1941 Голубые следы Нет, не зря торжествует охотник, Поднимая ружье на бегу, — Остаются в просторах холодных Голубые следы на снегу. С этой долей поэту б сравниться, Как ружье, поднимая строку, А стихи на холодных страницах — Голубые следы на снегу. 1941 «Дорога торная, дорога фронтовая…» [1] Дорога торная, дорога фронтовая, Поникшие сады, горящие стога, И в злой мороз, и в зное изнывая, Идти по ней и вечность постигать. Такая в этом боль, тоска кругом такая В молчанье деревень и в дымном вкусе рос… Дорога торная, дорога фронтовая, Печальная страна обугленных берез. 5/IX–1941 «Мне легко ходить по свету…» Мне легко ходить по свету, Шевеля листвою слов, Мне не надобны советы Критикующих ослов. И в боях кровопролитных, Где дрожат и не ужи, Мне не надобны молитвы, Я и так останусь жив. Если ж путь уже измерен, Если сочтены года,— Я хочу упасть, не веря В то, что умер навсегда. Не поймут моей дороги — Голубой, как луч сквозь дым, Люди медленного бога, Люди маленькой звезды. 4/XI–1941 «Мне снятся распечатанные письма…» Мне снятся распечатанные письма, И блеск пера на цензорском столе, И кляксы черные. О, сколько, сколько лет, Как на сукне зеленом повелись Вы. И ручка в поисках измен, как пистолет, И радость мимо, горе — мимо, счастье — мимо. О жесткая войны необходимость, О сгустки чувств людских на цензорском столе. 14/XI–1941 Путеводное В боях мы не грубеем — только руки, А сердцем стали, кажется, нежней. Нас осеняют светлые хоругви Любви к народу, к родине, к жене. Без жалоб мы пускаемся в дорогу, И где-нибудь, на энском рубеже, Последний шаг мы отдадим народу, Последний вздох — оставленной жене. Мы потому уверены в Победе, Нам потому неведом жалкий страх, Что юность наша с мужеством — соседи, Что нежность наша — ярости сестра. 9/I–1942
«Это — город Ташкент…» Это — город Ташкент, перекресток далекой разлуки. Путь к тебе на восток, мой маршрут убегает на запад. Над забитым вокзалом — зимний ветер дорожной разрухи Теребит, будто флюгер, прокисший, зачумленный запах. Оттолкнувшись звонками от сыпнотифозных плакатов, Поезд бросился в ночь, кукарекнув простуженным горлом. Кто мне может помочь разобраться: это поезд ли мчится на запад, Или мир на восток вместе с сердцем моим непокорным? Непокорное сердце мое! Весть из дому, как дар, ожидая, Мы сквозь битвы пройдем, завоюем любые твердыни, Мы пройдем сквозь разлуку, любую беду побеждая, Чтоб вернуться к тебе, дорогая моя, невредимым. Это будет в Ташкенте, в Москве иль на занятых землях немечьих… Я не знаю еще ни минуты, ни часа, ни года. Только это свершится на улице Радостной встречи, На проспекте Победы, у площади Счастья народов. 23/I–1942 «Мы жили странными порядками…» Мы жили странными порядками, Но все же, все же — хорошо! Гордились девичьей прядкою, Искали рифму к «Равашоль». Все наши песенки под окнами, Все нарушенья тишины,— Все это было перечеркнуто Одним движением войны. Любимая, пойми тоску мою: Не страх погибели в бою, Пойми, о смерти я не думаю И, если хочешь, не боюсь. Я болен грустью, как экземою, — Ведь если даже не умрешь, — Ни песен наших, ни друзей моих, Ни молодости не вернешь. 30/I–1942 «Обыденный день превращается в вечер…» Обыденный день превращается в вечер. Скамейки еще не успели остыть. А в парке уже начинается вече Друзей моих — умных, веселых, простых. Но ветер и лбы, и скамейки остудит, Обыденный вечер — обычная ночь… Но встал человек в старомодном костюме, Рукою взмахнул — и обыденность прочь. Оркестр, в грозу превращающий будни, С раскатами грома мешающий медь!.. Неужели, ребята, мы больше не будем, Как летние ливни, в аллеях шуметь? Идут легионы на запад без страха, Мне этого мало, мне надо скорей, Чтоб снова взмахнул своей палочкой Рахлин В затихшем саду на высокой горе. вернуться Это и все следующие стихотворения, наброски к поэме присланы поэтом в письмах жене из военного училища, а затем из действующей армии. |
