— Освободите от работы — найдем! — рассмеялись грузчики. — На полчаса!

Я договорился с начальством, отпустили всю бригаду. Через двадцать минут рабочие привели Пыжика на веревочке. Увидел меня, глаза вспыхнули, припал на передние лапы, медленно вытянулся у моих ног.

В Тазовский вернулись на катере. Буторина осаждали работники Свердловской киностудии. Им хотелось снять «Щелью» в море для киножурнала «Новости дня». Договорились, что они отправятся в Находку на большом катере, который поведет «Щелью» на буксире. В Тазовской губе произведут съемки.

Перед уходом из Тазовского мы подарили школьникам один из наших якорей с надписью «Щелья» и баланс от старинных весов, найденный на мысе Мамеева.

В Тазовскую губу вышли ночью, в тумане заблудились, катер прочно сел на мель. Утром развернули карту, осмотрелись. Берега незнакомые, устье какой–то реки или залива. На мысу — деревянная вышка. По времени должны были подойти к находке–ничего похожего. Буторин долго водил биноклем во все стороны. Поставил карандашом на карте точку.

— Мы находимся примерно здесь. В устье реки Пур.

Куда нас занесло! Находка на противоположной стороне Тазовской губы. По просьбе кинооператоров мы сняли их с катера вместе с аппаратурой, высадились на мысу. Погода портилась, дул пронизывающий северный ветер, а наши пассажиры были одеты легко. Мы их кое–как одели и обули. В ход пошли буторинские бахилы и шуба, которой мы еще ни разу не пользовались. Всю бы нашу компанию заснять на кинопленку–робинзонада!

Когда съемки закончились, развели на берегу костер, приготовили обед, распили две «неприкосновенные» бутылки. Киноработники были очень довольны неожиданным приключением. Один из них взял мой нож и что–то долго, старательно вырезал на основании геодезической вышки.

— Вырезал слово «Щелья», дату и наши фамилии. Ваши не стал вырезать, вас и так все знают.

— Правильно сделали, — похвалил я его.

Нам ничего не оставалось, как сидеть у моря и ждать погоды в прямом и переносном смысле. Чего доброго, опять «пропадет» «Щелья»…

Вечером на реке показался катер. Подошли к нему, выяснили, что он идет в Тазовский. Переправили на него пассажиров и, не теряя времени, взяли курс на Находку. Катер, сидящий на мели, остался в одиночестве, на помощь ему должен был подойти буксирный пароход.

Мы были недалеко от Находки, когда в моторе что–то грохнуло несколько раз. И наступила тягостная тишина.

— Что–то серьезное, — мрачно сказал Буторин.

— Я думал, разлетится вдребезги.

Мы подошли к теплоходу «Ныда», стоявшему на рейде. «Щелью» подняли на палубу. На теплоходе оказались, кроме своего, еще два механика — с других судов, стоявших поблизости. Они разобрали наш двигатель по винтику. Часа через два вручили нам новый судовой журнал–на память. На первой странице мы прочитали:

АКТ

28 августа на карбасе «Щелья» при следовании по Тазовской губе заклинило главный двигатель. Экипаж «Щельи» обратился за помощью к специалистам судов Иртышского пароходства. При дефектации двигателя обнаружены следующие дефекты:

1. Оборван шатун первого цилиндра.

2. Оборваны шатунные болты подшипника.

3. На маховике имеются трещины.

4. Сильно разбит посадочный конус маховика.

5. Оборвана шпилька крепления цилиндровой крышки.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Перечисленные неисправности двигателя устранить на месте невозможно, к дальнейшей эксплуатации он не пригоден.

Подписи: механик теплохода «Ныда» Ю. Карабанов, капитан и третий штурман, он же помощник капитана танкера «Волгоградгэс», Ю. Перевозкин и В. Стрельцов.

Выходить с таким двигателем было опасно. Кажется, мы выжали из нашего «Л-12» все его лошадиные силы…

«Ныда» следовала в Салехард. На ней мы дошли до мыса Каменного. Выяснили, что стоящий на рейде пароход «Мета» направляется на Диксон. Поговорили с капитаном, «запрягли» «Щельянку», подбуксирова–ли «Щелью» к борту, закрепили тросы, поднялись по трапу на палубу. «Щелья» взмыла над волнами. «Щельянку» двое матросов подняли за веревку.

В пути запросили штаб морских операций на Диксоне — есть ли возможность переправить «Щелью» на попутном судне в Архангельск. Нам ответили, что попутные суда будут, но не скоро.

Каюта капитана кажется огромной. Библиотека во всю стену. Буторин перелистывает журналы, я делаю очередную запись в дневнике:

«2‑е сентября. На всех парах приближаемся к Диксону…»

Вошел радист, подал радиограмму из «Литературной газеты» (редакция была в курсе всех последних событий):

«Настоятельно предлагаем вылететь с Диксона в Москву. Этого требуют интересы дела. При всех обстоятельствах сообщите предполагаемый день вылета. Здесь уже объявлено о вашем выступлении. Большой привет от всех газетчиков. Ишимов, Барыкин».

— Ну что, Дмитрий Андреевич, полетим в Москву?

— Ты как хочешь, а я не оставлю «Щелью» ни на один день.

— Без тебя я в Москву не полечу.

— Почему?

— Потому что приглашают и ждут нас обоих, а не меня одного. Но и дожидаться судна я не буду. С первым самолетом улечу в Архангельск. Мне пора приниматься за работу. В Архангельске пробуду недолго, поеду в Рязань к сыну и дочери. По пути задержусь на несколько дней в Москве.

— Дело твое.

Я написал ответную радиограмму, прочитал Буто–рину вслух: «Штаб морских операций сообщил, что на Диксоне придется долго ждать попутного судна в Архангельск. Буторин не хочет оставлять «Щелью» ни на один день. Меня ждут другие дела, пора приниматься за книгу. С Диксона вылечу в Архангельск, через несколько дней буду в Москве. «Мста» должна прийти на Диксон четвертого сентября».

Отправив радиограмму, я со спокойной душой завалился спать. На следующий день Буторин переменил свое решение.

— Устроим «Щелью», с первым самолетом вылетим в Москву.

На рассвете 4 сентября мы подходили к Диксону. Я смотрел на знакомые скалы — в эти минуты любая из них была мне милее Кавказского хребта. А пятнадцать лет назад, когда я впервые увидел их, они, полузанесенные снегом, показались мне мертвенно–суровыми, безотрадными. Так бывает.

— Это Дезирада… О Дезирада… — теперь я произнес эти слова по–иному, с радостным трепетом в душе.

О смысле прелестного гриновского эпиграфа мы как–то говорили с писателем Борисом Бедным, моим бывшим однокурсником. Он сказал, что долго ломал над ним голову, но в конце концов понял, в чем суть: мы не можем иногда оценить с первого взгляда что–то важное для нас, истинно красивое.

В бухте мы увидели целую армаду речных судов. Я догадался–очередная экспедиция специальных морских проводок. На севере говорят коротко: Наяновская экспедиция, по имени ее бессменного руководителя известного капитана–полярника Федора Васильевича Наянова. Подготовка к ней была в разгаре, когда мы выходили из Архангельска.

Каждую весну с началом навигации по Дунаю, Волге и другим рекам, по водохранилищам и каналам на север отправляются новые речные суда — теплоходы, рефрижераторы, лихтеры с погруженными на них быстроходными «Ракетами», озерные «Москвичи», танкеры, плавучие краны, землечерпательные снаряды, плавучие ремонтные мастерские, построенные в Чехословакии, Венгрии, ГДР, Польше и на отечественных верфях. Суда собираются в Архангельске и далее идут по

Северному морскому пути на Печору, Обь, Енисей Иртыш, Лену и Амур. Нынешняя экспедиция — юбилейная, двадцатая по счету. Среди ее участников _1 Герой Советского Союза, прославленный североморец Николай Лунин, в годы Великой Отечественной войны торпедировавший фашистский линкор «Тирпиц», и участник многих арктических походов капитан Александр Гидулянов, который в августе 1942 года, команду, ледокольным пароходом «Дежнев», здесь, в Диксоне–кой бухте вступил в бой с немецким тяжелым крейсером «Адмирал Шеер». Об этом небывалом морском сражении мне рассказывали много.

У механиков «Меты» оказались золотые руки: в пути они отремонтировали наш двигатель, заменили часть деталей, и «Щелья» снова ожила. Своим ходом мы подошли к пустынному причалу. Наше путешествие, продолжавшееся 114 дней, посвященное 50-летию Советского государства, закончилось.