Советские психиатры постоянно подчеркивают, что в силу специфики психических заболеваний особенно остро в наше время встают проблемы соблюдения этических норм в психиатрии и принципов гуманизма. Советская делегация представила специальный доклад по проблемам этики, который, по признанию многих ученых, выгодно отличался от других сообщений. Дело в том, что все этические нормы в Советском Союзе неразрывно связаны с правовыми основами и закреплены законами. В других странах Запада такого положения в практике никогда не было и нет. Зато театрально поразглагольствовать на сей счет в этих государствах особенно любят отдельные врачи–психиатры, связывая эту в высшей степени деликатную проблему с «особыми правами» больных людей. Но когда дело доходит до практических мероприятий, до реальной действительности, то это выглядит в лучшем случае пустым резонерством, чистой демагогией. Более того, как свидетельствуют непреложные факты, так называемые «ученые мужи» в плане чисто практическом не гнуша–ются при любом удобном случае использовать психически больных людей в провокационных антисоветских целях.

А как расценить, например, предложение американской делегации о создании некоего специального «комитета», который являлся бы своеобразной надстройкой для политического вмешательства во внутренние дела национальных ассоциаций психиатров?

Как подчеркивали на конгрессе в Гонолулу советские ученые, лица, которые проходили лечение в наших психиатрических больницах и затем по тем или иным причинам выехали за границу, снова оказывались в психиатрических клиниках. Так случилось, например, с Львом Константиновым, который лечился в Советском Союзе от шизофрении, а затем, оказавшись в Вене, прямым ходом угодил в психиатрическую лечебницу. По поводу этого случая газета «Фольксштимме» писала: «Судьба Константинова убедительно разоблачает лживость распространенных на Западе средствами массовой информации утверждений о неких советских «психотюрьмах». И одновременно она служит обвинительным актом всем тем, кто пытается нажить политический капитал на страданиях тяжело больных».

Вся эта фальшь могла бы быть легко разоблачена публикацией историй болезни всех тех, кого западная пропаганда с удивительной настойчивостью преподносит в качестве «здоровых инакомыслящих», начиная от душевно больного уголовника В. Файнберга до того же Л. Плюща, которого прихватили с собой в Гонолулу противники профессионального сотрудничества и разрядки. Однако наши ученые считали и считают, что публикация историй болезни в открытой печати нарушила бы врачебную тайну.

Во время секционных докладов и дискуссий в Гонолулу мы, советские журналисты, слышали немало добрых отзывов о советских психиатрах — многотысячном отряде советских медицинских работников Многие зарубежные коллеги, побывавшие в СССР, давали высокую оценку заключениям экспертов–психиатров, с которыми им пришлось познакомиться в Институте имени Сербского и других лечебных учреждениях. В частности, недавно в нашей стране по приглашению Министерства здравоохранения СССР гостила делегация известных врачей–психиатров Австрии во главе с вице–президентом Австрийского общества, невропатологов и психиатров, профессором Харрером. После посещения многих психиатрических больниц, лабораторий Харрер подчеркнул, что во время поездки по Советскому Союзу делегация познала очень многое. Он осудил заявления неосведомленных деятелей о преследовании так называемых «диссидентов» в СССР и принудительном содержании этих лиц в психиатрических больницах. Профессор Харрер также отметил, что национальное общество психиатров Австрии отклонило требование «Эмнисти интернэшнл» в связи с VI конгрессом психиатров в Гонолулу принять резолюцию против Советского Союза. Он сказал: «После всего, что мы увидели в СССР, выражаем удовлетворение, что мы приняли такое решение». А участник конгресса видный психиатр из Швеции К. Блумквист заявил: «Я и многие коллеги изучали вопросы, связанные с так называемыми «советскими «диссидентами», которые были помещены в психиатрические лечебницы. И что же? Мы убедились, что эти лица действительно оказались психически неполноценными».

Конгресс в Гонолулу показал, что кое–кому на Западе невыгодно признавать успехи советской психиатрия, что на ее фоне слишком уж контрастным является тяжелое положение больных в странах капитала. Вот и стараются эти ломовики от науки сеять вокруг себя самые невероятные мифы о советской психиатрии. Советские ученые ни в коей мере не умаляют роли и практической ценности деятельности прогрессивно мыслящих психиатров западных государств. Достойно лишь сожаления, что некоторые недальновидные ученые, поддавшись минутной слабости или беспардонной агитации просионистского лобби конгресса США, оказались причастными к заранее спланированным политическим интригам.

Но как бы ни старались участники антисоветской игры использовать больных людей в своих целях, советские психиатры со всей убежденностью будут отстаивать благородные принципы гуманизма и этики, Решительно осуждая тех, кто преднамеренно передергивает факты, создает провокационную шумиху, вносит раскол в единство ученых–психиатров, уводит общественность в сторону от решения действительно насущных задач современной медицины и всеми силами стремится затормозить благоприятно развивающийся процесс разрядки напряженности, роста доверия и сотрудничества между народами.

Нас познакомило с ним японское телевидение. На газетных страницах казалось, что его портрету чего–то недостает. А когда он сделал первый шаг в экране телевизора, мы поняли: не хватало движения. Черно–белая маска сменилась живыми гримасами лица: сразу заговорили глаза, прочитались морщинки, появились капельки пота на скошенном от напряжения лбу. Человек как человек, ничего особенного. А когда заговорил, ублажая адский нетерпеливый ажиотаж журналистов, — да простят натурализм! — слюна мыльной пены вдруг запузырилась в уголках его перекошенного рта и обильно увлажнила репортерские микрофоны. Стало до тошноты противно смотреть на эту сцену, а пришлось. Такое зрелище уникально по своей сути.

В Японию, на родину, вернулся самурай. Вернулся ровно через 29 лет и три месяца. Прилетел с Филиппин. Блудный лейтенант императорской армии Онода был представлен миллионам ошарашенных японских зрителей сразу по всем семи телевизионным каналам.

Ранее в японской прессе уже появлялись сообщения о том, что на филиппинском острове Лубанг обнаружены следы бывшего японского лейтенанта Хироо Оноды, который считал, что война еще продолжается, тцк как старший офицер не дал ему приказания сдаться в плен. Те, кому положено, знали этого старшего офицера. Но до поры до времени в Токио скрывали имя майора Танигути. Именно он в конце 1944 года вызвал в свой кабинет лейтенанта Оноду и приказал: «Вы укроетесь в горной местности острова Лубанг. В задачу вверенной вам группы входит: сбор информации о противнике, террористические акции, диверсии на американских взлетных полосах. Вы должны подготовить все для нашего возвращения на Лубанг. Помните заповедь: «Японский солдат обязан уметь противопоставить свое доблестное воинское искусство численности врага, а свое тело — вражеской стали». Мы вернемся! Этот приказ могу отменить только я!»

Онода склонил голову и щелкнул каблуками.

Онода прибыл на Лубанг с отрядом солдат. Численность его подразделения достигала семидесяти человек. К началу 1946 года, когда американцы провели на острове несколько рейдов, часть солдат Оноды была убита, 40 человек сдались в плен. Онода и трое его ближайших подручных укрылись в джунглях.

К тому дню, когда на борту линкора «Миссури» Япония подписала акт о своей безоговорочной капитуляции, на ее заморских территориях оставалось около 5 миллионов японских, тайваньских и корейских солдат. К концу 1946 года большинство из них возвратилось домой. По сведениям японских властей, примерно 3600 человек, которые были живы к моменту капитуляции, так и не вернулись на родину. Полагали, что около 150 солдат могли по–прежнему скрываться в джунглях тихоокеанских островов.