– Вечное одиночество! Все ничто перед этим убийственным сознанием! прошептали беззвучно бледные губы валы. – Юдифь, моя надежда, цель всех моих стремлений, этот нежный цветок, который я взлелеяла для украшения трона, вянет под темным сводом уединенной кельи, бросив меня одну с моим разбитым сердцем и ужасным вопросом: уж не ложь ли наука, на служение которой я отдала всю жизнь? Вот уже скоро настанет и виноградный месяц, а вместе с ним и день, когда, по предсказанию, заходящее солнце озарит своим блеском торжественный союз короля англосаксов с любимой невестой! А между тем Альдита цветет еще здоровьем, а война воздвигает преграду за преградой желанному союзу Гарольда и Юдифи! Нет, как ни тяжело, но я должна признать, что мой дух потерял свою былую силу и что воля моя ничтожна перед волей всемогущей судьбы.

Хильда склонила голову, и горючие слезы оросили ее печальное лицо, но в эту же минуту резкий и дикий хохот потревожил безмолвие неподвижного леса, и вала, обернувшись, увидела в траве, на берегу болота, лежавшую на нем неясную фигуру. Она зашевелилась, поднялась из травы, и Хильда не замедлила узнать в этом загадочном, уродливом создании безобразную ведьму, которую она, давно тому назад, застала крепко спавшей на могиле витязя.

Колдунья положила свою худую руку на плечо изумленной и неподвижной валы и спросила глухим, неприятным голосом:

– Зачем ты не докончила роскошную хоругвь, которую готовила для короля Гарольда? Прикажи ткать ее и отослать к нему как можно поскорее! Она должна развеваться на его брачном пире, так как его союз с прелестной Юдифью отпразднуется вместе с днем его рождения!

Хильда молча выслушала эти слова, звучавшие открытой иронию. Она не отвечала, как сделала бы прежде, презрительной улыбкой: ее самоуверенность, ее смелость и гордость были разбиты вдребезги и безотчетный ужас охватил ее душу.

– Кто ты? – произнесла она после короткой паузы. – Принадлежишь ли ты к числу смертных существ или адским духам, чуждым земле и небу и равно ненавидимым и здесь и в необъятности заоблачных пространств?

Безобразная ведьма помедлила немного и сказала уклончиво:

– Сядем на бережок бездонного болота! Если тебе угодно приобрести власть и знание, ты должна слить все чувства в одно живое чувство непримиримой ненависти ко всему, что живет на пространствах вселенной! Все другие пути не достигают цели!

– Слова твои доказывают, – отвечала пророчица, – что власть твоя исходит от врага человечества! Между тобой и мной стоить целая бездна. Я не желаю знания, отрекаюсь от власти, если их достигают только подобным способом.

– Ты слишком малодушна! – возразила колдунья с презрительной насмешкой. Тебя не возмущает убийственная мысль, что Гарольд уничтожил надежды твоей жизни, что он отдал другой место, принадлежавшее давно твой Юдифи! Вспомни, что он обязан единственно тебе своим царским венцом, и прокляни его!

– Да, но душа Юдифи связана неразрывно с душой короля! Проклиная его, я должна неизбежно проклинать и ее. И ты же говорила, что Гарольд в скором времени искупит свой проступок и вступит с ней в вечный, неразрывный союз?

– Иди скорее к себе и тки свою хоругвь! – отвечала ей ведьма повелительным голосом. Затыкай ее золотом и дорогими камнями! Повторяю опять, что ее водрузят именно на том месте, где Юдифь упадет в объятия короля!

– Не знаю, кто внушает тебе эти слова, – произнесла торжественно и задумчиво вала, – но мой внутренний голос подсказывает мне, что твоим предсказаниям назначено исполниться! Послушай! – продолжала она с воодушевлением, – ты нуждаешься в средствах, я тебя обеспечу, если ты мне поможешь силой твоих знаний проникнуть в те глубоко сокровенные тайны, которые мой ум бессилен понять. Я узнавала будущее, и мои предсказания сбывались постоянно, но совсем не в том смысле, в котором я читала их по рукам и по звездам! Они сулили славу всем, кого я любила, и она им далась! Но что сталось затем? – продолжала пророчица с беспредельной тоской. Муж и зять мой убиты, а дочь сошла с ума… Свен подвергся изгнанию и умер на чужбине!.. А Гарольд и Юдифь… моя гордость и радость… цель, к которой сводились мои надежды в будущем!.. Отвечай мне скорее, порождение ада, поможешь ли ты мне разогнать тот туман, который застилает передо мной грядущее!

– Мы встретимся с тобой в третью ночь после нынешней, у жертвенника Тора, и солнце не успеет взойти из-за холмов, как ты узнаешь страшную и великую тайну! – отвечала отрывисто загадочная женщина.

Почти в ту же минуту набежавшее облако заволокло луну, но когда она снова озарила пустынный и неподвижный лес, то ведьмы уже не было. Безмолвие нарушалось только чуть слышным шорохом в тростнике, окружающем громадное болото.

Хильда пошла домой медленными шагами, и всю эту ночь ее служанки ткали без устали хоругвь для свадебного пира короля и Юдифи, и всю эту ночь собаки оглашали своим лаем и воем спокойную окрестность, скаля издали зубы на темную фигуру, которая лежала, произнося проклятия, под окнами той комнаты, в которой торопились докончить поскорее блестящую хоругвь.

Роковое известие о высадке Вильгельма вызвало повсеместное волнение и смущение. В Вестминстерском дворце сновали люди с бледными, встревоженными лицами. Один только король, прибывший в эту ночь из военного лагеря, сохранял совершенно невозмутимый вид и совещался с танами о мерах отражения настающей опасности. Не проходило часа, чтоб к нему не вводили гонца со свежей вестью с суссекских берегов. Придворные толпились и шептались друг с другом, и при виде Стиганда, проходившего мимо с озабоченным видом, все кинулись к нему.

– Не примкнуть ли и нам к королевским дружинам? – сказал молодой рыцарь.

– Но кто будет тогда охранять наши земли, если герцог сумеет нанести нам поражение? – спросил резко Стиганд. – Он идет на Гарольда, а не на Англию. Если убьют Гарольда…

– Что же будет в таком случае?

– Нам останется Этелинг. Останемся же здесь, чтобы охранять его, сказал тихо Стиганд и отправился далее.

В палате, где скончался Эдуард Исповедник, сидела вдовствующая королева Юдифь с матерью и с Альдитой и ожидала решения совета. У одного из окон стояли жена Гурта и молодая невеста Леофвайна. Гита сидела молча, склонив голову на руки. Скорбь о погибшем Тостиге растравляла еще не зажившие раны, нанесенные ее сердцу недавней смертью Тиры. Королева Юдифь напрасно старалась утешить Альдиту, которая, не обращая на нее внимания, повторяла тоскливо:

– Неужели я потеряю и эту корону?

В палате Совета обсуждался вопрос: следует ли вступать в сражение с Вильгельмом, или ждать подкрепления?

– Отступая перед врагом, – сказал Гурт, – мы вовлекаем его в незнакомую страну перед самым наступлением зимы, и он Останется без продовольствия. Идти на Лондон он едва ли решится. А если бы и так, то мы к тому времени успеем приготовиться, не подвергаясь риску погубить наше дело.

– И это твое мнение? – перебил его Вебба. – Не так бы рассудил твой доблестный отец. Да и не так мыслят кентийские саксонцы. Норманны разоряют и грабят твоих подданных, а ты, Гарольд, надеешься, что народ твой пойдет сражаться за отечество, когда его король медлит в такой критический и опасный момент?

– Твоя речь дышит мужеством и благоразумием, – сказал Гакон, и взоры всех присутствующих обратились к нему, как к человеку, знающему дух норманнского войска и его предводителя. – У нас рать ободренная победно над врагом, считавшимся непобедимым. Кто победил норвежца, не отступит перед норманном. Победа большей частью зависит от отваги, а не числа воюющих. Каждый час промедления ослабляет их бодрость. Страшен не меч норманна, а его хитрый ум: если мы не пойдем против него немедленно, то он пойдет на Лондон, объявляя везде, что пришел не затем, чтобы завладеть престолом, но с целью наказать Гарольда за измену. Его грозное ополчение наведет на всех ужас. Многие соблазнятся его лживыми убеждениями, другие не посмеют бороться с его силой. А когда он уже будет в виду нашей столицы, купцы и горожане затрепещут при мысли о своем разорении и запросят помилования. Немыслимо, чтобы город наш мог выдержать осаду: его стены обрушились; достаточно ли тесно мы связаны друг с другом, при таком недавнем воцарении рода, чтобы не могли родиться и между нами распри? Кто поручится нам, что с приходом Вильгельма нам не выставят нового претендента на трон? Хотя бы Эдгара? Как позорно падем мы по собственной вине? Притом, хотя различные области нашей земли никогда еще не были между собой так дружны, а все же между ними есть тоже разграничения: сосед видит в соседе чужого человека. Нортумбрийцы и не тронутся, чтобы подать помощь Лондону. Мерция будет тоже держаться в стороне. Овладей Вильгельм Лондоном – Англия падет духом, и каждый округ и город будет заботиться только о своей безопасности. Говорят, что мы неторопливостью обессилим врага. Нет, мы наоборот истощим свои силы. Наша казна бедна, но, взяв Лондон во власть свою, Вильгельм овладеет и этой казной и, сверх того, богатством торгового сословия. Чем мы будем тогда содержать войско? И где держать его, чем его охранять? Укажите, где крепости, где ущелья и горы? У нас нет других крепостей, кроме нашей отваги! Мы – ничто без нее!