— Скучаете?

— Вопрос, подкупающий новизной и оригинальностью, — сразу оживляясь, ответила дама с бусами. — Желаете пригласить в гости?

Не рассчитывая на такую податливость, я засмущался.

— Что же, вы, молодой человек, растерялись? — вы приглашаете нас? — поигрывая сигаретной пачкой, спросила дама с бирюзовым браслетом.

— Да…

Они переглянулись и засмеялись.

— На судно? — насторожённым взглядом синих глаз пронзила меня дама с янтарными бусами. Серьги с рубинами, перстень на пальце правой руки, в которой она держала бокал с вином, вспыхивали огоньками в лучах огромной люстры.

Белокурые красавицы при ближайшем рассмотрении выглядели зрелыми женщинами старше меня лет на десять. Отступать, однако, поздно: дамы ждут. Стесняясь своего возраста и нескромного предложения, выдавил из себя:

— Да… На судно…

— А уж не на китобоец ли? — испытующе посмотрела на меня кареглазая блондинка, обладавшая не только бирюзовым браслетом, но и более пышными формами. Роскошные округлости её выразительного бюста придали мне самоуверенной решительности.

— Да, на китобоец, — слегка ошарашенный осведомлённостью пышногрудой красавицы и столь непонятными совпадениями, несмело пролепетал я.

— А уж не на «Робкий» ли? — чуть не в один голос и с нотками тревоги воскликнули прелестные незнакомки.

Упасть — не встать! Бьют в самую точку! Представляете: где–то в большом городе, запруженном тысячами моряков, сотнями судов и кораблей, в каком–то ночном ресторане какие–то женщины вдруг спрашивают про какой–то никому не известный «Робкий»! Я так и сел на стул.

— Да… На «Робкий»…, — совершенно теряясь в догадках, ответил я.

— Ой, нет! Куда угодно, но только не на «Робкий»! — замахали они руками.

Не понимая причину бурной антипатии к затерянному в рыбпорту маленькому судёнышку, я поспешно поправился:

— Я пошутил, девчонки… Не на «Робкий». На «Звёздный»…

— За такие шутки, знаешь, что бывает? У-у! — игриво погрозили они мне. — Хорошо, пошли… Сейчас только прихватим со стола деликатесы.

Они сгребли в сумочки остатки пиршества: завёрнутые в салфетки купаты, ломтики колбасы, бутерброды с чёрной икрой, конфеты, яблоки и пару бутылок вина. Швейцар принёс сетку с водкой.

Позванивая бутылками, я обхватил за талию пышногрудую, вдобавок ко всему оказавшуюся ростом выше меня на голову. Она не возражала.

Всю дорогу до проходной рыбпорта подруги оживлённо беседовали, шутили, смеялись, словно не замечая меня. Ладонью руки, обнимавшей аппетитные телеса Гали — так звали пышку — я чувствовал: контакт установлен надёжно. И ещё меня поразило одно обстоятельство: на проходной рыбпорта, где я ожидал заморочки с охранницей, мои очаровашки вынули из сумочек пропуска и предъявили для проверки старухе в грубой синей шинели и с «ливольвертом на боку».

«Звёздный» стоял у причала первым корпусом, и белая надпись на его чёрном борту ярко высвечивалась портовым прожектором. Поднимаясь по трапу этого китобойца, мои гостьи, увлечённые разговором, не заметили, как пересекли его палубу и ступили на корму стоящего впритирку «Робкого». Я быстро завёл их внутрь и открыл дверь каюты второго электромеханика.

Взору расфуфыренных представительниц прекрасного пола предстали семь «витязей прекраснвх» — небритых, в замасленных одеждах подвыпивших мужиков и с ними «дядька Черномор» — пузатый, бородатый, лысый помощник гарпунёра Евгений Кузнецов. В каюте табачный дым — топор вешай. На столе огрызки солёных огурцов, ошмётки селёдки, окурки. Надо было видеть растерянно–удивлённые лица моряков, застигнутых врасплох неожиданным приходом нарядных красавиц! От стыда за свой вид они быстро слиняли из каюты, столпились в проходе. Извинившись перед Галей, я вышел вслед за ними, чтобы прояснить ситуацию. И не напрасно: как и следовало ожидать — намечался делёж «рабынь любви».

— Ну, молодой! Ну, даёт! Таких тёлок нам подогнал! Послал за водя, гой, а он умуд, гился девочек п, гита, гтанить, — потёр ладони Рыч. — Как делить будем? По ста, гшинству?

— Ты про командирские шевроны забудь — не в море… Предлагаю потянуть спички, — потряс коробком моторист Юра Гайчук.

— Правильно! По жребию! Никому не обидно, — поддержал его помощник гарпунёра.

— Прошу прощения, товарищи китобои, — вмешался я в толпу спорщиков, — одну забил для себя.

— Какую? — нетерпеливо уставились на меня восемь пар жадных глаз.

— Самую большую и сисястую, чтоб было за что подержаться… Угадал? — с усмешкой спросил моторист Толя Пенязь.

Я мотнул головой. Никто не возражал против моего выбора. И только Рыч, подняв большой палец, со смехом рыкнул:

— Губа не ду, га! Г, гом — баба!

Я вернулся в каюту, где гостьи навели марафет на столе. Выбросили в иллюминатор объедки, застелили стол чистыми салфетками, прихваченными в «Утёсе», выложили на них ресторанное угощение, выставили «Тамянку».

Я присоединил к вину четыре бутылки «Экстры» и распахнул дверь каюты, приглашая всех на выпивку, превращённую в праздничную ночь. Кое–кто успел в своих каютах переодеться в чистые одежды. В присутствии симпатичных женщин из разговора исчезли непотребные слова и выражения. Рыч включил магнитофон, и в каюте загремел мощный голос Муслима Магомаева:

Все сыпали остротами, стараясь показаться галантными кавалерами. Я сидел рядом с «гром–бабой» Галей, поглаживая под столом шуршащий капрон на её обширных бёдрах. Подруга Валя — так звали блондинку с янтарными бусами — принимала большую часть знаков внимания.

«Интересно, кто останется с ней?», — гадал я, присматриваясь к захмелевшим китобоям, уже начавшим молоть чепуху. Постепенно они исчезали. Моторист Юра Гайчук — обаятельный парень с лучистыми чёрными глазами, выпускник металлургического института и перворазрядник по боксу вышел достойным победителем из битвы остряков–самоучек.

— Пора отдыхать, девчонки, — просто, словно мы в семейном кругу, проронил Гайчук фразу, избитую среди моряков в подобных случаях.

Я и Галя расположились на койке Балдина, ночевавшего дома, задёрнулись занавеской. А Гайчук и Валя устроились на обшарпанном диване. Они долго возились с недовольными шептаниями и среди ночи ушли.

Утром нас разбудили голоса и гулкие шаги моряков, явившихся на судно. Одеваясь, Галя увидела на занавеске вышитую надпись: «Робкий».

— Обманщик! Ты привёл меня на «Робкий»? — неподдельный ужас исказил её красивое лицо.

— Объясни, наконец, чем тебя так страшит наш китобоец?

— Да у вас на судне все больны гонореей!

Я понял, в чём дело. Был на «Робком» такой случай вонючий. Марсовый матрос Вова притащил вокзальную шлюху. Пока кто–нибудь развлекался со «жрицей любви», марсовый бегал по каютам в поиске других желающих. Забегал он и ко мне в каюту с таким предложением, но я отказался.

— С чего ты взяла, что все? Несколько человек только и намотали на винт. Я в том групповом общении с вокзальной потаскухой участия не принимал.

— Правда?!

— Что я сам себе враг?

— Верю. Приходи вечером на «Рефрижератор № 6». Мы стоим в рыбпорту в карантине не далеко от вас. Спросишь пекаря Галку…

— А что у вас за карантин?

— Кто–то из ваших китобоев поимел нашу буфетчицу. Та переспала с механиком, тот с официанткой, та ещё с кем–то… Ну, и понеслась гонорея по всему рефрижератору. Благо меня и Валентину беда стороной обошла. Ни с кем мы не встречались. В путину скоро, а нас не пускают, в карантине команда до окончания курса лечения. А всё из–за вашего «Робкого», где, как нам говорили, вся команда заразилась. Так, я жду тебя вечером…

Я проводил её под любопытные взгляды куривших на корме китобоев.

— Рядом с ней он как маленький китобоец возле плавбазы, — услышал я за спиной чью–то подначку, которую пропустил мимо ушей.