В новый дом въехали также две недавно прибывшие семейные пары Жарковых и Ромашиных и «холостяк» Бек, который расположился в «камарерской». Две оставшиеся комнаты были «зарезервированы». На следующий вечер провели домашнее собрание. Выбрали «старшим» по дому Евгения Орлова, как старшего по возрасту. Его супругу Татьяну Фёдоровну назначили «кастеляншей», то есть старшей по «женскому хозяйству».

Утром мужчины провели «субботник» по чистке внутреннего сада. После этого они сходили (впервые пешком!) в супермаркет «Plaza de Spania» и в немецкую пекарню–булочную ‘Panaderia». В это время женщины были заняты приготовлением стола. Вечером принимали гостей. Приехали ректор Хоакин Солис с женой и маленьким сыном, Абель и Сесилия, которая жила рядом. Приём прошёл хорошо. Но после провода гостей, Кольцову пришлось сделать «внушение» Орловым, разъяснив, что в этом доме, кроме них, теперь будут жить ещё другие люди и они здесь не гости. Это была первая его «стычка» с Орловыми.

Первые ночи прошли беспокойно из–за постоянного шума крыс на «чердаке» (как оказалось позже, это были не крысы, а «лемуры» — травоядные животные, похожие на больших ящериц от одного до полутора метров длиной, по ночам устраивавшие шумные «игрища»). Из–за землетрясений никарагуанские дома строились фактически без крыш в обычном понимании. Вместо привычного потолка — фанерное (или в богатых домах — деревянное) перекрытие. Сверху почти прямо на него кладётся лёгкая черепица. Пространство между ними очень узкое — несколько десятков сантиметров. Это создавало воздушную «подушку», ослаблявшую жар от крыши во время высоких температур. Такую же роль выполнял кафельный пол, который укладывался прямо на землю (фундаментов у таких домов не было).

В воскресенье Кольцовы отправились на прогулку по району. Это ощущение свободы можно было оценить лишь после полугодового заточения в «лагере» за металлическим забором. Именно за это боролся Сергей! Они прошли до кинотеатра «Dorado» (в который теперь можно ходить в любое время), затем повернули обратно и достигли военного госпиталя (Сергей не мог знать, что это соседство вскоре окажется кстати). И затем, удовлетворённые вернулись домой.

Между тем в течение января в Никарагуа, Сальвадоре и Гватемале продолжались бои. В стране заканчивается кампания по уборке кофе и начинается кампания по уборке хлопка, к которой мобилизуются «резервисты», студенческая молодёжь. Сбор кофе и хлопка на севере страны происходит при постоянном нападении банд «контрас» на крестьян и городскую молодёжь. В северной провинции Нуева Сеговия «контрас» увели с собой 67 крестьян. Другой отряд напал на машину ИНДРА (Институт Аграрной реформы), погибло 2 инженера. На севере продолжаются серьёзные бои.

В Манагуа проходит заседание Координационного бюро министров иностранных дел «неприсоединившихся стран». Участники приняли «Обращение Манагуа» против агрессии США. В городе состоялась манифестация в честь этого заседания. Команданте Виктор Тиноко назначен представителем Никарагуа в Совете Безопасности ООН. В Манагуа арестован и обвинён в «связи» с США вице–министр юстиции. В стране продолжается обсуждение проекта закона о партиях. Правые («консервативная» и «либеральная») партии от диалога отказались. Левые («коммунисты» и «троцкисты») выдвигают радикальные требования. Социалисты придерживаются умеренных позиций. Сандинисты «держат паузу».

Из Коста — Рики сбежал в США никарагуанский посол с казной. Гондурас готовится к новым военным манёврам на границе при поддержке США. В Сальвадор прибыл известный политический лидер, председатель Демократического Фронта Унго. В Сальвадоре партизаны в жестоких боях несут большие потери, полковник Очоа, возглавляющий ультраправое крыло армейских офицеров, поднял мятеж против министра обороны Гарсия. Куба и Боливия восстановили дипломатические отношения при посредничестве Никарагуа.

Освоение нового дома проходило трудно. Надежды Кольцова на то, что переезд в город нормализует его отношения с женой, не оправдались. И на новом месте всё продолжалось по–старому. Теперь Лида получила большую свободу и большую арену для своих «выступлений». Обстановка в группе тоже оставалась напряжённой в преддверии приезда Колтуна и возраставшей «самостоятельности» Орлова (который явно заручился поддержкой Векслера, с которым они были ровесниками и вместе прожили месяц в одном доме). Он вообразил себя не иначе как Моисеем на горе Синайской. Всё это утомляло Сергея. Из–за невозможности изменить обстановку и «отключиться», хотя бы на несколько минут, он ощущал постоянную усталость. По ночам не высыпался, часто болело сердце. Днём на работе от жары раскалывалась голова. А при этом нужно было руководить группой в двух «лицах», без «дублёра».

История с покупкой дома показала, что Векслер окончательно занял «отстранённую» позицию. «Это — твоя проблема», — заявил он Сергею. Поэтому все последствия жёстких переговоров с никарагуанским руководством, а иначе этот вопрос так и не сдвинулся бы с места, обрушились на него. И «зубное дело» и покупка нового дома привели к явному охлаждению руководства к Кольцову. Здесь, конечно, подсуетился и Абель Гараче. Ясно, что при Колтуне всё было тихо и беспроблемно. Все были довольны и… ничего не делали. Гэкеэсовское начальство тоже жило спокойно, не утруждая себя «посторонними» заботами. Поэтому теперь все с надеждой ждали возвращения Колтуна. Даже — Векслер, которого, похоже, начала раздражать активность Кольцова. Своих целей он достиг, заняв то положение в посольской иерархии, к которому стремился.

Будучи не первый раз за рубежом, Сергей понимал прекрасно, что заграница — это «нейтральная полоса» (точнее — «полоса отчуждения), где не действуют ни советские законы, ни советская мораль. Здесь живут не «по совести», а «по отношениям». Всё подчинено трудно уловимой, но жёсткой системе личных отношений, в основе которых заложен определённый интерес. Важно, кто стоит за тобой, какой интерес ты представляешь, как тебя можно использовать. Сейчас или в перспективе. Вместе с тем, здесь человек впадает в «экстаз» внутренней свободы и быстро становится ясно, кто есть кто, потому что этого никто не считает нужным скрывать. В рамках установленных «правил игры» он вообще «неподсуден». Таким образом, воровство — здесь не воровство, а «ошибка», подлость — не подлость, а «собственное мнение», и т. д. Неважно, кто ты сам по себе, важно, как к тебе относится «начальство».

Сергей не привык никогда ни перед кем «прогибаться», и не собирался делать это впредь. Он знал, что одним это нравится, другим — нет. Ну, что ж, значит, так тому и быть…

Дни Кольцова были заполнены обычной суетой. С Абелем решался вопрос о перебоях с транспортом. Собственно для него лично это было уже не столь важно, так как теперь в случае необходимости за ним заезжали никарагуанские коллеги. В группе с большой апатией была проведена «кампания» по подписке на советскую печать. Виктор ввёл новое правило работать по субботам, хотя это было глупо, так как в этот день студентов в университете нет. Эта глупость с ежедневным выездом на работу и пребыванием там по восемь часов при изнуряющей жаре, иногда в полном безделье, объяснялась только упрямством Рябова, стремившегося таким образом сохранить «советский» режим рабочего дня, который, однако, совершенно не соблюдался в экономической миссии, да и в других учреждениях, за исключением посольства.

В среду вечером к Кольцову домой нагрянули Хуан Гаэтано и ребята из Департамента: чилийцы Луис и его жена Изабелла и итальянец Ренсо. До сих пор с этими коллегами у Сергея были лишь «рабочие» отношения. В тот вечер они просидели долго в «патио», пили и говорили о «политике». Сергей пожаловался Хуану на постоянный шум на крыше по ночам.

На следующее утро Хуан приехал и, забравшись по ограждающей стене на крышу, пытался выяснить, кто же там обитает. Но крыша не выдержала грузное тело никарагуанца и он, проломив потолок, рухнул на кровать в комнате. К счастью ничего себе не повредил, лишь слегка подвернул ногу. Но теперь в потолке комнаты зияла огромная дыра, через которую было видно по ночам звёздное небо и разила страшная вонь.