Какое-то время Медрик слушал, раздраженно кивая головой. Мимо поклонницы Барбары Пим проплывали невообразимые просторы ничего; а стюарды начали на другом конце салона раздавать напитки.

— Я бы тебя не волновал по пустякам, Фрэнк. Но факты таковы: бар станет банкротом буквально через четверть часа, если мы не пошевелимся! И так уж случилось, что я нахожусь на самолете, а ты — на земле, поэтому вот что ты… Ладно, я расскажу тебе, что происходит! Рафаэль связался с одним типом из Джерси, который то ли гангстер, то ли из мафии, и сделал его управляющим бара, а теперь этот парень…

Пауза. Снова нервные кивки головой.

— Нисколько не сомневаюсь, что призрак Каспер лучший бизнесмен, чем Рафаэль. Но бизнесмен бизнесмену рознь. А этот бизнесмен обирает бар до нитки! Если выслушаешь меня, Фрэнк, я расскажу, как он это делает. Он пользуется деловым кредитом, скупает товар, не платит ни копейки за него, собирает, продает кому угодно и сваливает. Подожди.

Медрик снова покачал головой и обернулся к Дортмундеру.

— Какой товар он покупает?

— Ну я случайно видел четыре кассовых аппарата.

— Четыре кассовых аппарата? — удивленно моргнул Медрик.

— Они были в задней комнате.

В телефон Медрик повторил:

— Четыре кассовых аппарата, Фрэнк, все в задней комнате.

— Где-то тридцать барных стульев.

— Где-то тридцать барных стульев.

— И уже вывезли французское шампанское и русскую водку на свадьбу.

Медрик убрал трубку от своего рта и возмущенно посмотрел на Дортмундера.

— Свадьба? Я и за чью-то свадьбу теперь плачу?

— Выходит так.

В телефон Медрик уже произнес:

— Спасибо, Фрэнк, что поинтересовался. Так вот, что ты сделаешь. Помнишь того шарлатана доктора, которого они назначили Рафаэлю на условном? Главзад, точно, этот мозгоправ. А, Глевад? Ну, прошу прощения, Глевад, чокнутый доктор. Позвони ему, Фрэнк, прямо сейчас позвони, нарвешься на автоответчик — скажи, что это срочно, а когда этот Главзад тебе перезвонит… Да, знаю, Фрэнк… И ты назовешь ему диагноз Рафаэля — мания величия. Скажешь, что он скупает всякие ненужные вещи, и ради блага собственного сына ты хочешь, чтобы этот Главзад сегодня же изолировал парня! Чтобы сойдя с трапа…

— Ура! — тихонько порадовался Дортмундер.

— …я мог отдать всем оптовикам их товар из бара, чтобы они уже о нем позаботились, все отдать и сказать — вы продали товар психически больному человеку, вот и справка есть. У тебя есть ключи от бара, Фрэнк, и после того как поговоришь с Главзадом, иди туда… Ты хочешь, чтобы я оказался на твоем иждивении? Если бар сдохнет, Фрэнк, у меня ничего не останется, кроме пенсии, так что я буду вынужден переехать к вам с Морин.

Дортмундер заметил, что несколько человек с соседних сидений глазели на них в открытую, а один, кажется, даже вытянул вперед что-то напоминающее звукозаписывающее устройство, хотя со всем этим самолетным шумом вряд ли там запишется что-то внятное и полезное для суда. В любом случае, леди с книжкой по-прежнему читала ее, а если самому Медрику было плевать, что весь мир узнает о его делах, то чего бы Дортмундеру из-за этого переживать?

— Значит так, — продолжал говорить в телефон Медрик. — Ты идешь в «Бар и Гриль», посмотришь чего там накупили, находишь все бумаги, счета, ваучеры, страховки, короче все, что поможет упечь Рафаэля. И я серьезно говорю — сделай это сегодня! Мне надо, чтобы он был закрыт прямо сейчас, и до тех пор пока мы не разгребем все это дерьмо. Фрэнк, ладно, не извиняйся, я понимаю, мы все занятые люди. Ну, только не я, мы там во Флориде не очень-то заняты, но я знаю, что ты весь в делах и Морин тоже и все там на Лонг-Айленде. Рад, что ты воспринимаешь все серьезно, Фрэнк, потому что это все по-настоящему серьезно и… Нет, нет, Фрэнк, забудь и не беспокойся об этом, ты мне только бар спаси. Я туда сразу с аэропорта приеду…

— Ура!

— … с одним жуликом из тех, с задней комнаты, который…

— Эй!

— … и рассказал мне обо всем. Он и есть спаситель бара, если только мы успеем все исправить вовремя. Его стоит благодарить. Увидимся там около часа.

С явным удовлетворением Медрик с силой воткнул трубку обратно в паз. Проигнорировав возмущенный крик с переднего сиденья, он выдохнул:

— Окей.

— Напитки? — спросил стюард.

— Да, — сказал Дортмундер.

— Я буду пиво со льдом, — заказал Медрик.

— Мне то же самое, — кивнул Дортмундер.

— Мне «Кровавую Мэри», — сказала леди с книжкой. Мило улыбаясь Джону и Медрику, она произнесла: — Это называется мошенничество, и очень надеюсь, вы хорошенько прищучите этих членососов.

Хосе Большому и Хосе Маленькому, как и большинству новых охранников жилого комплекса «Императум» на пересечении Пятой Авеню и Шестьдесят Восьмой улицы, досталась вся тяжелая работа. Им приходилось таскать сумки с продуктами миссис Виндбом от входа и до ее квартиры, потому что она боялась будто носильщики из магазина ее изнасилуют. Именно они периодически лезли на крышу, чтобы проверить электро-пугало для голубей. Также, им выпала честь выносить всякие опасные отходы из кабинетов двух врачей с отдельными входами на Шестьдесят Восьмую улицу. Еще они раз в неделю проверяли на обоих лестницах мистические пропажи лампочек. Ну, и дважды в месяц осматривали пентхаус А.

Понедельник, 16 августа, 10 утра. Хосе Большой записывает в журнале «Проверка П-А» и вместе с Хосе Маленьким они едут наверх в лифте. Лифтер в форме, серб по имени Марко, свои улыбочки и веселые разговорчики припасал для жильцов, так что всю дорогу до пентхауса, оба Хосе врали друг другу по-испански о своих сексуальных подвигах в течение выходных. Они буквально не замечали Марко, а он, в свою очередь, так же молча игнорировал их.

Пентхаус А все так же был пуст и свободен. Его владелец, какой-то парень по фамилии Феавезер, был где-то заграницей, причем так давно, что ни один из Хосе не видал его после приема на работу. Представьте себе, парень такой богатый, что может позволить себе иметь пентхаус в крутом здании на Пятой авеню на Манхэттене и даже не жить в нем! И не сдавать его в аренду. Даже какого-нибудь кузена не оставив для присмотра!

Учитывая, что пентхаус А был единственной квартирой на последнем этаже, то лифт прибывал не в общий коридор, а в небольшую прихожую с мраморным полом, стульями в стиле ампир, столиками на крученых ножках и с шедеврами кисти Пикассо на всех четырех стенах. Раздвижные двери, которые Хосе всегда держали открытыми, вели в гостиную, где огромные окна с правой стороны открывали чудесный вид на Менхэтен и парк с высоты птичьего полета.

Все здесь — от персидских ковров до шикарной старинной мебели и мраморных статуй на пьедесталах; от старинных шедевров в тяжелых темных рамах до тщательно продуманного лепного декора на потолке — просто кричало о деньгах, роскоши и комфорте. И Большой Хосе любил время от времени, в тихие моменты на работе, поваляться на восьмифутовом золотом диванчике, а Маленький Хосе его будил, если вдруг возникали проблемы.

В любом случае, обход это не время для отдыха на диване. Следующие два часа они занимались тем, что проделывали дважды в месяц — проверяли квартиру: пустой работающий холодильник, где только в морозилке дожидался хозяина лед; бачки и сливы в каждой из четырех ванных комнат; окна в каждой комнате; обе сигнализации — одна простенькая камера над лифтом и более сложная, с детектором движения у входа с северной стороны, двери которого вели в спальни с видом на юг — и обе работали исправно; камины в гостиной и хозяйской спальне на предмет мусора или проскочивших грызунов, закрыты ли в них плотно заслонки. К тому же они всегда проверяли автоответчик, который отвечал на звонки, но сообщения не сохранял.

В квартире было два бара — один в гостиной и один дальше, возле кухни, больше похожий на бар в отеле со всем подобным инвентарем. Крепкие напитки в них присутствовали в ассортименте, а вот вина или коктейлей не было. Однако оба Хосе прекрасно понимали, что пользоваться всем этим богатством нельзя. Слишком хорошей, легкой и спокойной была эта работа, чтобы так рисковать.