Часы его остановились. Он потряс их, вспомнил, что телефонного аппарата рядом нет и часы теперь никак не поставить, радио тоже нет, приложил к уху. Не стал заводить, снял с руки, убрал во внутренний карман. Потом подумал, что можно было, конечно, приблизительно и по солнцу поставить, солнце — не телефон, получилось бы плюс-минус полчаса, но часы были уже сняты. Решение принято.

— Не пойму я, что же это такое было, — останавливаясь под огромной металлической конструкцией, сказала Ли и топнула о камни босоножкой. — И тени от нее тоже никакой!.. — Конструкция насквозь проржавела и, чуть покачиваясь на ветерке, издавала протяжный неприятный скрип. — Наверно, что-нибудь военное?

— Не обязательно военное. Если что-то непонятное, значит, уже и военное? Глупо. — Ник потянул ее за руку, потащил дальше вдоль полосы прибоя. — Давай лучше остановимся на твоей первой версии. Пусть это будет скелет мамонта.

— Не похож что-то! — Ли по-детски наморщила губки. — Ну совсем не похоже на скелет… Да погоди ты. Я устала. Давай немного присядем, отдохнем.

— Действительно, не похоже… — Ник продолжал тянуть ее за собой. — Ну давай будем считать, что это взлетная ферма космического корабля. Тайный масонский проект, брошенный на начальной стадии с падением советской власти в России. Нет?! — он остановился и с размаху плюхнулся на песок. — Пусть будет мамонт. А то, что он не похож… Ну пусть это будет мамонт — объект в исполнении вольных художников-абстракционистов.

— Великоват для объекта! — возразила Ли, опускаясь рядом. — Впрочем, ты прав. Конечно, это объект! Объект! — она вытянула из сумки за конец полотенце и вытерла им пот со своего лба. — Пойдем искупаемся, страшная жара какая сегодня.

«Это от страха… — подумал Ник для дневника. — Это от безысходности. Все эти слова, они от безысходности. Мы пытаемся шутить, и получается странный черный юмор… Мы больше не можем говорить серьезно!»

Он сидел, упершись растопыренной ладонью в песок. Ли поднялась, сделала три шага в сторону моря, подняла руки. У нее были темные острые локти. Расстегнула на шее купальник, обернулась, подмигнула ему. Разделась и вошла в море. Купальник она несла над головой, как флаг.

«Мы сходим с ума! — подумал Ник. — Мы оба сходим с ума!»

В обозримом пространстве не было ни одного человека, ни одной трубы или паруса на море, ни одной тени. По левую руку лежала выжженная солнцем желтая короткая трава, до самого горизонта — трава. Через какое-то время Ник обернулся, подправляя натершие лямки рюкзака, позади уже не было видно и ржавого мамонта.

Ли после купания натянула платье прямо на голое мокрое тело, не стала даже обтираться, босоножки она теперь несла в руке.

Сначала под ноги попалась голова. Он наступил не глядя, ботинок с хрустом раздавил маленький искусственный череп. Ник посмотрел, но даже не наклонился. Потом стали попадаться отдельные руки и ноги, маленькие кусочки цветной одежды, и только потом перед глазами выплыла эта продолговатая, наполовину залитая волной бело-розовая куча.

Куклы лежали вдоль берега, покачивались на волне — сотни маленьких розовых тел. Рыжие патлы выглядели неряшливыми пятнами. Оторванные руки, торчащие во все стороны пластмассовые пальцы. Те из них, что были окончательно выброшены приливом на берег, высохли на солнце и шелушились краской. Голубые распахнутые глаза смотрели тускло, их выела морская соль.

Ли вытянула из кучи, взяв за руку, голубоглазую девочку в порванном красном платьице и, отступив немножко в сторону, попятившись, прижала ее к себе.

— Бедняжка!.. — сказала она. — Как тебя зовут? Тебя зовут Наташа! Наташенька, не бойся, я возьму тебя. Я не оставлю тебя здесь!

Среди бело-розового покачивающегося в пене месива Ник заметил несколько ярких золотых и черных прямоугольных пятен. Не сразу он понял, что это запечатанные пачки с сигаретами.

— Не нужно, ма, — попросил он. — Брось ее…

Послушно Ли отшвырнула розовое тельце. Качнулась на месте и вдруг со всего размаху ударила себя кулаком в лицо, так сильно, что на скуле расплылся кровоподтек.

— Извини, — тихо, без интонации сказала она. — Нам нужно идти! — она зачем-то показала рукой вперед, вдоль линии пляжа. — Уже немного осталось… Там должна быть военная часть!

Они опять шли по берегу. Ник устал, он с трудом передвигал ноги. Ли шла с неестественно запрокинутой головой. Руки матери безвольно подпрыгивали вдоль тела.

— Наверное, во время шторма перевернулся какой-то сухогруз, — говорил Ник.

Ли пошла быстрее, теперь она почти бежала с рюкзаком на спине. Не угнаться, как быстро бежала.

— Или просто с палубы смыло два ящика, никто не погиб, — он продолжал говорить на бегу, никак не мог остановиться. — Просто лопнула крепежка, ящики раскололись, в одном были куклы… В другом, наверное, сигареты!

Ли остановилась. Метрах в тридцати от линии прибоя стоял большой фанерный щит. Ножки, на которых щит был укреплен, глубоко врыты в почву.

— Вот, я помню это место! Эта штука здесь стояла двадцать лет назад, — у Ли был бодрый голос. — Эта или такая же, как эта!

Щит был ярко-зеленый, и на нем было черными квадратными буквами написано: «линия обстрела».

— Пошли! — она схватила его за руку. — Пошли, теперь уже близко…

— Погоди, ма… Погоди. Давай немножко посидим.

— Ты устал? — начальственно дернув шеей, спросила Ли.

— Немножко устал.

— Мы должны идти! — сказала она. — Как ты не понимаешь, нам нужно идти! — Она повернулась и приложила ладонь к глазам, она всматривалась в небо. — Что это там? — спросила она. — Гроза?

Отпуская лямки рюкзака, Ник задрал голову и посмотрел вверх. Небо над головой было безупречно синим. Он прислушался. Затаил дыхание и уловил будто далекий гром… Еще и еще раз звук повторился.

— Что это? — шепотом спросила Ли.

— Не знаю… — также шепотом отозвался Ник.

Теперь он смотрел прямо перед собой и не мог поверить собственным глазам. Медленно-медленно прожглась в зеленом щите круглая дырка. Опять далекий шорох, свист. Ник повернулся. Из моря поднялись сверкающие фонтаны.

— Ложись, ма! — крикнул он и в свистящей тишине не услышал своего голоса.

Дымясь, щит падал в одну сторону, а Ник падал в другую. Лицо обдало горячим ветром. Ветер был полон сухой соли. Сухая, мелкая соль засыпала глаза. Он оглох, он зажимал уши ладонями, и когда отпустил ладони, не услышал ничего, он только увидел ненормально расширенный, кричащий от боли рот матери.

«Не хочу… — подумал Ник. — Не хочу… Я не хочу!»

Потом Ли судорожно взмахнула руками, обеими руками одновременно, синхронно, как пластмассовая кукла…

Он открыл глаза от сильной головной боли (или ему только показалось, что он открыл глаза). Он рвался вверх, а прямо над лицом за тонкой кисеей воды бултыхалось солнце. Сильные руки надавили на его плечи. Он хотел закричать, и вода туго вошла в легкие с одним вздохом. Перед глазами потемнело…

«Утопили, — подумал Ник. — Утопили меня, как щеночка слепого… — Его хлестали по щекам. Он лежал на спине, не решаясь снова очнуться. — Если они меня отпустили, — подумал он, — значит, хотели только пугнуть. Мы им не нужны. Им нужна Мира, они ее и заполучили… Сейчас я сяду на песке, потру лицо, улыбнусь… А потом? Потом надо будет что-то решить? Бежать? Как трусу, бежать, бросить ее?»

— Дышит вроде? — сказал по-грузински где-то над ним мужской голос.

— Дышит! — удовлетворенно отозвался другой мужской голос.

— Его только оглушило… — Это сказала женщина. Ее голос прозвучал совсем рядом с ухом, и женские руки легко легли на его плечи. — Лоб рассекло осколком… — он ощутил у себя на лбу легкие пальцы. Этот голос был знакомый, но не ясно чей. — Он целый… Почти не пострадал!..

Солнце светило сквозь облако. Как дрожащая, серебряная монета, оно, раздвоенное, легло на глаза и утонуло в слезах. Память вернулась. Ник вспомнил, что произошло. Не было рядом никакой турбазы, не было рядом никакой Миры, они с Ли шли по берегу в сторону военной части… Ли была здесь двадцать лет назад, она так сказала. Куклы в воде, сигареты… Сухогруз. Что было дальше? Зеленый щит. Линия обстрела.