— Ты делаешь большую ошибку! Я больше сюда не приду! Ты сама сожгла все мосты… Ты неблагодарная сучка!

— Да пошел ты… — не выдержала Стелла. Скорее всего Брэд не расслышал ее слов, но ее это мало волновало. Она испытала высочайшее удовлетворение от того, что наконец хоть как-то выразила свое возмущение. Стелла встала и быстро последовала за надзирательницей.

Прошло немногим более пятидесяти минут, прежде чем Стелла выполнила все необходимые формальности, связанные с освобождением под залог, и вышла из здания тюрьмы. Она окунулась в яркие, ласково согревающие лучи полуденного солнца. Стелла медленно спускалась по лестнице, намереваясь поймать такси и отправиться в аэропорт, когда неожиданно увидела Сэма, который радостно размахивал руками возле своей машины, припаркованной на обочине. Она бегом бросилась вниз, приблизившись к Сэму, повисла у него на шее. Стелла так крепко обняла его, что тот чуть не задохнулся. Ему пришлось оторвать ее от себя, чтобы вдохнуть хоть немного воздуха.

— Это ты уплатил за меня, Сэм, — выпалила она, когда они сели в машину. — Как я смогу отблагодарить тебя? Это самый дорогой подарок, который я когда-либо получала в своей жизни.

Сэм радостно улыбнулся.

— Я уверен, что ты найдешь способ отблагодарить меня, Стелла. Я просто не мог позволить, чтобы тебя и дальше держали в этой вонючей камере.

Он неожиданно отвернулся и посмотрел в окно. Сэм был отнюдь не бедным человеком и весьма преуспевал как адвокат, но ему было нелегко расстаться с деньгами ради женщины, которую он знал очень непродолжительное время. У него был сын, о котором нужно заботиться, а после смерти жены он хотел быть уверен, что будущее его сына, как, впрочем, и его собственное, будет надежно обеспечено. Он провел бессонную ночь, напряженно размышляя о Стелле и пытаясь убедить себя в том, что не стоит принимать близко к сердцу ее проблемы. Но как только взошло солнце, он вскочил с постели и помчался в аэропорт, чтобы успеть на первый рейс самолета, вылетающего в Хьюстон. Все остальное было делом техники. Он узнал сумму залога, явился в офис тюрьмы и сразу же внес его.

Пока Сэм пытался упорядочить лихорадочно наскакивающие друг на друга мысли, Стелла откинулась на заднее сиденье и глубоко вдыхала свежий воздух свободы, наслаждаясь яркими лучами солнца. Было очень влажно и жарко, но она не обращала на это абсолютно никакого внимания. За всю свою жизнь она еще никогда не ощущала такого разнообразия запахов. Чрезмерный приток кислорода после долгих дней, проведенных в душной камере, вероятно, вызвал быстрый рост адреналина в крови. Ее охватило чувство безмерной радости и облегчения. Стеллу не волновало сейчас то, что долгожданная свобода могла оказаться непродолжительной, что после предварительного слушания по первому делу освобождение под залог может быть аннулировано и ее снова отправят в гнусную тюремную камеру, где будут держать до окончания судебного процесса. Она была свободна, и воздух свободы опьянял ее, как выдержанное хорошее вино. Это опьянение кружило ей голову и радостно будоражило воображение, подстегиваемое приятным запахом крема для бритья, исходившим от Сэма. Она наклонилась к нему и почувствовала легкий запах лимона и еще чего-то очень приятного.

— Давай поедем в гостиницу, — предложила она. — Там мы сможем раздеться и весело отпраздновать мое освобождение.

— Стелла, — повернулся к ней Сэм и сдержанно улыбнулся, — я не хочу, чтобы ты думала, что я внес за тебя деньги только для того, чтобы добиться каких-либо сексуальных уступок.

— Да, я знаю, что это не так, — сказала Стелла, улыбнулась и положила руку ему на плечо. — Я делаю это не только для тебя, но и для себя тоже.

— Ты это серьезно? — спросил Сэм, отвечая на ее улыбку. — Как это понимать?

— Той ночью, — сказала она, проведя пересохшим языком по верхней губе, — ты обращался с моим телом так, как виртуоз с виолончелью. Я никогда не думала, что ты такой талантливый музыкант.

— Гм, — промычал Сэм, явно польщенный столь высокой оценкой. Он притянул ее к себе и быстро поцеловал в губы. — Всегда к вашим услугам, мадам, — шутливо произнес он, убирая прядь волос с ее лба. — Я хочу сказать, что любой мастер готов работать часами ради совершенствования своего мастерства. Но, когда ты неожиданно попросила меня уйти, я подумал, что порядком наскучил тебе.

— Нет, это не так, Сэм, — взволнованно возразила Стелла. — Ты был просто великолепен. Я не раз вспоминала каждую секунду той замечательной ночи. Мысли о ней помогли мне продержаться в этой вонючей дыре.

— Ну что же, — сказал он, включая двигатель и довольно усмехаясь, — если ты настаиваешь, мы отправимся в мотель, расположенный неподалеку отсюда. Правда, это не самое лучшее место в городе. Может, все-таки поедем куда-нибудь в центр? Там есть немало первоклассных гостиниц, таких, например, как «Омни» или «Ритц-Карлтон».

— Я только что вышла из тюремной камеры, Сэм, — грустно напомнила ему Стелла. — Поэтому любой мотель покажется мне самым настоящим дворцом.

Сэм убрал руки с руля и снова посмотрел на нее.

— В таком случае, может быть, сначала нам стоит поехать в хороший ресторан и основательно подкрепиться? А потом…

Стелла склонилась и положила голову ему на плечо. Затем она прижалась к нему всем телом и, упираясь грудью в его плечо, тихо и томно прошептала: — Сыграй свою партию, Сэм.

Через мгновение они уже мчались по тихой улочке к ближайшему мотелю.

Комната оказалась маленькой и безвкусно обставленной. От разорванных кое-где покрывал и старых простыней пахло клопами. Тем не менее Стелла чувствовала себя здесь куда лучше, чем в тюремной камере.

Она приняла душ и, выйдя из ванной комнаты, направилась к Сэму, прикрывшись большим полотенцем. Сэм ждал ее на кровати. Когда она подошла поближе, он попытался сдернуть с нее полотенце.

— Не надо, Сэм, — сказала Стелла, нахмурившись, и удержала полотенце, скрывающее ее тело. — Ты же говорил, что в этом мотеле на всех окнах плотные шторы. Или я ослышалась? Почему здесь так много света?

— Здесь действительно есть плотные шторы, но они почему-то не опускаются, — объяснил Сэм. — Что-то случилось с веревкой, должно быть, она запуталась. Кроме того, — продолжил весело он, — я хочу видеть тебя при свете.

Стелла вскинула вверх подбородок, и по ее спине пробежали мурашки.

— Это тебе только кажется, что ты хочешь видеть меня, — тихо сказала она. — Поверь мне, Сэм, не надо этого делать.

Сквозь ветхие занавески пробивались яркие лучи солнца, и Стелла вдруг поняла, что стоит в самом центре комнаты и ее со всех сторон заливает солнечный свет. На мгновение ей даже показалось, что она стоит на сцене в мощных огнях рампы. Она сделала несколько шагов назад, стараясь укрыться в тени.

— Не надо быть такой стеснительной, — ласково сказал Сэм. — Я уже видел шрам на твоей щеке. Неужели ты не помнишь этого? Стелла, ты так ловко зачесываешь волосы, что он совершенно незаметен.

— Ты думаешь, это единственный шрам на моем теле? — грустно спросила Стелла, не выходя из тени. — Это не так, Сэм.

— Ну и что? — спросил Сэм, не отрывая от нее взгляда. — Где бы они ни находились, мне все равно. Я не обращаю внимания на подобные пустяки. Ты кажешься мне очень привлекательной женщиной. Ты просто прекрасна, Стелла. Не знаю, почему ты не хочешь понять этого. С этим согласны все, кто тебя окружает.

— Искалеченные люди всегда ведут себя несколько странно, — сказала Стелла низким и каким-то монотонным голосом. — Девушки с обезображенными руками почти всегда носят платья с длинными рукавами, чтобы скрыть от посторонних свою ущербность. А парни с деформированными ушами стараются надевать глубокие вязаные шапочки. Люди с атрофированными ногами прикрывают одеялом нижнюю часть тела. — Она замолчала и откашлялась, прочищая горло. Ее глаза стали слегка поблескивать от набежавших слез. — Я провела несколько месяцев в ожоговом центре и видела там людей с такими ужасными ранами, что не могла понять, зачем вообще врачи боролись за их жизнь. — Она снова замолчала и тяжело вздохнула. — Полагаю, что воля к жизни настолько сильна, а страх перед смертью — настолько велик, что эти люди продолжают жить и даже показываются на улице, несмотря на то, что страдают от каждого взгляда и каждой неосторожной фразы, высказанной в их адрес. Но я не похожа на этих людей, — твердо сказала она. — Я бы не смогла жить, если бы знала, что дорогой для меня человек считает мое тело безобразным.