— Я там только один раз ходил, — признался Денис, сдаваясь. — Дорогу плоховато помню. Если плутать начнем, мы не сократим, только еще сильнее людей без толку вымотаем.

— У меня карта есть, — успокоил его Артем.

Он метнулся к рюкзаку и через несколько секунд положил на колени Денису свернутую в четыре раза карту-миллиметровку.

Денис покосился изумленно на неперестающего удивлять своей предусмотрительностью «спортсмена» и развернул карту. При свете костра, конечно, нечего было и пытаться хоть что-то разобрать. Он посветил себе фонариком и еще раз поблагодарил судьбу за такого попутчика, как Артем.

Колян разбудил Дениса в четыре утра, как договаривались.

— Рота, подъем! — сообщил он громким шепотом. — Поспал немножко, дай поспать другому.

Не дожидаясь, пока Денис проснется окончательно, Колян сдернул с него синюю куртку и бухнулся рядом на коврик. До этого на коврике рядом лежал Артем. Денис поискал его глазами, но не увидел поблизости. У костра, сгорбившись и подперев лицо руками, сидел Вадим Сергеевич. На лежанке плотно, как шпроты в банке, лежали студенты и семейка в полном составе. Тощая Костина задница свешивалась с вороха веток и маячила в опасной близости от земли.

Артема не было.

Денис потряс за плечо начавшего уже похрапывать Коляна.

— Да не знаю я, куда он делся, — пробурчал тот недовольно. — Тут был, вроде. А потом отошел. Чего ты грузишься, командир? До ветру человек отошел. Ты же ему не пионервожатый.

И чего он, в самом деле? Артем — это не Костя, за него можно не переживать.

— А когда он ушел? — Что-то зудело на душе, не давало успокоиться. — Давно?

— Да не помню я! Что я, слежу за ним, что ли? Минут десять прошло, может и двадцать.

— Что-то долго он по нужде ходит.

— Ну, знаешь, это у кого какая нужда, — не сдавался упрямый Колян. Спать он расхотел и теперь рассуждал, развалившись на спине и глядя в полное звезд небо. — Это тебе, может, пары минут хватит, а у него, может, организм такой… Допустим, простатит у человека. Чего ты ржешь? Ты молодой пока, вот тебе и смешно, А как прихватит, вспомнишь мои слова. Или он стесняется, Артем этот. Он же культурный, елки-палки! Не гадит там, где живет, вот и ушел за километр. Братан мой, между прочим, тоже отлить пошел, и тоже бродит где-то минут десять уже.

— Тоже простатит?

— Не-а, тоже интеллигент.

Денис усмехнулся в сторону. Колян так трогательно защищал репутацию братана: не дай бог заметит и обидится.

Вадим сидел прямо на земле и смотрел перед собой неподвижным взглядом. Денис сначала подумал, что на огонь, но потом понял, что смотрит он поверх затухающего костра на темную громаду обступавшего их леса. Подбросил в костер несколько поленьев, сел рядом, подтолкнул к Вадиму охапку лапника.

— Вадим Сергеевич, вы бы на земле не сидели. Простынете.

Вадим посмотрел на него и молча отвернулся.

— Какое это имеет значение теперь? — сказал он, помолчав.

— Вадим Сергеевич, так нельзя. Мы все вам очень сочувствуем, но нельзя так к себе относиться. Надо жить…

— Да что вы знаете о жизни? — перебил его Вадим без всякого выражения. Говорил он медленно, будто перед каждым словом раздумывал, стоит его произносить или можно обойтись и так. — Вы думаете, жизнь — это самое важное? Самое главное, за что стоит держаться изо всех сил? За что нужно бороться любой ценой? Любая цена за простое биологическое существование?

— Почему же только биологическое? Жизнь — это ведь не только есть и спать. Это еще много чего другого.

— Например?

— Ну как же… — Денис запнулся на полуслове и замолчал растерянно.

Вадим грустно улыбнулся.

— Вы еще очень молоды. Вам интересно жить и хочется ухватить от жизни побольше. Всего побольше: удовольствий, впечатлений, денег, наконец. И в этом нет ничего плохого, не подумайте, что я осуждаю подобные стремления. Я и сам такой — мне тоже хотелось и денег, и славы. Просто, когда изо всех сил борешься с обстоятельствами, очень велик риск, что борьба эта тебя затянет с головой, станет единственной целью. Единственным способом существования даже. Когда долго борешься за жизнь, вернее, за то, что ты в это понятие вкладываешь — вот эти самые деньги и признание, — постепенно забываешь, зачем вообще эту борьбу начал. Суетишься чего-то, мечешься. А потом остановишься на миг и поймешь, что совсем не стоит эта самая «жизнь» той цены, которую ты готов за нее заплатить. А жизнь в первоначальном, биологическом, смысле вообще штука малоценная.

— Вадим Сергеевич, да что вы такое говорите! — не выдержал Денис. — Я все понимаю: у вас горе такое, вы устали. Но все равно так нельзя думать. Вот увидите, мы скоро выберемся отсюда, и все будет хорошо.

Глушенков посмотрел на него внимательно и снова грустно улыбнулся.

— Вадим Сергеевич, вы, наверно, тоже боитесь, что тут маньяк бродит? — догадался вдруг Денис. — Я понимаю, это очень неприятно. Но вы просто не отходите от основной компании, и ничего страшного не случится. Он же не будет в открытую нападать, правда? Он пока убивает тех, кто один был.

— Да нет никакого маньяка, — сказал Вадим равнодушно. — И бояться здесь нечего.

— Хорошо бы, если так. Но вы все же поосторожней. Все-таки двух человек убили.

Вадим поворошил палкой угли в костре, проследил за взлетевшим снопом искр, проводил взглядом две самые яркие, улетевшие почти к самому небу…

— Убили только Олю, — сказал он твердо. — А ваш друг, я в этом абсолютно уверен, стал жертвой несчастного случая.

— Ничего себе, несчастный случай! Вы голову его видели?

— Видел. Голова очень сильно разбита. Но это могло случиться уже после смерти. Его ведь тащило течением по камням.

— Ну а в воду-то он как попал?

— Да как угодно. Мало ли тонет народу… Голова закружилась или поскользнулся.

Денис помотал головой:

— Не мог он споткнуться. Вы не забывайте, что Лешка не задохлик какой-то. Он, между прочим, рафтер со стажем, спортсмен. У него с координацией все в порядке.

— Я понимаю, что вам неприятно это осознавать, но давайте посмотрим правде в глаза: убивать вашего друга было не за что. И незачем.

— А жену вашу, значит, было за что убивать? — спросил Денис в запале и тут же осекся, прикусил язык.

Вадим снова уставился неподвижным взглядом на тлеющие угли и сказал тихо:

— Олю не за что было убивать. Она была, допустим, не слишком приятным человеком, но и только. Ее не за что было убивать, но было для чего. А смерть вашего друга никому не нужна.

Денис открыл было рот, чтобы выяснить, что Глушенков имеет в виду, говоря о том, что лишать жизни его жену «было для чего», но понял вдруг, что ничего от него не добьется. Вадим снова сидел с отсутствующим видом, как раньше, когда нашли убитую Ольгу. Смотрел перед собой остановившимся взглядом и, кажется, перестал воспринимать происходящее вокруг.

Спать было неудобно. Жестко, тесно и душно под этим чертовым спальником. Вечером Даша радовалась, что ей выпало спать в середине, так, уж точно, не замерзнешь…

Лучше бы мерзла.

Пролежать всю ночь неподвижно, стиснутой с одной стороны Ириной, а с другой Димкой, оказалось сущим мучением. Спина затекла уже через полчаса, о том, чтобы уснуть, даже и не мечталось. Очень хотелось перевернуться на бок или хоть как-то изменить положение тела. Лапник этот проклятый еще. Это с виду сосновые ветки такие мягкие и пушистые, как на новогодней открытке. Любоваться ими хорошо, а вот когда эта дрянь у тебя под боком — тут уж не до такой блажи. А она-то, наивная, думала, что в избушке на голых нарах было неудобно…

Даша выбралась из-под навеса невыспавшаяся и злая. Огляделась вокруг и поплелась ко вчерашнему костровищу. Тело болеть перестало, но навалилась непонятная вялость и какая-то всеохватывающая, вязкая лень.

Она остановилась на полдороге и посмотрела на свои руки, повернув их ладонями вверх. Грязь и смола въелись в кожу, расползлись темными пятнами. Даша попыталась оттереть руки о штаны, но поняла, что делает только хуже. Джинсы после трех дней на природе потеряли хоть сколько-нибудь приличный вид и выглядели, как роба портового грузчика. Вдруг нестерпимо захотелось снять с себя грязную одежду и помыть, наконец, руки. Желательно теплой водой. А еще лучше горячей, чтобы с трудом терпеть, но чтобы отмыть всю эту намертво въевшуюся грязь, соскрести до покрасневшей кожи и забыть, как о страшном сне. Даше показалось, что тело зудит под три дня не менявшейся майкой. Она начала скрестись, как собачонка, одновременно с наслаждением и страхом, что этот зуд — не просто от грязи. Мало ли, какая зараза могла прицепиться в лесу. Да и спали они уже три ночи вповалку, не раздеваясь. Может, у кого-то из группы чесотка. А что? Очень даже запросто. Она ведь из всей группы знает только Димку с Иваном, да и то не настолько хорошо, чтобы не бояться.