Занятия у Кольцова проходили нормально. С Кубы вернулся Дональдо, похоже, очень изменившимся. Маргарита работала над библиографией. Луис продолжал уклоняться от порученной ему работы. Изабель прооперировали, они опять сидели без копейки. Сергею пришлось дать Луису денег. Как он собирался рассчитываться — не понятно. Вечером Сергей зашёл к ним домой и «круто» поговорил с ним. Луис обещал взяться за работу.

В библиотеке Кольцов наткнулся на книгу Хосе Гаоса «История представления о мире», которая могла оказаться началом его работы для докторской диссертации о латиноамериканской философии.

В случайном разговоре с Колтуном, Сергей узнал, что тот неожиданно возвращается в Союз. Якобы возникла срочная необходимость заняться «лечением» родителей. Сначала Кольцов подумал: «баба с возу, кобыле легче!». Но потом задался вопросом, а какую роль здесь сыграли Вартан и Виктор? Николай Максаков рассказал ему о том, что Евгений очень сожалел, что не сможет свести с ним счёты на предстоящем партсобрании. Отчёт Колтуна на Методсовете прошёл тихо. Кольцов поднял вопрос о характеристике, так как понимал, что ему самому сделать это будет трудно. Его вопрос Векслер проигнорировал. Характеристику всё–таки пришлось писать Сергею.

На свой день рождения Виктор пригласил только Вартана. и… Евгения Колтуна (!)

Кольцов понимал, что «мавр сделал своё дело». С «отставкой» Колтуна он был уже не нужен. При его помощи Виктор избавился от раздражавшего его дурака Колтуна и подготовил «место» для Вартана, у которого явно были хорошие связи в московском министерстве. Теперь Вартан получал полномочия и привилегии, о которых лишь мечтал Евгений. Но Виктор всё–таки опасался Евгения, который мог (и вероятно уже попытался) доставить ему неприятности в Москве и он подстраховывался. И Кольцов оказался «третьим лишним». Приближалось время его переизбрания как парторга. И он понимал, что потеря поддержки Векслера меняла его положение в коллективе. К тому же в течение года прибыла большая группа новых преподавателей со своими амбициями. Поэтому в последнее время Сергея не покидало предчувствие «перемен»…

Однако его отношения с Вартаном внешне оставались нормальными. На его машине Сергей побывал в госпитале «Карлос Фонсека» и познакомился с врачом Олегом Никольским. Затем заехали к новым преподавателям в «Las Palmas». Разместились они тесновато, но уютно. Вечером в доме, как всегда шумно, отмечался день рождения Нади Ромашиной.

Телевидение сообщило, что бомбили порт Коринто (Тихоокеанское побережье), который повреждён незначительно. Во время боя на юге страны (Рио Сан — Хуан) был сбит самолёт. Пастора пытался прорваться к порту Блуфильдс (Атлантическое побережье), его отряды захватили и убили 18 крестьян. 3 «чужих» самолёта летали над военным гарнизоном в г. Ривас (на юге). Бои идут в 19 точках провинций Новая Сеговия, Хинотега и Матагальпа (это уже очень близко от Манагуа).

Виктор Тиноко (зам. министра иностранных дел) выступил в Совете Безопасности ООН с заявлением о нарушении воздушного пространства страны. Томас Борхе вылетел в Европу (Франция, Испания и др.). Карлос Нуньес (председатель Госсовета) собирается в США по приглашению американских сенаторов. Даниэль Ортега выступил в п. Сан Хасинто по поводу Дня Независимости, где сообщил о диверсии на нефтепроводе в порту Сандино, а также о том, что за этот год уничтожено 1081 «контрас» и погибло 850 военных и гражданских лиц.

В Венесуэле на Панамериканских играх Никарагуа выиграла у команды США в бейсбол и получила серебряную медаль (после Кубы). В стране патриотический энтузиазм. Даниэль Ортега встречал никарагуанскую команду по бейсболу в аэропорту.

В Гватемале и в Гондурасе активизировались партизаны. В Чили застрелили («МИР») военного губернатора Сантьяго, демонстрации продолжаются, уже погибло около 80 человек. В Сальвадоре идут упорные бои, партизаны (командующий ERP «Наролные революционные силы» — Вильялобос), «врезали» армии в г. Сан — Мигель (300 убитых и раненных).

Все газеты комментируют гибель южнокорейского «Боинга 747» у берегов Сахалина, который был сбит над советской территорией, пролетев более 2,5 часа и более 500 км. На острова Японии море выбрасывает останки пассажиров. В США поднят «шум» по поводу «бесчеловечного акта». Сообщается об аналогичном происшествии с южнокорейским самолётом в апреле 1976 года на советско–финляндской границе, тогда самолёт был принуждён к посадке на лёд озера.

Продолжали идти сильные дожди.

Воскресенье для Кольцова прошло на редкость удачно. Утром приехал Луис, и Сергей сам провёл машину от площади «19 июля» до университета и оттуда до площади Испании. Затем отрабатывали повороты вокруг дома. После этого приехали Ренсо и Марго. Поговорили о работе и пообедали вместе. Затем вновь заехал Луис, забрал всех и повёз смотреть «следы» индейцев на вулканической лаве. Музей оказался закрыт, но «следы» удалось увидеть. Вечером все вместе посмотрели американский фильм «Эротическое лето», о сексуальных приключениях молодой пары в Греции. Ночью Сергей спал плохо, вынужденное воздержание, похоже, отражалось на здоровье. Лида второй месяц продолжала бойкот и чувствовала себя нормально. Как долго это может продолжаться?

Неделя в университете началась вроде бы неплохо. На занятиях Кольцов дал взбучку своим слушателям–преподавателям (докладывал Ренсо). Вечером заехал Луис и завёл разговор о Ренсо, обвинив его в «предательстве», и о Вольфганге, который, действительно, обнаглел.

На следующий день Кольцов говорил с Британией, затем с Пако, весьма круто — о критической ситуации со студентами–стажёрами. Потом состоялся разговор с Вероникой о «сотрудничестве» вообще и о Пако в частности. Как сказал навестивший его вечером дома Луис: «посмотрим, что будет завтра». С Луисом говорили много (опять о Ренсо), но не о чём не договорились. Он уехал принимать дома Химену. Да, документы, которые потерял Луис накануне, обнаружились в «Ronda», без записной книжки. Интересно, кому она понадобилась и зачем? В общем, Кольцов понял, что в его «команде» начался разброд, и пора принимать решительные меры.

В разговоре с Ренсо Кольцов выяснил, что тому не понравилось критика его доклада. Луис сообщил, что «чернь», которой тоже не понравился тон его критики, намерена «поднять бунт», и по этому поводу Вероника собирает собрание (не поставив его в известность). Сергей решил, что, может быть, это и к лучшему. Пора, наконец, разобраться, кто в Департаменте «правит бал»?

Он не подал вида и провёл занятия со студентами, как обычно.

Перед Кольцовым была довольно жёсткая альтернатива. Большинство преподавателей Департамента — дилетанты, не владевшие элементарными методическими основами. Многие — уже в «возрасте» (30–40 лет), и за спиной у некоторых из них годы «революционной работы». Они считали излишним какую–либо «учёбу». Между тем, эти «революционеры–практики» имели такое же поверхностное представление о марксизме, как и о философии в целом. Поэтому Сергей сделал ставку на молодёжь, на студентов–стажёров старших курсов, с которыми нашёл общий язык. Именно это и встревожило кое–кого из «стариков». Он знал, что за «заговором» против него стояла Британия, молодая амбициозная мулатка, сменившая Франциско — Сергио в должности зав. секции (кафедры) философии.

Но «заговор Британии» был подавлен. Вероника, как директор Департамента, провела собрание кафедры (без Кольцова) и, неожиданно для Британни, большинство преподавателей, в основном молодые, не поддержали её обвинения против «доктора Серхио». Вероника оказалась в затруднительном положении, она не хотела брать ответственность на себя. После собрания Луис забрал Кольцова и отвёз на обед к итальянцам, где обсудили последние события. Друзья Сергея были воодушевлены. Но он понимал, что эта первая попытка — только начало. Кто–то ведь стоял за не очень умной Британией. Он даже догадывался, кто. И был готов к следующему его шагу. К тому же, ему не нравилась странная возбуждённость Луиса. В его энтузиазме ощущалась какая–та неискренность.