Димка и забеспокоился первым. Оглянулся несколько раз, попытался улыбнуться ободряюще, но не поймав даже ответного взгляда, на время оставил попытки расшевелить девчонку. Мало ли, устала или настроение плохое, или испугалась слишком сильно.

— Даш, ты как? — осторожно поинтересовался он спустя еще полчаса.

Та взглянула на него потерянно и пожала плечами. Потом отвернулась и пошла вперед, не дожидаясь растерянного парня.

Димка догнал ее, взял за руку и вопросительно заглянул в лицо.

— Я не знаю, что со мной происходит, — сказала Дашка шепотом. — Мне страшно, Дим. У меня прямо все время перед глазами стоит картина, как Вадим Сергеевич падает. Ведь стоял он долго, и его еще можно было остановить.

— Так мы же не знали, что он прыгнуть решил, — растерялся Димка. — Мне и в голову не пришло его останавливать. Стоит себе мужик, мнется. Я думал, он просто высоты боится, вот и затормозил.

— Он и боялся высоты. Ты что, не замечал раньше? Он никогда вниз не смотрел. Еще там, на водопаде, где надо было по камням вверх карабкаться, помнишь? Он вверх лез, но не оглядывался. Даже когда жена его снизу что-нибудь спрашивала, отвечал ей, даже не оборачиваясь. — Дашка помолчала пару секунд и сказала твердо: — Ему очень страшно было, но он все равно прыгнул. Ты представляешь, что он там передумал, пока на тропинке этой стоял? Может, он надеялся, что мы его отговорим?

— Да как мы догадаться-то должны были? — всплеснул руками Димка.

— Надо было просто внимательнее быть к человеку. А мы идем, каждый сам за себя переживает. А ему тяжело было, он жену потерял только что, а вместо поддержки что получил?

— Что?

— Да ничего он не получил от нас! Сплошное равнодушие. Если бы мы с ним поговорили по душам, может, он и не решился бы на такое.

— Ага, по душам, — хмыкнул Димка. — Инструктор наш поговорил вот — теперь на людей бросается. У дядьки этого крыша поехала просто. Уж не знаю, от горя или гораздо раньше. Ученые, они же все немного того, с приветом. Ему везде кровавая рука КГБ мерещилась.

— Какого КГБ? Нет его давно.

— А ему, видишь, мерещилось. Он же был уверен, что жену его они убили. Считал себя виноватым в ее смерти. Может, он от раскаяния и прыгнул в пропасть? А ты переживаешь, что по душам с ним не поговорила. Он бы и тебе мозги запудрил своими рассказами и страхами.

— Ну, может быть, — согласилась девушка. — Только я все равно представить себе не могу, как это можно — бояться высоты до одури и шагнуть в пропасть? Что должно у человека в голове произойти, чтобы вот так вот? И еще я стала смерти бояться после этого. Когда стояла там, на тропинке, прямо почувствовала, как снизу будто смерть на меня смотрит.

— Ну, ты вообще, — покрутил головой Димка. — Ерунду какую-то говоришь. Не смотрит никто на тебя, не выдумывай.

— Ну не смотрит, это я неправильно выразилась. Просто я, когда чуть в озере не утонула, и не боялась почти. Как-то не поняла ничего, не успела. А потом, когда вы меня спасли, вроде и бояться уже нечего. Там о другом думалось, как согреться побыстрее, да как не заболеть. Еще Артем со своим коньяком… А когда Вадим Сергеевич упал, я подумала вдруг, что смерть-то совсем рядом. Постоянно рядом с нами. Смотри, двоих уже убили, Вадим Сергеевич сам в пропасть прыгнул. Так ведь, кроме этого, еще я чуть не утонула, и Коляна завалило камнями. Ведь он чудом выжил. Вот и получается, что смерть все время рядом с нами идет. И, как только подворачивается удобный случай, кого-то забирает.

Дашка говорила все громче, Димка забеспокоился даже, что кто-нибудь обратит на них внимание, и вполне может посчитать девчонку сумасшедшей. Нахваталась впечатлений за три дня и съехала с катушек. Он хотел уже было попросить Дарью не орать так громко, а еще лучше сменить тему, но было поздно. На них внимательно смотрел обернувшийся Юрий.

— Дашенька, вы правы и не правы одновременно, — проговорил он, мягко улыбаясь. — Правы в том, что смерть, действительно, постоянно рядом с нами. Не только сейчас, а вообще. Всю жизнь она незримо присутствует рядом, что бы мы ни делали. А не правы вы, потому что боитесь ее. Воспринимаете как нечто ужасное.

— А как ее еще воспринимать? — опешил Димка.

— Как неизбежность. Предки наши именно так к ней относились. Помните ведь: «все там будем»? Они знали, что все умрут рано или поздно. Но относились к этому спокойно, не мучили себя страхами зря. Ведь от того, боишься ты смерти или нет, ровным счетом ничего не меняется. И потом, древние люди вообще были, что называется, ближе к природе. Верили в существование духов. Причем как духов природы, так и духов своих умерших родственников. Может, потому и смерти не боялись, что воспринимали ее как своего рода переход из одной реальности в другую. К тому же, веря в духов, люди оставляли себе лазейку в этот привычный мир. Ведь считалось, что после смерти человек все равно может каким-то образом влиять на жизнь своих потомков. Так чего тогда бояться, правда? Многие именно у духов своих предков просили помощи, а не у духов гор или, скажем, рек. Наверное, считалось, что бывших родственников проще уговорить помочь. Да и в людских делах они разбирались лучше, чем горные духи. Тем до людей дела не было.

Юрий улыбался уже не Дашке, а своим мыслям. Смотрел вдаль, поверх голов студентов, на расстилающуюся внизу, под ногами, громаду тайги. Отсюда, со склона, она казалась богатым ковром, золото на темно-зеленом. Юрий замолчал, но продолжал, улыбаясь, смотреть вниз. Про студентов он, кажется, забыл.

— Это что же получается, они своим бывшим родственникам кровавые жертвы приносили? — вывела его из благостного оцепенения Дашка.

— Дашенька, что же вы так мрачно все воспринимаете? Не надо думать, что древние люди только тем и занимались, что кровь кому-то пускали на жертвенниках. Это случалось не так часто. Обычно духам было достаточно какой-нибудь малости — ленточку яркую повязать на ветку, например. Или пучок травы сжечь. Считалось, что с дымом просьба быстрее дойдет.

— Но вы же сами говорили, что в том же Городе духов есть жертвенник, в котором даже желобки для стока крови сделаны.

— Дашенька, что же у вас память такая избирательная? — рассмеялся Юрий. — Из всего, что я вам рассказывал про Город духов, вы умудрились запомнить только жертвенник? Да это же капля в море. Там без малого сотня объектов, и только один из них связан с кровавыми жертвоприношениями. Остальные-то вполне мирные, но от этого они не становятся менее интересными. А уж по значимости для истории этот ваш жертвенник стоит далеко не на первом месте. И даже в десятку не входит. Там есть более интересные, уникальные даже памятники. Причем не только одиночные каменные столбы, например, а целые группы. Группы упорядоченные, практически местный Стоунхендж. Вот где загадка! Ведь разные абсолютно культуры, а памятники после себя оставили почти идентичные. Только на наших камнях еще и петроглифов в избытке. Ну неужели не запомнили? Там, если с главной тропы сойти немного влево, метров через пятнадцать сначала группа из трех почти одинаковых каменных столбов, таким правильным треугольником стоят, а почти сразу за ними и этот «Стоунхендж». Его так и называют здесь. Только с тропы его плохо видно, поэтому ориентиром всегда служит этот «треугольник». Такие три вертикальных камня, почти цилиндрической формы, неужели не помните?

Димка вдруг остановился как вкопанный и резко дернул за руку увлеченную разговором Дашку. Она удивленно посмотрела на приятеля. Глаза у него горели неподдельным азартом.

— Дашка! — зашептал он взволнованно. — Я понял, что это! Ну, что там на плане нарисовано. Помнишь, линия такая волнистая, а рядом три кружка, как треугольник. Это же Город духов! И крестик возле одного столба. Клад, который лодочник искал, в Городе духов спрятан!

Денис объявил привал и теперь с грустью смотрел на подтягивающихся «гавриков». Зрелище было то еще. Если поначалу они худо-бедно походили на туристов, пусть кое-как экипированных и неподходяще одетых, то сейчас выглядели, как остатки разбитой армии. Отступление Наполеона по Смоленской дороге. Хорошо, что не зима. Одежда, три дня назад различавшаяся цветом, фасоном, да и стоимостью, выглядела сейчас одинаково убого на всех. Исключением был лишь Артем, да и то с большой натяжкой. Исцарапанные руки с обломанными грязными ногтями, лица, припорошенные дорожной пылью, потухшие взгляды, шаркающая походка — вид измученных «гавриков» щемил Денису сердце. Никто почти не разговаривал, только если по делу. Никто не шутил и не обижался друг на друга по пустякам. Даже Ирина устала раздражаться на все подряд. После утренней истерики она сникла, шла, как механическая кукла, с выражением тупой покорности на лице.