В голове Стеллы лихорадочно проносились беспокойные мысли. Как они могли поверить показаниям Рэндалла и подвергнуть сомнению то, что заявила она? Ей это показалось совершенно бессмысленным.

— Послушай, — сказала она, отодвигаясь вместе со стулом от стола и глядя Гроуману прямо в глаза. — Может быть, это всего лишь хитрый трюк Холли? Если вышестоящее начальство узнало о моей глупой выходке и заставило Холли собирать улики против меня, то она, возможно, решила, воспользоваться этим расследованием, чтобы найти дополнительные свидетельства против Рэндалла.

— Не думаю, Стелла, что это так.

— Но почему? — закричала она. — Зачем они это делают? Здесь, должно быть, какая-то ошибка. Это недоразумение, Бен. Любые обвинения против меня просто абсурдны.

Гроуман обогнул стол и стал медленно расхаживать взад и вперед по кабинету.

— Как только Фитцджеральд узнает твою точку зрения и выслушает показания твоего брата, я уверен, он тут же пресечет эту глупую затею. — Он резко повернулся к столу и посмотрел Стелле в глаза. — Но ты должна отнестись к их выпаду с максимальной серьезностью, Стелла. Ни в коем случае нельзя недооценивать Холли Оппенгеймер, — предупредил он.

Стелла никогда раньше не поднимала с Гроуманом вопрос о сексуальных домогательствах, в которых кое-кто его обвинял. Она не придавала значения сплетням и вообще взяла за правило не совать нос в чужую частную жизнь. Однако сейчас Стелла решила выяснить некоторые подробности о его отношениях с Холли.

— Бен, — обратилась она к нему, — что в действительности произошло между тобой и Холли?

— Это было совсем не то, о чем ты думаешь, — тихо ответил он, устало опускаясь на стул. — Я и в самом деле любил ее. Это ничего общего не имело с сексуальным домогательством, как она теперь заявляет. У нас был очень короткий роман, но мы сблизились по взаимному согласию.

Прошлой ночью Стелла сказала Сэму, что всегда считала сплетни, циркулировавшие вокруг Гроумана, досужим вымыслом. Она была уверена в том, что Бен встречался с Холли на стороне и не оказывал на нее давления. Однако во время непродолжительного разговора за обедом, когда Стелла была в Хьюстоне, Холли снова настаивала на том, что Гроуман использовал свое служебное положение, чтобы добиться сексуальной близости с ней. Стелла не хотела обсуждать их отношения и брать чью-то сторону, полагая, что это ни к чему хорошему не приведет, а лишь осложнит ее собственную карьеру и работу с Беном.

— Почему же она это сделала, Бен? Почему подняла вокруг этого скандальную шумиху?

— Озлобленность, — ответил Бен и недовольно поморщился. — Она была тогда молодой и наивной. Полагаю, она надеялась на то, что наши отношения могут привести к выгодному для нее результату. Она, конечно, рассчитывала, что я в конце концов разведусь с женой и женюсь на ней.

— А ты обещал на ней жениться?

— Никогда! — решительно сказал Гроуман и покачал головой. — Она с самого начала знала мое отношение к семье и детям. Ей было известно, что дети очень много значат для меня. Когда наши отношения прекратились, она продолжала писать мне письма и посылала их на мой домашний адрес. Кроме того, она часто приходила в тот ресторан, где я обычно обедал вместе с женой и детьми. — Он посмотрел на Стеллу. Его лицо осунулось и перекосилось, словно от боли. — Я вынужден был уволить ее, Стелла. Она могла разрушить не только мой брак, но и мою карьеру.

— А я думала, что она сама ушла, — сказала Стелла, с любопытством посмотрев на Бена.

— О да! — согласился он и пояснил: — С формальной точки зрения она ушла из моего агентства по собственному желанию. Когда дело Пелхама окончательно провалилось, я использовал ее проигрыш в качестве предлога и перевел Холли из отдела по расследованию убийств в отдел по борьбе с мошенничеством. Я знал, что она ни за что не сможет смириться с этим и уйдет. Ты ведь знаешь, Холли очень амбициозная женщина.

Стелла отвернулась и посмотрела в окно. Она не знала, что сказать. Не могла же она признаться, что он сам только что дал ей повод для сомнений, ведь то, что он ей рассказал, было очень близко к тому, что говорила раньше ей Холли. Во всем, что касается сексуальных домогательств, женщины более проницательны, чем мужчины. У них свой взгляд на подобные вещи, и поэтому Стелла испытывала некоторую симпатию к Холли, считая ее пострадавшей стороной. Даже если учесть, что у Холли отнюдь не легкий характер и иногда с ней бывало трудно общаться, она все же была хорошим адвокатом. Насколько могла припомнить Стелла, Холли всегда справлялась со своей работой, и справлялась великолепно. Несмотря на их личные взаимоотношения, Гроуман не имел права понижать ее в должности, тем самым толкая к отставке.

— Я только одно могу сказать тебе о Холли Оппенгеймер, — добавил он, вставая. — Эта женщина себе на уме, Стелла. Она может использовать всех и все, чтобы добиться цели. Я признаю, что когда-то любил ее, но уверен, что она никогда не любила меня. Она лишь использовала меня для продвижения по службе. Я давал ей самые выгодные дела, предоставил самый удобный кабинет, помог стать известным и уважаемым адвокатом, — он сделал паузу, а потом продолжил: — Тебе не следует доверять ей.

Стелла откинулась на спинку стула.

— Я не согласна с тобой, Бен. То, что у тебя был с ней не совсем удачный роман, еще не означает, что она себе на уме — эдакая вероломная змея. Ты сам убедишься в этом, когда мы приедем в Хьюстон. Это какое-то недоразумение. Возможно, кто-то из руководителей заставил ее поступить именно так.

На этот раз Бен взорвался, грозно размахивая в воздухе сжатой в кулак рукой:

— Не смей и думать о том, что эта женщина — твой друг. Я хорошо знаю ее. Она вполне может использовать это дело, чтобы нанести удар мне. Ты слышишь меня?

— Да, слышу, — сказала Стелла. — И все же я не могу согласиться с тобой.

— Кто, по-твоему, позвонил мне и сказал, что они собираются вернуться к этому делу? — почти закричал он. — Кто явно злорадствовал, рассказывая мне о том, что мой лучший обвинитель подлежит аресту по обвинению в убийстве?

— Кто же это был? — спросила Стелла, удивленно уставившись на Бена.

— Твоя подруга Холли, — выпалил тот, прежде чем быстро повернуться и покинуть ее кабинет.

Джексон Бойд Фитцджеральд занимал большой угловой офис на десятом этаже здания на улице Фаннин. В этом же здании находился офис окружного прокурора Хьюстона. Уже при приближении к его помещению Стелла почувствовала стойкий запах терпкого дыма сигар. Как только они переступили порог, Стелла начала задыхаться, ее глаза увлажнились от едкого дыма. Она переглянулась с Марио, а затем стала терпеливо ждать, пока Гроуман представит ее и брата Фитцджеральду.

Как только все необходимые формальности были соблюдены, хозяин кабинета жестом пригласил их сесть на стулья, стоявшие перед его столом.

Кабинет был обставлен добротной дубовой мебелью и украшен тяжелыми изделиями из бронзы, выполненными в западном стиле. Стелла сразу заметила, что здесь давно не делали уборку: все вещи были покрыты толстым слоем пыли. Да и сам Фитцджеральд показался ей таким же старым и пыльным, как обстановка его кабинета. К своим шестидесяти девяти годам он давно прошел пик расцвета, но все еще играл довольно значительную роль в политической жизни Хьюстона и не позволял надеяться на успех любому кандидату, вздумавшему занять его пост. У него были седые с желтоватым оттенком волосы, маленькие водянистые глаза на изрезанном морщинами лице и густые, кустистые усы, кончики которых опускались намного ниже губ. Одетый в белый летний пиджак и галстук-бабочку, он напомнил Стелле персонаж из кинофильма о жизни рабовладельческого юга. Единственное, чего ему недоставало для полноты воплощения образа, так это белой соломенной шляпы.

Гроуман кратко изложил суть дела, а потом передал слово Стелле, попросив ее рассказать окружному прокурору Хьюстона о своих подозрениях относительно Тома Рэндалла.