20/III–1942
К главе «Первая победа»
И тогда к нам пришел человек,
В ночь одет, как в одежду простую,
С покрасневшими крыльями век
От усталости или простуды.
— Что, — спросил он, — умрем как один
У могилы Аскольда и Дира?
Позаботились об ориентирах,
Чтобы легче вас было найти? —
И ему возразили ребята:
— От греха тебе лучше уйти.
Нам сдается, что ты провокатор.
— Я ценю пылкость ваших сердец,
Я и сам, мне поверьте, не скептик,
Только есть понадежней рецепты,
Чем такой романтичный конец.
Здесь остаться — действительно грех!
Шутки в сторону! Будем знакомы.
Вот мандат — представитель обкома,
А в дальнейшем — товарищ Сергей…
И когда через час с небольшим,
Получив и пароль и задание,
Вдоль подножий покинутых зданий
Мы по мертвому городу шли,
Повторил мой задумчивый друг,
Что сказал командир напоследок:
— На горе опустевший редут —
Это первая наша победа!
11/V–1942
Харьковскому фронту
Мы шли на бой во власти древних
правил —
Щадить детей, лежачего не бить…
А нас поили злобой и отравой,
И я клянусь — мы не умели пить.
Мы научились пить вино военной славы,
Пусть горечь Керчи в крепости вина,
Но повторится вновь
победный день Полтавы,
Как повторился день Бородина.
22/VI–1942
Память
Читать стихи готов везде:
И на реке при лунном свете,
И в оправданье — на суде,
И — как махорку — перед смертью.
…Зачем мне груз любимых книг:
Сельвинский, Тихонов, Багрицкий,
Когда глаза зажмурь на миг —
И перелистывай страницы?
Тебя любить готов всегда:
В тепле супружеской постели,
В разлуки черные года,
В порывах огненной метели.
Зачем же мне в боях твоя
Хотя бы карточка простая?
Глаза закрою — не таясь,
Со мной ты рядом вырастаешь.
Как хорошо таить в себе
Стихи и прозу, лед и пламень.
Как благодарен я судьбе
За эту дьявольскую память!
25/VI–1942
Письма с войны
Письма Павла Винтмана Зинаиде Сагалович.
* * *
15.10.41 г.
Зинуся!
Отпущен в город на небывалый срок (в будний, конечно, день) — целых два часа. Это за успехи в сегодняшних экзаменах. За инспекторскую стрельбу, т. е. стрельбу в присутствии нач. школы, получил благодарность, ибо выбил 30 очков из 30. Только что сдал зачет по оружию, тоже, конечно, блестяще. Плюс к этому — не отстал сегодня во время «броска» — 12 км за 1 ч. 10 м. В результате — еще одна благодарность и прогулка на почту. Так что, как видишь, не без успехов и успехи не без награды…
Относительно «второй нашей встречи» — глупые детские бредни. Но ты, очевидно, настроена плакатно, а я — плакально… Должен же кто-нибудь остаться в живых после этой бойни!!! Пусть это будет, если не я, то хотя бы ты и он…
Любимая! Жду каждой твоей строчки. Ради бога, побольше и почаще. Целую крепко-крепко.
Твой, пока живу и дышу.
Пин
* * *
4.11.41 г.
Любимка моя!
Вот уже несколько дней, как я собираюсь ответить на твое письмо от 22 числа (я получил его 27), но до сих пор еще не написал ответ. Во-первых, и это основное — как всегда, некогда; во-вторых, неважное настроение. То есть не вообще неважное, а, вернее, перемежающееся, как малярия, что ли. Жизнь моя сейчас разбилась на две части. С утра до послеобеда все по-старому, вернее, вроде того, но намного хуже. Потому что мне ужасно не повезло с новым подразделением — я попал в окружение мальчишек из школы… На весь взвод всего несколько человек, с которыми можно перекинуться словом. Правда, с одним пареньком я подружился. Он работник радиовещания, образование у него небольшое, всего одногодичная специальная школа (после 10-летки, конечно), но не в этом дело. Он очень хорошо знает поэзию и поэтов, в особенности, как и я, современных, как и я, немного пописывает и вообще мы с ним «созвучны». Надо сказать, что он обладает большим критическим чутьем и беспощаден к формальным промахам, так часто у меня встречающимся. Вторая половина моей жизни — это клуб. Ежедневно мы туда ходим, готовим программу «Красноармейского театра малых форм». Я, конечно, работаю в своем жанре — пишу пролог, концовку и т. п.
Между прочим, я на вечере буду читать стихи. Пошло в ход старое: «Баллада о любимом цвете», «Возвращение», «Нет, не романтичный парус» и в особенности большим успехом пользуется «Взятие города Н.» (помнишь «Шесть суток на город ложились снаряды…»). Это последнее, вероятно, напечатают в военной окружной газете «Фрунзовец»…
Ты просишь написать тебе обещанные стихи. Обещанного не шлю — у меня, как всегда, замысел один, а из-под пера выходит всегда что-нибудь неожиданное, такую штучку я тебе направляю.
Мне легко ходить по свету…
[2] Родная моя! Не надо отчаиваться и переживать! Все как-нибудь устроится, все будет хорошо, будут еще у нас с тобой светлые дни! В этом отношении я непоколебимый оптимист, что бы там ни было — мы победим. Да и я лично еще не потерял надежды на встречу с тобой, на счастье и на Жизнь! Ведь я — счастливчик, может быть, действительно я родился под счастливой звездой, а?
Крепко целую.
Твой Пин
* * *
14.11.41 г.
Желанная моя! Зайчонок милый мой!
Действительно это просто бессовестно, так редко тебе писать, ведь вот уже шесть дней, как я тебе отправил последнее письмо, и уже 3 дня (!), как я собираюсь написать ответ на твое письмо. Но, ей-богу, не было возможности — очень напряженная неделя. Впрочем, об этом сегодня тебе писать не хочется. Ведь я такой счастливый! Счастливый потому, что у меня есть ты, моя единственная, моя хорошая. Я не знаю, кого мне благодарить за это, и если бы был бог на небеси, я бы день и ночь молился ему. В общем, как это у Симонова:
В этой маминой мирной стране,
Где приезжие вдруг от внезапных простуд умирают,
Есть не все, что им нужно, не все,
Что им снится во сне.
Не хватает им малого —
Комнаты с шелковой шторой,
Чтобы долго шептаться, то нежничая, то грубя,
В общем, им не хватает той самой, которой…
Им — не знаю кого. Мне — тебя.
