— Ты мне зубы не заговаривай, — напомнил Денис, — давай ближе к делу.
— Да куда уж ближе. Мент этот за мной сюда притащился. На меня дело завести пытаются, только накопать ничего стоящего пока не могут. Я в горы рванул, чтобы передохнуть немного, отдышаться. А то устал я чего-то за последние месяцы от доблестных органов отбиваться. Думал, подзаряжусь энергией, голову разгружу. Ну и так, на всякий случай. Если они победят и меня все же закроют, долго мне еще в горах не бывать.
Артем Рудинский считал себя человеком удачливым. Фартовым даже. Все, за что он ни брался, получалось обязательно. Даже совсем уж безнадежные затеи, узнав о которых умные люди крутили пальцем у виска, ему удавались. Сначала, по молодости, он о таком своем постоянном везении не задумывался, принимал как само собой разумеющееся. А как же иначе? Если человеку чего-то очень хочется, это обязательно должно получиться. Правда, понаблюдав за жизнью, Артем обнаружил, что не все так просто и гладко. Сколько примеров было перед глазами, когда человек хотел чего-то, бился изо всех сил, но не получал желаемого. Некоторым вообще не везло фатально, как, например, школьному другу Генке. У того, за что бы он ни брался, все шло кое-как, не впрок, Неудачник, словом. А ведь неглупый парень, казалось бы.
У Артема же все получалось играючи. Начиная с торговли «сникерсами», которой они баловались с тем же Генкой после школы, и заканчивая валютными операциями, на которых он смог неплохо подняться в девяносто восьмом. Как ему тогда в голову пришло скупить на все деньги долларов, он и сам понять не мог. Будто под руку кто толкал: покупай, не думай. Он тогда, в начале августа, как раз машину продал, собирался новую брать, прикидывал, на что хватит… вот все деньги, за свою «девятку» вырученные он в доллары и перевел. А зачем, какой в этом смысл, если через пару дней уже должен был к продавцу ехать, новую «тачку» смотреть, он объяснить не мог. Улыбался и плечами пожимал.
А тут еще Генке срочно деньги понадобились. У него всегда все было срочно и всегда позарез надо. Конечно, он к Артему кинулся занимать. А к кому еще, если дружок только-только тачку продал, а деньги потратить не успел? Еще торопил: быстрее, быстрее. А у Артема, смешно сказать, кроме долларов этих, только мелочь по карманам, на пачку сигарет еле-еле. Генке, как всегда, позарез надо было. В грудь себя бил, обещал, что через две недели кровь из носу, все до копеечки, до цента, вернее. Артем и отдал. Все, что за машину получил, да еще свои накопленные, которые тоже поменял до кучи, отдал дружку дорогому.
Когда пакет с баксами достал из тайника, екнуло что-то внутри, предчувствие какое-то. Подумалось вдруг, что не отдаст Геныч долг. Прямо перед глазами встала картина, как тот снова себя в грудь бьет и в глаза заглядывает.
Артем тогда придержал рукой пакет, плотно набитый стянутыми резинкой пачками, и предложил вдруг дружку дорогому написать расписку. Генка опешил поначалу, но деваться ему было некуда, видно, и в самом деле надо было очень. Написал. Все как положено: сумму в баксах прописью, срок отдачи через две недели, число, подпись.
Через два дня объявили дефолт. Генка сначала не беспокоился, наверно, не понял толком, что произошло. А может, телевизор не смотрел, не до того было. Появился аккуратно через две недели, с клятвенными обещаниями вернуть все вот-вот, и частью долга. В рублях.
Артем смотрел на бьющего себя в грудь друга, что было для того обычно, и во второй раз екнуло внутри, стало ясно, что он рискует денег своих никогда не получить обратно.
Он отодвинул от себя стопочку обесцененных отечественных купюр и выложил перед оторопевшим Генкой его расписку. С числом, подписью и суммой в долларах. И чем дольше смотрел на орущего и матерящегося Геныча, дружка теперь уже бывшего, тем яснее становилось, что поступает он правильно. Так, как надо, поступает. И тихой радостью разливалось в груди воспоминание, как послушался того самого «внутреннего голоса», про который столько анекдотов, и перевел все деньги в валюту. Как чувствовал.
Ему тогда никто не верил, что сделал он это просто по наитию. Все знакомые, и Генка первый, были уверены, что шепнул Артему кто-то вовремя, есть свой человечек в банке. Ведь банковские-то должны были знать, не может такого быть, чтобы не знали. Случись такое с кем другим, он и сам бы не поверил, что случайно. Не бывает в жизни таких случайностей. Но про себя-то он знал, что нет никакого знакомца в банке, не обзавелся он в то время еще такими связями. Зеленый был совсем.
Генку он тогда додавил, деньги свои обратно получил, в долларах, как в расписке было. Не сразу, конечно, через полтора месяца. Пришлось подождать, пока Геныч квартиру, от бабки доставшуюся, продаст ниже рыночной стоимости да деньги в баксы переведет.
Вот так и вышло, что продал Артем «девятку» подержанную, а получил стоимость двушки-хрущевки, хоть и через полтора месяца. Машину он тогда покупать не стал, раздумал, пока по сторонам смотрел и офигевал от того, как у людей на глазах их бизнес рушился. Те, кто, подобно Генке, взаймы брали в валюте, прогорали на глазах. Хорошо, если получалось продать дело, а то ведь и за долги приходилось отдавать.
Вместо машины купил тогда Артем маленький автосервис недалеко от дома. Прежний хозяин не стал ждать, пока кредиторы за него возьмутся, рассчитался сам и уехал из города. И опять все у него получилось даже лучше, чем задумывалось. К весне прикупил еще один автосервис, по дешевке, если разобраться. Потом еще один. Там уже прежний владелец не только «тачки» ремонтировал, но и подержанные иномарки привозил желающим под заказ. То ли по доброте душевной, то ли по глупости, только рассказал он Артему обо всех своих иностранных поставщиках, все контакты сдал, все схемы. Может, надеялся, что Артем его при себе оставит как ценного работника. Так, конечно, проще было бы новое для себя дело начинать, но Артем решил, что и сам справится как-нибудь. А неудачника, не сумевшего на такой золотой жиле нажиться, чтобы в дефолт устоять, ему под боком не надо. Да и опасно оставлять рядом с собой бывшего владельца. Это сегодня он тебя благодетелем считает, когда ты его кредит погасил. А завтра поуспокоится, в себя придет и решит, что никакой Артем не благодетель, а захватчик. Нет, ни к чему такие люди рядом, особенно когда сам чувствуешь себя зыбко, как на болоте.
В следующие десять с небольшим лет Артем сумел не только не пропасть в пыльном вихре отечественного бизнеса, но и поднялся так высоко, как даже мечтать раньше не смел. Никому не веря на слово, не подпуская к себе никого ближе просто приятельских отношений, он сумел превратить свой крохотный автосервис в сеть фирменных автосалонов и сервисных центров. Проходя по торговому залу, вдоль сверкающих полированными боками автомобилей премиум-класса, вспоминал иногда бизнесмен Рудинский ту свою, самую первую, «девятку», с продажи которой все и началось. А ведь сомневался тогда. Недолго, правда, но сомневался. Жалко было продавать и страшно, что деньги, лишенные на время овеществленности, обесценятся вмиг. В такие моменты улыбался Артем Рудинский удовлетворенно и радовался, что решился тогда на самый главный, наверно, шаг в жизни. А про Геныча никогда не вспоминал.
Бывший друг тоже никак себя не проявлял. Канул в полную неизвестность на все эти почти полтора десятка лет. Ни у общих знакомых они не пересекались, ни на улице не встречались случайно. В миллионном городе двум людям потерять друг друга несложно. Особенно если оба этого хотят.
Возник Геныч неожиданно, как черт из табакерки. Артем сначала никакого значения не придал знакомой фамилии на официальном бланке. Мало ли людей с одинаковыми фамилиями? Он тогда больше самим бланком озадачился, чем фамилией на нем. И только потом, отойдя от первоначального шока, заметил, что фамилия у начальника отдела по борьбе с экономическими преступлениями точь-в-точь как у его бывшего друга. И инициалы тоже подходят: «Г.А.». А какое отчество у Геныча было? Андреевич, Александрович? Не интересовался он никогда отчеством, а теперь выходит, что зря не интересовался. Потому что, если это на самом деле обиженный когда-то друг, то все эти неожиданные проверки, посыпавшиеся одна за другой, могут означать не просто чье-то желание выхватить лакомый кусок, а и месть.