Взрыв над штатом Индиана потряс своей нечеловеческой жестокостью все слои японской общественности. Только ничтожное число лиц, причастных к этому страшному инциденту, знало его подлинную подоплеку. Но даже и те, кто знал, не могли ответить на вопрос: какова же была та информация, которую получил Накамура и из–за которой ЦРУ погубило столько невинных людей!..

У этого преступления длинная история. А начало ее было разыграно согласно канонам американского детектива.

После прошедшего под утро ливня улицы Токио походили на парную. Первый августовский тайфун уже отшумел над японской столицей, и, судя по всему, этот дождь стал его последним заключительным аккордом. Но солнце было еще задернуто серым покрывалом облаков.

Ким Тэ Чжун, шаркая шлепанцами, подошел к окну, неторопливым движением отодвинул в сторону плотную штору. Рассеянный уличный свет вяло упал на низенький журнальный столик. Окна номера выходили на запад, и даже в ясный день солнце посещало временное пристанище Ким Тэ Чжуна лишь после пяти часов вечера. Он щелкнул выключателем телевизора и прошел в ванную. Из зеркала над громоздким фарфоровым умывальником на него глянуло лицо уставшего от тревог немолодого человека. Желтая сморщенная кожа дряблыми складками висела на квадратных скулах. Ровные ниточки жестких бровей подчеркивали выпуклый лоб, ежик черных волос. Из–под них щурились щелочки глаз с темными матово блестевшими зрачками.

Наскоро ополоснув лицо и руки холодной водой, Ким Тэ Чжун накинул на острые плечи легкий халат. На широких рукавах, спине, длинных, путающихся в ногах полах английскими буквами было выведено название отеля: «Гранд палас».

Постоялец 2211‑го номера «Гранд паласа» тяжело опустился в кресло перед цветным телевизором марки «Сони», прислушался к монотонной, словно звучащей на одной ноте, речи комментатора. И хотя его родным языком был корейский, он, прожив в Токио без малого десять месяцев, уже мог уловить основной смысл телепередачи. Получасовая утренняя программа посвящалась событиям на Корейском полуострове.

Ким Тэ Чжун повернул рычажок, прибавил звук и весь обратился в слух. На экране появилась знакомая со школьной скамьи географическая карта — схема полуострова. Названия городов — Сеул, Пхеньян, Вонсан — были обозначены японскими иероглифами, но он «читал» их так же свободно, как прилежный ученик сдает учителю страноведения экзамен по немой карте. Жирная белая линия, наложенная на 38‑ю параллель, разделяла полуостров на два государства — Корейскую Народно—Демократическую Республику и Южную Корею. Засыпать эту разверзшуюся пропасть, укрепить пока еще зыбкие связи между Югом и Севером Кореи, приблизить день мирного объединения страны — вот какими мыслями жили все эти долгие месяцы Ким Тэ Чжун и его товарищи по борьбе, такие же политические эмигранты. «Скоро, — скучным беспристрастным голосом вещал диктор, — состоятся экономические консультации на правительственном уровне между Японией и Южной Кореей. Эта страна крайне заинтересована в модернизации стратегических областей своей промышленности с помощью японских инвестиций…»

Ким Тэ Чжун взглянул на мини–календарик, вмонтированный в циферблат ручных часов: «Сегодня 8 августа. Стало быть, консультации состоятся…» — Он скосил глаза на дверь, выходящую в гостиничный коридор. С минуты на минуту должен был прийти Ян Ир Дон. Он пригласил его к себе в гостиницу для обсуждения некоторых практических вопросов, связанных с деятельностью политических эмигрантов, проживающих в Японии. Тотчас после завтрака Ким Тэ Чжун вместе с Ян Ир Доном отправятся к императорскому дворцу и там с глазу на глаз поговорят о делах. Так было задумано.

Японо–южнокорейский военный альянс принимал с каждым годом все более зловещие черты. Это ни для кого уже не было секретом. Переговоры между Токио и Вашингтоном позволяли судить о том, что с Японии не снимается ранее возложенная Соединенными Штатами ответственность «за безопасность южнокорейского режима». Печать широко комментировала эту далеко идущую формулу. Сведущие наблюдатели указывали на реальную возможность увеличения японской стороной поставок военного снаряжения сеульскому режиму. Делегация высоких чинов Управления японских сил самообороны й научно–исследовательского центра побывала в Южной Корее, где знакомилась с положением дел в южнокорейской армии.

В дверь осторожно постучали. Ким Тэ Чжун поднялся навстречу гостю. Он уже успел сменить гостиничный халат на легкий серый костюм.

— Входите, входите! — Он протянул руку. В его манере держаться было что–то доверчивое и вместе с тем властное. — Вы точны, Ян Ир Дон, как обычно. — Пропуская вперед главного гостя, он столь же приветливо поздоровался с его приятелем Ким Гён Ином. Оба они были хорошо знакомы Ким Тэ Чжуну, и он даже обрадовался, что Ян привел с собой Ким Гён Ина. «Это придаст нашей встрече более естественный характер и вызовет меньше подозрений у разного рода «наблюдателей», — подумал он.

— И не страшно вам жить на двадцать втором этаже? — полушутя поинтересовался Ян Ир Дон, указывая легким кивком головы на журнальный столик.

— Ах это… — рассеянно протянул владелец помета. — Полагаю, что волнение преждевременное. — Он взял со столика один из последних номеров «Дейли Иомиури» с фотографиями «проснувшегося» вулкана Асо в префектуре Кумамото. — Восемь лет молчал, а посмотрите, какой кра–са–вец! — нарочито растягивая последнее слово, Ким сделал на нем ударение.

— Вам не кажется, что от действующего вулкана до землетрясения может оказаться всего один миг? — Ян Ир Дон прищуренными глазами обвел почти квадратную комнату, как бы спрашивая хозяина, в какой стене могут быть запрятаны подслушивающие устройства, й нарочито громко продолжал:

— Помните землетрясение 1923 года? Потребовалось всего восемь секунд, чтобы превратить Токио в руины и пепелища. Но тогда в столице проживало что–то около полутора миллионов человек. Не выбралось из этой катастрофы 140 тысяч. Нынешний город вобрал в себя 12 миллионов жителей. Представляете, какие возможны жертвы?!

Хранивший до этого молчание Ким Гён Ин заметил:

— Я слышал, что японские тектоники разработали «упреждающий» проект борьбы с землетрясениями. Они предлагают пробурить в зоне наиболее вероятного эпицентра несколько десятков скважин, заложить в них взрывчатку и искусственно вызвать опережающее землетрясение…

— Я не специалист в этой области, но это все равно что выпустить из бутылки джинна, — засмеялся Ян Ир Дон.

— Между прочим, туристические фирмы и торговцы назвали очнувшийся вулкан Асо «злым джинном», — потряс газетой Ким Тэ Чжун. — Они из–за него терпят сплошные убытки. Ежегодно в префектуру Кумамото наезжало до 30 тысяч любителей горных троп и пейзажей. А теперь полиция запретила приближаться к горе Асо на пушечный выстрел. Вот, почитайте!

— Зато наши иммиграционные власти распахнули перед японскими туристами все двери, — ехидно вставил Ким Гён Ин, — Сто девяносто тысяч за восемь месяцев. Невиданная цифра!

Ким Тэ Чжун, пользуясь правом хозяина, вежливо прервал беседу и пригласил гостей к завтраку. Столик был скромно сервирован на три персоны. «Словно знали, что я буду не один», — подумал про себя Ким Тэ Чжун, но тут же отогнал эту мысль и начал изучать меню.

В центре на белой скатерти стояла изящная вазочка с пурпурным тюльпаном. Бесшумно двигались официанты. Из–под прикрытого изящным козырьком потолка ненавязчивым пианиссимо по залу растекалась знакомая мелодия из популярного кинофильма «История любви». Наконец подали кофе.

Ровно в 13 часов 30 минут Ким Тэ Чжун и его коллеги покинули столик и, не торопясь, направились к выходу. В дверях Ким Тэ Чжун успел заметить открытую, совершенно пустую кабину лифта, незнакомых людей в масках и вдруг почувствовал, что проваливается куда–то вниз…

…Машина с дипломатическим номером на повышенной скорости проскочила мимо ограды Белого дома, свернула в полупустой, окутанный бурым мраком переулок, неожиданно развернулась на сто восемьдесят градусов и, захлебнувшись в выхлопном облаке газа, помчалась обратно. Вечерний Вашингтон, обряженный сполохами рекламы, жил своей размеренной жизнью.