Град стрел и сулиц посыпался на англосаксов, неопытных в этом роде боя, но король Гарольд удерживал их от намерения схватиться грудь с грудью с неприятелем. Он сам стоял на небольшом холме и, подвергаясь ежеминутно опасности быть убитым, следил с напряженным вниманием за конницей Леофвайна и Гакона, ожидая той минуты когда норвежцы, обманутые мнимой нерешительностью и слабостью конных атак, сами перейдут в наступление.

Эта минута наконец наступила: воспламененные звуком труб, звоном оружия и воинственными песнями своего короля и скальдов, норвежцы ринулись как тигры на ряды саксонцев.

– К секирам, друзья! – скомандовал Гарольд и, мгновенно выйдя из середины, повел отряд вперед.

Оглушителен был напор саксонцев, они мгновенно разорвали круг и врезались в стену щитов. Секира короля потрясла первая эту железную стену, и он один из первых вступил во внутренний ряд, оберегавший Опустошителя земли.

В это самое время из-под грозного знамени вышел сам король норвежский и с пением вступил в самую чащу сцепившихся ратников. Он бросил свой щит и, махая своим громадным мечом, валил им людей справа и слева, пока не очистил все пространство вокруг себя. Англичане, отступая с ужасом перед этим образцом нечеловеческой силы и роста, оставили впереди одного бесстрашного витязя, решившего преградить путь исполину.

В это мгновение битва не принадлежала по характеру к времени более новому, а походила скорее на эпизод из глубокой древности. Глядя на сражающихся, можно было бы подумать, что Один и Тор снова спустились на землю. За королем-гигантом следовали его любимые скальды, распустив под шлемами свои длинные, шелковистые волосы и сопровождая свое шествие воинственными гимнами. И Опустошитель земли, подвигаясь вслед за ними, свертывался и развертывался, так что казалось, будто изображенный на нем ворон ожил и снова захлопал крыльями. А против гиганта один, но со спокойным лицом, с поднятой секирой, готовый кинуться вперед или отразить удар и твердый как дуб, стоял неустрашимый король саксов.

С быстротой молнии сверкнул грозный меч Гардрада и опустился вниз с такой силой, что щит короля Гарольда распался пополам, а сам он от силы удара упал на колено. Но быстрее этого меча вскочил он на ноги. И не успел еще Гардрада поднять головы, наклоненной напряжением удара, как секира Гарольда обрушилась так метко на его шлем, что гигант зашатался, меч вывалился из рук его и он отшатнулся назад. Заметив опасное положение короля, скальды и вожди его кинулись к нему. Этот смелый подвиг Гарольда влил мужество в сердца саксонцев. Увидев, что их любимый вождь почти отдален от них толпой норвежцев и, несмотря на это, храбро прокладывает себе секирой путь к грозному Опустошителю земли, они приободрились, сомкнули свои ряды и с криками: «Вперед!» – пробились к нему. Снова завязался ровный рукопашный бой. Между тем короля норвежского отнесли поодаль, сняли с него измятый шлем и тем дали ему возможность отправиться от самого сильного из ударов, которые он когда-либо получал в своих битвах. Оправившись немного, король кинул с досадой свой шлем и с открытой головой, на которой золотистые волосы блестели как солнце бросился опять в свалку. Опять засверкал убийственный меч, опять стали разлетаться в куски шлемы и щиты англосаксов. Пылая жаждой мести, удалой Гардрада носился повсюду, отыскивая короля английского. Наконец это желание исполнилось, и он увидел поразившую его руку. Желая окончить битву и войну одним ударом, витязь рванулся было к Гарольду, но в это самое мгновение стрела, пущенная издали невидимой рукой, вонзилась в горло, которого уже не покрывал шлем. Глухой звук, похожий на стон погребальной песни, вылетел из уст, кровь хлынула рекой изо рта Гартрады, и он, судорожно замахав руками, грохнулся мертвым на землю. Увидев смерть своего короля, норвежцы испустили такой вопль отчаяния и бешенства, что самая битва на несколько мгновений остановилась и как будто притихла от общего трепета.

– Смелее! – воскликнул Гарольд, обращаясь к саксонцам, – и пусть земля наша послужит могилой для нарушителя ее спокойствия. Вперед же, к знамени, и победа за нами!

– Вперед, к знамени! – повторил Гакон, приблизившийся в эту минуту к дяде, весь покрытый кровью врагов и пеший, потому что конь его был убит. Высоко развевалось мрачное знамя, хлопая по ветру, как вдруг перед Гарольдом, между ним и хоругвью, показался брат его Тостиг, которого легко было узнать по блеску его доспехов и свирепому смеху.

– О чем думаешь? – воскликнул Гакон. – Зачем медлишь? Во имя счастья Англии карай изменника!

Гарольд вздрогнул, рука его судорожно сжала руку Гакона. Он опустил секиру и с движением ужаса отошел от своего племянника.

Тут оба войска остановили свой напор, потому что оба были в страшном беспорядке и рады были дать врагу минуту отдыха, чтобы немного оправиться и построить свои рассыпанные ряды.

Норвежцы не принадлежали к числу тех войск, которые оставляют поле битвы оттого, что пал их вождь. Напротив – они бились упорнее, сгорая жаждой мести за смерть предводителя. Но все-таки, если б не мужество и быстрота, с которыми Тостиг преградил саксонцам путь к хоругви, сражение было бы для них проиграно.

Пользуясь приостановкой военных действий, Гарольд взволнованный донельзя, подозвал Гурта и сказал ему:

– Ради всего дорогого тебе. Гурт, скачи скорее к Тостигу и уговори его согласиться на предложенное ему. Мало того: скажи, что мы не будем помнить зла, что мы даже позволим возвратиться беспрепятственно на родину всем его союзникам… Сделай все, что найдешь нужным, но избавь меня, избавь всех нас от необходимости пролить кровь брата.

Услышав эти слова, благородный Гурт поднял забрало и с чувством непритворного восторга прикоснулся губами к руке короля.

– Иду! – ответил он и, в сопровождении одного только трубача, отправился бесстрашно к рядам неприятеля.

Король в страшном волнении ждал возвращения Гурта: никто не мог подозревать, какие тяжелые мысли раздирали это сердце, у которого на пути к достижению власти были отняты один за другим все предметы его любви. Недолго пришлось ему ждать. Не успел еще Гурт возвратиться, как яростный вопль, раздавшийся среди норвежцев, сопровождаемый звоном оружия убедил короля в безуспешности его попытки.

Граф Тостиг не захотел даже выслушать Гурта иначе, как в присутствии норвежских вождей; а когда последний объяснил причину своего прибытия, то в ответ раздался единодушный крик:

– Мы скорее умрем все, чем оставим то поле, на котором потеряли нашего короля!

– Ты слышишь, что они говорят, – сказал надменно Тостиг. – Я говорю то же самое.

– Не на меня надет этот грех! – проговорил Гарольд, торжественно простирая руку к небу. – Итак, исполним теперь наш долг!

Пока происходило рассказанное, к скандинавам подошла помощь с их кораблей, что и сделало бой несколько сомнительным. Но Гарольд в эту минуту был таким же искусным вождем, каким он был в момент борьбы с Гардрадой. Он постарался держать саксонцев в непрерывном строю. И если иногда случалось, что напор превосходящей силы отрезал часть от общего строя, то она тотчас строилась в тот же грозный треугольник. Один норвежский витязь, став на стенфордском мосту, в течение долгого времени отстаивал этот проход. Более сорока саксонцев, по словам летописца, пало от его руки, Гарольд предлагал ему жизнь и даже – оказать его мужеству должный почет, но надменный герой не хотел слушать эти предложения и пал наконец от руки Гакона. Он был как-будто воплощением Одина, этого скандинавского бога войны, С его смертью угасла последняя надежда викингов на победу, но они тем не менее не уступали, а падали на местах. Многие просто умирали от утомления. Когда ночь начала окутывать темным покровом место страшного побоища, король находился среди груды разбросанных щитов, опираясь ногой на труп знаменосца и положив руку на древко Опустошителя земли.

– Смотри! Там несут тело твоего брата! – прошептал ему Гакон на ухо, отирая хладнокровно кровь с своего меча и опуская его в ножны.