Первые послевоенные годы… Десятки, сотни солдат добираются до Японии пароходами и самолетами.

Но постепенно этот поток людей с очень схожими биографиями начинает иссякать. Полагают, что Онода стал самым последним пленником джунглей, вернувшимся на родину.

Теперь он стоял во весь рост, упираясь бритой головой в верхний срез экрана телевизора, на фоне реактивного самолета японской авиакомпании «Джал», в лучах солнца и навалившейся славы. Стоял и выплевывал в торчащие со всех сторон, словно иглы дикобраза, микрофоны зазубренные фразы о верности отчизне, императору и так далее, и тому подобное.

Не ошибемся, сказав, что ни в своем волчьем логове на Лубанге, ни на летном поле международного токийского аэропорта Ханэда бывший лейтенант императорской армии не ведал, что станет неким знаменем, Щитом в руках определенной категории власть имущих в Японии. Впрочем, возможно, они не просто сделали его своим идолом, а сами придумали… Создали для себя, для своих корыстных нужд и целей! Гипотеза? Возможно. Но не лишенная оснований. Уж слишком рьяно с места в карьер взялись иные причастные к делу господа превозносить дух Оноды. Вот, мол, с кого следует брать пример! Вот он, наш герой–современник! Обезьяны, питоны, тигры, лианы, папоротники, погони, засады, таинственные знаки, ночные шорохи. Добровольный пленник джунглей с тридцатилетним стажем, самурайский клинок, обрез, выцветшая гимнастерка, опорки на ногах и «стальное» сердце императорского солдата. Учитесь у лейтенанта Оноды! Где ваши лучшие помыслы? Бросайте думать о благах жизни. Жгите в кострах прогрессивные книги, забудьте про мирную конституцию, вооружайтесь! Пора смыть позор поражений в прошлой войне…

Стоп! Уже до оскомины на зубах знаком мотивчик этих залихватских перепевов. Его сочинил не кто иной, как Юкио Мисима, вспоровший себе живот в штабе японских сил самообороны. Это он призывал к возрождению японскую армию, требовал уничтожить мирную конституцию, проповедовал смерть за императора, возводил в почет все, что связано с убийством, насилием, считал своим кумиром Гитлера и насаждал «самурайский дух». Главарь ультраправых Мисима совершил харакири 25 ноября 1970 года. В мае 1974 года словосочетание «самурайский дух» претерпело незначительное изменение, но содержание осталось прежним: «дух Оноды».

Подгримированная физиономия самурая глядит белозубым оскалом на читателей модных журналов, иллюстрированные еженедельники демонстрируют его в окружении родных, односельчан, знакомых. Он на госпитальной койке, в вагоне поезда, в автомашине, в храме, на прогулке, за завтраком, за туалетом. В профиль, анфас, затылок. В кимоно, в вечернем костюме, юкате. Улыбка, грусть, размышления. Да, ему есть о чем вспомнить. Биография «богатая»…

1944 год. Онода поступает в «отряд № 33». Его тренажные классы полны препятствий, спрятаны от посторонних глаз в глухой местности недалеко от Токио в префектуре Сидзуока. Здесь шпионско–диверсионная школа «Футамата».

От многих других курсантов школы Онода отличался тем, что принадлежал к «среднему классу». Он это подчеркивал всякий раз, когда приходилось иметь дело с однокашниками из сословия крестьян–бедняков. Курс обучения — сокращенная программа. Всего три месяца. Приходилось торопиться. Помимо чисто японского военного искусства Онода осваивает английский язык и изучает опыт ведения партизанской войны советских партизан в тылу гитлеровских войск (!). Готовят к возможному длительному пребыванию в одиночестве, к выполнению своей диверсионной работы независимо от того, в каком состоянии находится регулярная армия, что происходит на фронте.

На свидетельствах о рождении выпускников для полной конспирации не были обозначены их имена.

К концу третьего месяца Онода стал мастером своего дела, и, в награду за особые успехи в познании «кодекса самурайской чести», его забрасывают на тихоокеанский театр военных действий — на остров Лубанг. Последний приказ самурай Онода получает, как мы уже знаем, от самурая Танигути.

Тогда, весной 1946 года, на Лубанге и других тихоокеанских островах, американцы с переводчиками–японцами через мегафоны взывали к укрывшимся японским солдатам, предлагая им выйти из берлог. «Япония капитулировала! Прекращайте бессмысленное сопротивление и складывайте оружие!» Эхо многократно повторяло этот призыв. Наконец 40 солдат, находившихся под началом Оноды, бросили своего предводителя и сложили оружие.

Онода остается глух и нем. Вместе с ним младший унтер–офицер Симада, рядовые 1‑го класса Акацу и Косука.

В 1951 году у Акацу не выдерживают нервы. Он сдается властям.

В мае 1954 года отряд вступает в перестрелку с подразделениями филиппинцев. Силы неравные. Симада с простреленной головой остается лежать в горном ущелье. Наступает июнь. Из Японии на Лубанг прибывает делегация для «спасения» Оноды и Косуки. Напрасно! 1959‑й год отмечен усилением поисков — несколько групп японцев, включая родственников Оноды, побывали на Лубанге. Никаких результатов! В 1972 году полицейский патруль нападает на след Оноды и его спутника. Завязывается перестрелка. Мать Косуки получает тело своего сына и привозит его в Японию. И снова в 1973 году на Лубанг приезжают престарелый отец и брат Оноды. Несколько недель проходят в жарких и влажных джунглях, надеясь расшевелить сердце Оноды. С помощью переносного громкоговорителя они умоляли своего беглого родственника объявиться и предстать перед престарелыми родителями. Оноде обещали всепрощение, полную свободу и жизнь без притеснений. Этот деликатный вопрос был закулисно согласован с филиппинскими властями, так как официально Онода числился в списках противников, совершавших в годы войны акты насилия против филиппинского народа. Но лейтенант оставался глух и нем… Ведь ему вдалбливали, что он не имеет права нарушать ни один приказ. Он должен жечь, убивать, взрывать, а не поддаваться на слащавые речи даже своего родного отца!

Оглушенный милитаристской пропагандой, он еще верил, что его армия придет за ним и вызволит из лесного плена. Известен случай: когда в 1960 году на острове Гуам обнаружили двух японских солдат и привезли в Японию, они забились в истерике, увидев себя на военном аэродроме США. Бывшие солдаты императорской армии решили, что они на земле, которую захватил их противник. На самом деле американцы высадили их на своей авиабазе близ Токио.

Онода продолжает совершать набеги на деревни, чтобы раздобыть продукты питания, прибрать к рукам все, что плохо лежит — тапочки, крестьянскую куртку, ремешок для обтрепанных штанов. Однажды ему повезло: кто–то оставил на терраске дома транзисторный приемник… Еще в школе диверсантов Оноду обучили обращению с армейской радиоаппаратурой. Этот приемник оказался даже более примитивным, более простым в обращении. С тех пор беглец получил возможность слушать мир. Он понимал, что все изменилось, что и Япония уже не та, но…

В феврале 1974 года на Аубанг приехал бывший студент Норио Судзуки. Он разбил палатку на опушке леса и стал ждать. Как–то под вечер Судзуки готовил на костре ужин. Погода была тихая, джунгли молчали. Вдруг где–то хрустнула веточка. Судзуки насторожился, повернул голову и замер: перед ним стоял человек в истрепанной униформе, с винтовкой наперевес. Почти инстинктивно Судзуки спросил по–японски;

— Вы будете Онода–сан?!

Незнакомец кивнул головой. Потом приблизился, соблазненный запахом вареного риса, мяса и соевой подливки. Присел. Завязался разговор. Судзуки назвал Оноду «героем, который умеет выполнять приказы». Онода распустил слюни. Потом сказал:

Да, майор Танйгути приказал умереть, но не выдать своего присутствия…

А если майор прилетит на Лубанг и отменит свой приказ? — спросил Судзуки.

— Тогда иное дело…

10 марта 1974 года свой пришел к своему. 63-летний Танигути прилетел на Лубанг, чтобы отдать, наконец, приказ Оноде сложить оружие.

«Фарсом бумажных комедиантов» назвал эту сцену один из честных японских журналистов. На безлюдном горном склоне, в кровавых отблесках тропического заката друг перед другом стояли двое — бывший начальник и бывший подчиненный бывшей императорской армии. Все «бывшие». Ветер трепал остатки бывшей шевелюры на голове Оноды, хлестал полусгнившим ремешком карабина по трясущейся руке своего бывшего хозяина. Две тени поверженной армии, не узнавая друг друга (за давностью?!), пялили глаза в темноте, продолжая разыгрывать затянувшийся из–за технических огрехов сценарий спектакля… «Бывшего» требовалось в одночасье приподнять над толпой. Ни полслова о том, что на счету бывшего отряда, которым командовал Онода, десятки расстрелянных и замученных филиппинцев. Ни слова, ни намека на мародерство, насилия, зверства. В собственной вотчине куда проще обстряпать любое, даже самое грязное дельце. Онода раздает интервью, вздыхает с непрошено набегающей слезой о своих погибших самураях Симаде, Акацу, Косука… Да, на чужбине он тосковал по близким, мечтал увидеть родину, но… «самурайский дух»! Он подавлял желание, вставал превыше эмоций и сентиментов…