Впрочем, чему удивляться, раз в тех самых Верхних Мхах у ее отца было довольно большое карамельное производство, и девочка, можно сказать, росла среди карамели — играла карамельными игрушками, носила карамельные украшения, и вообще знала о карамели больше, чем иной взрослый. К тому же она читала все, что попадалось ей под руку, в том числе и о магических свойствах этого предмета…

Так что к двенадцати годам у маленькой Ксанты развилась страсть не только к карамели как таковой, но и к магии и волшебству в целом. Она уже не просто собирает карамельные безделушки — у нее появляется заветная тетрадка, куда наравне с обыкновенными девичьими записями царевна начинает заносить разнообразные заклинания, формулы заговоров, описания магических обрядов и гаданий. Ничего дурного ни в гаданьях, ни в заговорах от простуды и зубной боли, ни в приворотах–отворотах, конечно, нет — эта детская болезнь колдовства не минула многих знатных дам вообще, а в карамельной Махрии тем более.

Однако у юной царевны болезнь прогрессирует: рецепты, заносимые в тетрадь, год от года становятся все изощреннее, и к четырнадцати годам от невинных развлечений она переходит к настоящему чернокнижию: записи заносятся уже в отдельную тетрадь и шифруются. Код, конечно, самый простенький — царевна записывает рецепты печатными «полубуквами» — однако человек, не знающий хорошо по–махрийски, разобрался бы в записях далеко не сразу.

Рет — Ратус внимательно просмотрел приложенные к делу листки с расшифровками и даже выписал отдельно некоторые даты — совпадения получились любопытные.

Например, почти в то же самое время неожиданно умирает жених, за которого царевна должна была выйти замуж в пятнадцать лет. Совпадение? Умышление? Прямого подтверждения или опровержения в записях нет, но известно, что за несколько недель перед этим потенциальный жених, зная о склонностях Ксанты, подарил будущей невесте великолепную карамельную куклу — вроде бы в качестве своего портретного изображения, а Ксанта в своих записях ранее отзывалась о нем весьма пренебрежительно.

Как говорится: имеющий ум да им воспользуется. Хотя бы задним… гм… числом

Правда, после смерти несостоявшегося жениха в дневнике Ксанты начали появляться и раздраженные записи: царевне не терпелось стать женщиной, а это все откладывалось и откладывалось, потому что отец перебирал и перебирал претендентов. (Которые, надо заметить, несмотря на красоту и завидное богатство, не спешили свататься — по Махрии поползли зловещие слухи, распространяемые, впрочем, родственниками несостоявшегося жениха.) Как бы то ни было, но Ксанта выходила из себя: ведь ей уже семнадцать, а в Махрии незамужняя восемнадцатилетняя девушка уже считается старой девой. Словом, согласно старой поговорке: «замуж уж невтерпеж».

Как же выходит из положения нетерпеливая Ксанта? Она обращается к одному из своих рецептов и подливает отцу несколько капель некоей жидкости, а потом, воспользовалась спровоцированным настоем безволием родителя, добивается почти невозможного — права выехать из Махрии к столичной тетке и провести там один сезон. Уже одно это, будучи раскрытым, стоило бы царевне жизни, так что побег имел двоякую цель: вырваться из кабалы родительского дома и выгодно пристроить себя в дальнейшей жизни. Но вряд ли сама царевна боялась именно разоблачения. В данном случае она действовала чисто по зову плоти. (Что, кстати, свойственно ей было почти всегда — она была не столько умна, сколько просто сметлива и изворотлива.)

Прибыв в Столицу, царевна была уверена, что к концу сезона окрутит какого–нибудь имперского аристократа. При этом она полагалась не только на личное обаяние. Царевна была предусмотрительна, и у нее заранее был припасен целый сундучок всяких снадобий — одних только рецептов для устранения нежелательной беременности в нем насчитывалось более десятка.

Зов плоти преобладал: девственность Ксанта потеряла практически сразу же по приезде — за несколько дней она заставила потерять голову теткиного эконома и фактически затащила его в свою постель. И это было только начало. Царевна прямо–таки наслаждалась доступностью мужчин — ведь ранее вблизи она видела разве что отца; евнухи в счет не идут.

В короткий срок она перепробовала, вероятно, всех мужчин в доме — причем в записях она подробно описывала все, что происходило с ними, и даже сравнивала особенности строения и крепость мужских органов (в дневнике, не предназначенном, конечно же, для чужих глаз, это было расписано подробно и с циничностью, которая покоробила бы, пожалуй, самую прожженную проститутку из солдатского борделя).

В то же время в свете и на балах она была сама воплощенная невинность, что не мешало ей собирать и сортировать самые скабрезные слухи обо всех потенциальных женихах.

Все это, конечно, не подсудно, но весьма недвусмысленно показывает моральный облик будущей герцогини Садал; поэтому Рет — Ратус и решил отразить сие в докладе. Князь, конечно, поморщится, ведь речь идет о жене его племянника, но не для того Рет — Ратус наступает на свежую мозоль начальства, чтобы ущемить его. Просто одно из другого вытекает: будь царевна поразборчивей в связях, могло бы и не быть дела N 58934. Впрочем, описание предыстории вопроса заняло не больше страницы.

А вот на следующей начнется кое–что более занимательное.

В конце зимы, проведенной юной царевной Ксантой в Столице, у нее появляется постоянный любовник (впрочем, постоянный — не значит единственный), покоривший ее не только физическими статями, но и общностью интересов. Сей вполне зрелый молодой человек в промежутках между любовными утехами вел с ней (насколько сейчас можно судить — вполне целенаправленно) разговоры о магии, давал читать какие–то таинственные фолианты, и они невесть что творили, уединяясь под покровом ночи. В общем, с его помощью подугасшая было страсть к магическому у махрийской царевны получила подпитку — она стала совмещать приятное с полезным.

Да так успешно, что лишь за неделю до встречи весны — а дело, как назло, было в високосный год, — царевна Ксанта поняла: при нынешнем своем уровне владения магией испытание в Парке Фейерверков Арафы она не пройдет. Сказаться больной? — пришлют лекарей. Срочно ехать домой в Махрию? — но это будет просто еще одним способом совершить самоубийство: гаремные бабки–прислужницы чуть ли не по цвету ногтей могут выявить согрешившую девицу, а ей уже пришлось один раз, несмотря на все женские и колдовские предосторожности, прибегать к тайной помощи повивальной бабки.

Заботливый любовник подсказал ей идею послать в Арафу вместо себя якобы молочную (но, как теперь достоверно стало известно, вовсе даже единокровную) сестру, приживалку и служанку, скромницу Амнис: девушки были до того похожи, что не воспользоваться этим сходством было просто грешно. Дело оставалось за малым — уломать сестру. И бедняжка согласилась пройти испытание за несчастную Ксанту, поделившуюся с ней своим горем: она стала жертвой коварства некоего негодяя–соблазнителя, силой взявшего ее, и теперь прохождение обряда грозит раскрытием тайны, позорной высылкой назад, в Махрию, а там… Амнис знала, что ожидает там, и поддалась.

И что вы думаете? Именно ей, скромной Амнис, а не великолепной Ксанте, удалось сделать то, на что та потратила всю зиму: жребий поставил ее в пару молодому герцогу Садалу, и тот пленился ее очарованием так, что две недели спустя явился просить руки царевны! Узнав об этом, Ксанта не на шутку рассердилась на свою сестру–приживалку. Она была просто взбешена, но до поры не выказывала своих чувств и была с Амнис примерно добра, уверяя в своей благодарности за наметившийся брак.

Однако теперь девушка представляла для нее прямую опасность. Даже две: история с подменой, стань она достоянием гласности, грозила ссылкой, но если станет известно, что наметившийся было жених влюблен вовсе не в ту девушку, которая должна вот–вот стать его женой, попахивало кое–чем пострашнее — такие шутки с высшей аристократией просто так не проходят…