— Почему не нужно думать?

— Потому, что у вас очень-очень красивая мама! И я хотел бы выпить за нее! — он поднял полный, тяжелый от зеленого вина, чуть вспотевший стакан. — За женщину!

— За женщин! — нарочито поправил его Ник.

— Верно, молодой человек! Именно за женщин!

Пустой стакан грохнул в середину стола, и хозяин, широко раскинув руки, одним движением обнял сразу обеих девушек.

— Клянусь! — весело крикнул он. — Никогда их не продам! Никому! Ни за какую сумму! Они самое драгоценное, что есть в нашей жизни.

«О чем это он?» — удивился Ник, но оставил вопрос при себе.

— Вот вы строитесь… — сказала Ли, похоже, чуть опьянев после очередного тоста. — Но где все? Где же строители? Ну, эти, — она глупо улыбалась. — Ну, эти каменщики-плотники… — Она большими глазами смотрела в веселые глаза хозяина. — Глупости говорю. Мне, наверно, нужно в море, что ли, окунуться.

Но на море отправились позже, часа через три. Солнце уже клонилось к самой воде и отражалось в ней, высвечивая на иссиня-черной поверхности огромный тупой угол. Тут же возле стола девицы с хохотом скинули мужские рубашки и переоделись в длинные шелковые платья. Пошли впятером.

Дом стоял на краю деревни, и до моря от него было метров двести, не больше. На ходу Ли расстегивала свою прозрачную кофточку.

Ник, обернувшись назад на деревню, полную могил, чуть задержался, и Арчил оказался рядом с матерью, Ник посмотрел на их фигуры. Они замерли на фоне сверкающего тупого угла. Он не услышал слов.

— Не лезьте в это дело! — сказал Арчил, на лету подхватив сброшенную кофточку.

— Почему?

— Вы не поймете! — сказал Арчил. — Вы не отсюда…

Демонстративно Ли дернула головой, показывая глазами на девиц. Девушки под шелковыми зонтиками чинно вышагивали по песку, они перешептывались, и в легких порывах ветра разлетался их глупый смех.

— Дурочки, — сказал Арчил. — Пустышки… За них мне не больно.

— А за меня больно? — удивилась Ли. — Мы знакомы всего несколько часов, и вам уже, видите ли, больно.

Белые туфли на высоких каблуках не давали девицам двигаться по песку быстро. Широкие светлые платья раздувало свежим вечерним ветром, а красные, грубо очерченные губы раздражали и в полутьме.

— Зачем так шикарно? — спросил Ник, нагоняя их. — Я чего-то не понял?

— А так страшнее! — Даша изобразила большие глаза. — Люблю бояться красиво!

Ли пробовала ногой воду.

— Хорошо!

— Теплая? — спросил Арчил, опускаясь на песок.

— Почти горячая. — Ли скинула юбку и, подняв руки, собирала волосы в узел. — Вы всегда так живете?

— Да!

— Почему же нельзя мне?

— Потому что я здесь родился, а вы никогда не научитесь относиться к смерти спокойно.

— Почему? Я не боюсь смерти.

— Чужой?

— Чужой или своей, какая разница? — она уже медленно входила в воду. — Честное слово, я не понимаю!

— Обернитесь! — другим голосом сказал Арчил, и это выглядело как приказ. Ли обернулась. — Посмотрите на деревню… И попробуйте представить себе, сколько стволов сейчас смотрят на нас из этих окон.

Неожиданный порыв ветра наполнил белый шелковый зонтик. Даша вскрикнула, и зонтик, выскочив из ее руки, взвился вверх. По угасающей поверхности моря прыгали еще последние солнечные блики. Ник наклонился и подобрал зонтик. Он вопросительно смотрел на девушку. Он больше не смотрел в мутнеющую, уже засеянную звездами небесную даль. Две головы: голова Арчила и голова Ли не были различимы, оба слишком хорошо умели плавать.

— Тебе не нравится? — спросила Даша. Она присела на песок, раскидав вокруг шелковые юбки, сняла с ноги белую туфлю и высыпала в ладонь тонкой струйкой песчинки и гальку.

— Нравится! — сказал Ник, втыкая зонтик рядом с собой и тоже присаживаясь на песок. — Я люблю маскарад. Вы, Дарья Петровна, чрезвычайно эффектны в свадебном наряде в подобном месте в подобный час, но, по-моему, резко не хватает рояля.

— Чего не хватает? — она развязала ленточку, сняла шляпку и повернулась к нему спиной. — Расстегни, пожалуйста.

— Зачем? — спросил Ник.

— Сейчас будем купаться, — объяснила Наташа, симметрично поворачиваясь к нему спиной с другой стороны. — Арчик уплыл с твоей мамочкой, а нам нужно расстегнуть пуговицы на спинках.

Ник расстегивал медленно по одной маленькой белой пуговичке, ему было почему-то холодно.

— Так я все-таки не поняла, чего не хватает? — спросила Дарья Петровна, порывистыми движениями вылезая из своего платья. — Рояля, ты говоришь?

— Вы, вообще-то, откуда, девочки, такие сумасшедшие? — спросил Ник голосом хозяина бетонного дома. — Насколько я понял, из Санкт-Петербурга самого?

— Ну, допустим… Нужен рояль, нужен высокий крутящийся стульчик… — Даша, уже совершенно голая, входила в воду. Она сложила руки на груди. — Нужно будет Арчика попросить.

— И он привезет вам рояль?

— А почему бы и нет?

Наташа тоже избавилась от платья и также, скрестив на груди руки, пошла в воду.

— Он сделает все, что мы попросим… Он наш раб, по крайней мере, до конца сезона…

Они обе поплыли. Брошенные на песок и придавленные камнями шелковые платья раздувались большими пузырями. Туфли валялись одна на другой. Девушки плыли, переговариваясь и смеясь, их смех закружился, зазвенел над темной водой. Ник отвернулся, поискал вокруг себя глазами.

Он подумал, если бы Арчил находился на берегу, то сложил бы здесь небольшой костер. Когда дамы выйдут из пены, им, наверное, захочется согреться.

Черных окон поселка с воды видно не было, но их можно было представить себе за зыбью (собственно, не было видно даже берега, существовало лишь направление). Хозяин бетонного дома плыл рядом, он плыл совершенно бесшумно, только дыхание, которое тише плеска раздвигающих воду рук, было где-то совсем рядом.

— Я не верю… — вдруг сказала Ли, переворачиваясь в воде.

— Во что вы не верите? — отозвался, как эхо, его голос.

— Я не верю, что вам это нравится…

— Что мне нравится?

— Так жить! Вы лжете, не знаю, себе вы лжете или мне, но так не бывает!

Она начала замерзать и разогревалась, ускоряя движения своих рук. Она направлялась к берегу. В темноте на фоне черно-звездного неба заплясали живые язычки костра. Кто-то развел огонь. За огнем, казалось, лежало такое же огромное темное пространство, как и за стеной.

Ли отплевывала воду. Ей хотелось уже поскорее выйти на берег, на твердую почву, она вдруг ощутила усталость во всем теле. Но первой из пены выскочила не она, а Дарья Петровна. Голая девица, растопырив театрально тонкие острые пальчики, кинулась к огню, почти окунулась ноготками в пламя.

— Как водичка? — спросил Ник.

— Кайф! Дай полотенце…

Ник вынул из сумки, оставленной Арчилом, одно из полотенец и покрутил его в руках.

— Накинь… Накинь на спину… Накинь, холодно!

Свет костра оттенял ее тощую фигуру. Торчали лопатки. Зубы Даши мелко дробили, помада криво размазалась по скуле. Ник накинул полотенце на спину девицы.

— Благодарю! Это Наташка придумала, с платьями, а Арчик привез, — сказала она уже весело, щелкая зубами. — Были такие большие круглые коробки из розового картона… — Она протягивала тонкие пальчики к приплясывающим языкам пламени. — Красиво, да?

— Красиво!

— Ты думаешь, он кто? — она скосила глаза. В глазах отражался костер.

— Кто?

— Арчик. Он, между прочим, офицер КГБ.

— Нет никакого КГБ! — сказал Ник. — Отменили его.

— Ну, я не знаю, чего он там офицер, но офицер. Самый настоящий, у него на втором этаже в спальне форма на плечики повешена.

Ник посмотрел на воду. Уже недалеко от берега можно было различить две головы: голову матери и голову хозяина дома.

— Нравится тебе?

Девушка отрицательно покачала головой. Вторая девица выбралась из воды. Дарья Петровна вытянула из той же вместительной сумки махровый халат и накинула его.