелое время — задача не легкая. Но сколько радости, ничем неизмеримой радости принес матери приезд сына! Каким счастьем светилось ее лицо, когда она прижимала его к груди! Дождалась! Жив и здоров ее любимец, надежда и опора семьи. Улеглись на время материнские тревоги. А ее неугомонный сын, не отдохнув ни дня с дороги, хватался, как и в юности, за любую работу, лишь бы только облегчить хлопоты стареющей матери. Он с детства хорошо знал, чего стоят в крестьянском хозяйстве, да еще в страдную пору, работящие мужские руки. И Михаил Иванович трудился, как заправский крестьянин: пахал, боронил, возил навоз, сеял, отбивал косы и серпы, косил, жег уголь… Спорый в работе, он трудился от зари до полуночи. Иногда приходилось по ночам ездить вместе с сестрой Пашей в городок Кашин продавать уголь, чтобы как-то помочь матери уплатить недоимки по податям и поддержать семью, живущую впроголодь. Сколько верст отмерил он за эти ночные поездки! Лошадь была такой немощной, что в любую минуту могла пасть. Поэтому сам Михаил Иванович всегда шел пешком, нередко по непролазной грязи, тридцать верст туда, тридцать обратно. Голодный, усталый, но никогда не унывающий!