– Авось придет день, когда ты это узнаешь лучше… Иди же вперед, Сексвольф.
Узкий проход, расширяясь мало-помалу, вывел на пространную, дикую площадку, на которой не было даже травинки. Сексвольф, поравнявшись с рыцарем, указал ему камень, на котором было написано: «Hie victor fuit Haroldus» («Здесь победил Гарольд»).
– Никакой валлон не решится показаться в виду этого камня, – заметил Сексвольф.
– Простой, классический памятник, а много говорит, – сказал норманн с удовольствием. – Мне приятно видеть, что твой граф знает по-латыни.
– Кто тебе сказал, что он знает этот язык? – спросил осторожный саксонец, опасаясь, что сведение, радовавшее сколько-нибудь норманна, не могло быть благоприятно Гарольду. – Поезжай с Богом на своем коне, пока дорога позволяет, – добавил он насмешливо.
На границе карнавонской области отряд остановился в деревушке, обведенной недавно вырытым окопом и рогаткой. Внутри рогатки было множество ратников, из которых одни сидели на земле, другие играли в кости, или пили; по одежде их, кожаным платьям и по знамени с изображением тигровых голов герб Гарольда – легко можно было догадаться, что это саксонцы.
– Здесь мы узнаем, что граф намерен делать, – сказал Сексвольф. Здесь конец моего похода, как я полагаю.
– Стало быть, это главная квартира графа?.. Ни замка, хоть бы деревянного… ни стен, только ров рогатки? – спросил рыцарь с удивлением.
– Норманн, здесь и крепкий замок, хотя ты его не можешь видеть, и стены: замок этот – имя Гарольда, а стены – груды тел, лежащие по всем окрестным долинам.
Сказав это, саксонец протрубил в рог, на который ему ответили из стана, и потом повел отряд к доске, перекинутой через ров.
– Ни даже подъемного моста! – пробормотал рыцарь.
– Граф двинулся с войском в Снудон, – доложил Сексвольф, обменявшись несколькими словами с начальником отряда, отдыхавшего на краю рва. Говорят, что кровожадный Гриффит заперт там со всех сторон. Гарольд оставил приказ, чтобы я со своим отрядом как можно скорее примкнул к нему, вместе с этим начальником, с которым я сейчас говорил. Теперь, пожалуй что, и не совсем безопасно: хотя Гриффит и заперт в горах, а все-таки очень может быть, что тут где-нибудь спрятаны валлийцы, которые не задумаются напасть на нас. Здешние дороги недоступны для верхового, и так как тебе нет особенной нужды подвергаться различным неприятностям, то я посоветовал бы тебе остаться здесь с больными и пленными.
– Прелестная компания – нечего сказать! – заметил рыцарь. – А я скажу тебе, что путешествую для того, чтобы обогатиться новыми сведениями; к тому же мне очень хотелось бы посмотреть, как вы будете бить и рубить этих горцев… Прежде всего я попрошу тебя дать мне чего-нибудь попить и поесть, потому что у меня осталось очень мало провизии… Когда мы встретимся с врагом, то ты увидишь, противоречат ли слова норманна его делам.
– Лучше сказано, чем я мог ожидать, – откровенничал Сексвольф.
Де-Гравиль пошел бродить по деревне, которая находилась в самом плачевном виде: повсюду виднелись груды развалин и пепла, простреленные и наполовину сгоревшие дома. Маленькая, убогая церковь хоть и была пощажена войной, но выглядела печально и уныло, а на свежих могилах убитых воинов отдыхали худые, истощенные овцы.
В воздухе носился аромат болотной мирты, и суровые окрестности деревушки имели в себе какую-то особенную прелесть, к которой де-Гравиль, обладавший изящным вкусом, не оставался нечувствительным. Он сел на камень, поодаль от грубых воинов, и задумчиво любовался мрачными вершинами гор и небольшой речкой, извивавшейся невдалеке и потом терявшейся в лесу.
Он был выведен из своего созерцания Сексвольфом, который провожал крепостных, принесших рыцарю несколько кусков вареной козлятины, сыру и кружку весьма плохого меду.
– Граф посадил всех своих людей на валлийскую диету, – извинился Сексвольф. – Да, впрочем, во время войны и нельзя требовать лучшего.
Рыцарь подверг принесенное внимательному осмотру.
– Этого совершенно достаточно, добрый Сексвольф, – ответил он, подавляя вздох. – Только вместо этого медвяного питья, которое больше годится пчелам, чем людям, дай мне лучше кружку чистой воды: это самый хороший напиток для готовящихся к битве.
– Значит, ты никогда не пил эль?! – воскликнул саксонец. – Но я уважу твои иностранные привычки, чудной ты человек.
Де-Гравиль еще не успел порядком утолить свой голод, как уже затрубили рога, давая знать, что пора собираться в поход. Норманн заметил, к своему величайшему удивлению, что все саксонцы оставили своих лошадей. Тут к нему приблизился оруженосец с донесением, что Сексвольф строжайше запрещает рыцарю брать с собой коня.
– Да где же это слыхано, чтобы заставляли норманнского рыцаря отправляться пешком навстречу врагу?! – вспылил де-Гравиль. – Зови этого подлеца… то бишь начальника, сюда!
Но в это время Сексвольф сам подошел, и де-Гравиль сердито начал доказывать ему, что норманнскому рыцарю немыслимо обойтись без боевого коня. Саксонец, однако же, тоже упорствовал и на все доводы рыцаря отвечал только: «Граф Гарольд приказал не брать с собой коней»; наконец он вышел из терпения и крикнул громко:
– Или иди с нами пешком, или оставайся здесь!
– Мой конь тоже благородного происхождения и потому лучше тебя годится мне в товарищи, – сказал де-Гравиль, – но я уступаю необходимости… заметь это: что я уступаю только необходимости! Я не хочу, чтобы о Вильгельме Малье де-Гравиле думали, что он по доброй воле пошел пешком в битву.
Он попробовал, можно ли свободно вынуть меч из ножен, крепче затянул панцирь и последовал за отрядом.
Какой-то валлиец служил им проводником. Он был подданным одного из королей-вассалов, подчиненных Англии, и ненавидел Гриффита гораздо больше, чем саксонцев.
Дорога шла по берегу конвайской реки. Нигде не виднелось ни одного человеческого существа; на горных хребтах не было ни одной козы; на лугах ни коров, ни овец; вся эта мертвая пустыня производила тяжелое впечатление на идущих. Дома, мимо которых им пришлось пройти, были давно уж брошены владельцами; одним словом, все свидетельствовало, что тут прошел Гарольд-победитель.
Наконец, достигли древнего Коновиума, который теперь носит название Каргена. Там еще возвышались громадные развалины римских зданий: невероятно высокие и широкие стены, полуразрушенные башни, остатки обширных бань и довольно хорошо сохранившийся укрепленный замок. На крыше его развевалось знамя Гарольда; река, протекавшая мимо него, была покрыта барками, а берег запружен воинами.
Малье де-Гравиль страшно был измучен тяжестью своего панциря, но решился скорее умереть от изнеможения, чем сознаться, что Сексвольф был совершенно прав, советуя ему не надевать это железное облачение. Он, скрепя сердце, подбежал к одной группе, в которой заметил своего старого знакомого Годрита.
– Вот так счастье! – воскликнул он, снимая свой громадный шлем и крепко пожимая руку тана. – Вот так счастье, мой добрый Годри! Ты помнишь Малье де-Гравиля? Вот он, несчастный, сам перед тобой в этом невзрачном костюме, пеший, в сопровождении несносных мужиков.
– Здравствуй! – произнес Годрит, смутившийся немного при виде де-Гравиля. – Какими это судьбами ты попал сюда?.. Кого ты тут ищешь?
– Графа Гарольда, любезный Годри; надеюсь, что он здесь.
– Нет… впрочем, он недалеко отсюда, в крепости, что при устье реки Каэр-джиффина[16]. Если желаешь видеть его, то садись в лодку: ты можешь прибыть туда еще до сумерек.
– Не будет ли скоро битвы? – спросил рыцарь. – Тот плут обманул меня: обещал опасности, а между тем нам не встретилась ни одна душа.
– Метла Гарольда метет так чисто, что после нее уже ничего не остается, – ответил Годрит с улыбкой. – Ты еще, пожалуй, успеешь быть свидетелем смерти валлийского льва. Мы затравили его, наконец, до последней крайности; ему остается только отдаться в наши руки или кончить жизнь голодной смертью… Погляди, – продолжал молодой тан, указывая на вершину Пенмаен-Мавра. – Даже отсюда можно рассмотреть что-то серое и неясное на чистом небе.
