В автобусе все активно обсуждали «новости». Кольцову было ясно, что первая «новость» обусловлена тем, что в Москве решили, что они получают здесь слишком много. Вторая «новость» тоже понятна: местные гэкеэсовцы возмутились, что им самими приходится закупать продукты на рынке. А вот третью «новость» никто не понял. Все решили, что Москва боится, что, после этих «нововведений» на фоне обострившей военной обстановки, многие специалисты не вернутся сюда из отпусков. Но все ошиблись (позже оказалось, что ни одно из этих «указаний» так и не было воплощено).

С приездом Рябова Евгений воспринял духом. Виктор, напротив, «притих».

В университете Кольцов провёл последнее занятие с преподавателями–историками. Курс закончился успешно, несмотря на изначальный пессимизм его коллег, которые теперь активизировались. Хуго Мехийа провёл в Департаменте совещание с его участием, на котором присутствовали Франсиско — Серхио, Химена, Вероника, Луис Салазар и Британия. Обсудили план семинарских занятий для преподавателей философии. Совещание прошло бурно, так как Франсиско — Серхио нарушил договорённость и не решился обговорить этот план с преподавателями накануне. Но, в конце концов, план был утверждён. Это была маленькая, но победа Кольцова.

Воскресенье, как всегда, прошло в безделье. Беспрестанно шёл дождь. Кольцов весь день сидел дома, слушал переписанные кассеты и читал книгу Троцкого «Как мы сделали революцию?». Из неё он ничего особенно нового не узнал, кроме как о самом Троцком, о его презрительном отношении к русской интеллигенции, и к политическим оппонентам большевиков.

Неделя, которая оказалась для Кольцова весьма насыщенной, началась с долгого разговора с Векслером о Евгении. Виктор понимал, что с приездом Рябова его ситуация может круто измениться, и ему срочно нужно было на кого–то «перевести стрелки». Евгений был вполне подходящей для этого фигурой. Во–первых, он был «доверенным лицом» Рябова. Во–вторых, запутался в финансовых вопросах настолько, что это могло не понравиться Рябову. В-третьих, порядок в группе преподавателей следовало начинать наводить с её руководителя. Всё — логично. А Виктор оставался на «той стороне».

Во вторник в «Планетарий» приехали Рябов, Павлов и Векслер и было проведено собрание всей группы. Рябов выступал очень резко, Евгению досталось по «полной программе». К тому же выяснилось, что он, собирая деньги на праздничный университетский банкет, попытался опять «заработать» на том, чтобы закупить ром в аэропорту (а это — большая разница). Николай Максаков, по глупости, оказался в этом замешан. По предложению Векслера, Кольцова, неожиданно для него, избрали «профоргом» (парторгом) группы… с «чрезвычайными», как выразился Рябов, полномочиями.

Кольцов понимал, что радоваться нечему. Виктор явно его «подставлял» под Рябова, который вряд ли простит ему «стоматологический скандал», который вышел за пределы группы и стал известен в посольстве. Сам Евгений воспринял случившееся спокойно, он умел быстро переориентироваться.

Уже следующим утром в автобусе Евгений получил от Кольцова отпор и Хосе сразу же поехал в университет (а не по личным делам» Евгения и его друзей, как это стало уже обычным).

Начался каскад предпраздничный мероприятий.

В университете была открыта фотовыставка, посвящённая Советскому Союзу, которую сделали «русисты». Но её открытие никто из руководства университета, кроме Абеля Гараче, не посетил. Если бы «русисты» не привели своих студентов, то Евгений держал свою речь в пустом пространстве.

После этого, по просьбе Хуана, Кольцов отвёз его в посольство и познакомил с Чукавиным. Вроде бы они друг другу понравились. Накануне у Хуана состоялся «мужской разговор» с мужем Сильвии, за которой он решил «приударить». Забавно, если бы это ни касалось работы.

Четверг начался с совещания у посла, на которое Кольцов приехал с Евгением, по поводу предстоящего праздничного «приёма». Потом они оба провели собрание–инструктаж группы преподавателей по предстоящему университетскому «банкету». Лида, в последнее время, пребывая в «дурном настроении», поехать на банкет отказалась. Оно было и к лучшему для Кольцова, у которого хлопот хватало и без неё.

На «банкет» нагрянули все! Приехали Рябов и посол. Присутствовало всё университетское руководство, а также президент CNES Кастильо и доктор Марио Флорес, который был «в ударе». Вечер прошёл отлично. Все остались довольны. В «Планетарий» возвращались в 2 часа ночи с песнями.

Следующий день отдыхали, на работу не поехали. Кольцов писал конспект лекции и читал книгу Троцкого «Революция в Китае». Лида продолжала «хранить молчание». Это у неё бывало часто и раньше, она могла молчать неделями. Сергей посетил «стариков» в VL7, обсудили последние события. Евгений неожиданно передал от Векслера приглашение на посольский приём и предупреждение: быть обязательно в ‘guayavera» (особая «парадная» рубашка с коротким рукавом) и без жены. «Guayavera» у него уже была…

6 ноября во второй половине дня заехал Абель Гараче и забрал Кольцова и Колтуна. Никарагуанская военная охрана была выставлена вдоль дороги от «Планетария» до советского Торгпредства, где проходил приём. Пропуск был строго по пригласительным. Приглашённые прибывали постепенно и собирались на большой лужайке перед зданием торговой миссии, (где ещё недавно Сергей с лётчиками играли в футбол). Столы были расставлены вокруг бассейна. Освещение, как здесь принято, осуществлялось снизу софитами, установленными по всей лужайке. На её краях располагались два бара, к которым подходили присутствующие «по потребности». Официанты лишь убирали со столов. Выбор напитков был большой.

Иностранных и местных гостей встречали работники посольства во главе с послом.

Кольцов наблюдал, как прибывали послы США, Франции, ФРГ, Англии и прочие. Некоторых он узнавал, так как их лица были знакомы по газетам и телевидению. Присутствовали знаменитые командантес Байардо Арсе, Генри Руис, Омар Кабесас, Ленин Серна и молодые «команданте–герильерос», среди них женщины. Кольцов слышал, что были и братья Даниэль и Умберто Ортеги, но он их не видел потому, что часть приёма проходила внутри здания миссии.

Кстати, здесь в отличие от Кубы, девять «командатес де революсьон» (составляющих коллективное руководство Сандинистского Фронта). Остальные — «командантес герильерос» («партизанские командиры»). Но в прессе их всех коротко называют «командантес», потому что это «почётные» звания. В отличие от этого существуют воинские звания «команданте» (полковник) и «суб–команданте» (подполковник). Никарагуанцы знают эти различия, иностранцам трудно сориентироваться.

…Сергей с Евгением приехали, несколько запоздав, поэтому единственно свободные места оказались за столиком, где расположился ректор университета Хоакин Солис, к которому они и подсели. За соседним столиком оказались американцы во главе с послом.

«Знал бы посол Кинтон, кто сидит за его спиной!» — подумал Кольцов.

Все свободно перемещались по лужайке, находя собеседников. Почти каждого высокого гостя сопровождали советские дипломаты, соответственно их рангу. Так что нетрудно было сориентироваться, кто есть кто. Кольцова подмывало подойти к кому–нибудь из «команлдантес» и выпить с ним на «брудершафт». Но накануне были получены строгие инструкции, и каждый знал свой круг общения. Поэтому Сергей и Евгений вели «светский разговор», главным образом, с Солисом. Разыскавший Сергея в толпе гостей Юрий Григорьевич попросил его помочь с переводом в разговоре с их «шефом», капитаном никарагуанских ВВС по имени Санчес. Капитан оказался очень интеллигентным и приятным собеседником. Время от времени к Кольцову подходили уставшие от своих гостей знакомые дипломатические работники перекинуться словом и вместе выпить «по–нашему» за праздник. Издалека он видел Чукавина и Крашенинникова, но подходить к ним не стал, лишь обменявшись приветствиями издалека, так как они явно были очень заняты.