Я нахмурилась, услышав эту просьбу — слишком личную, слишком откровенную. Мне хотелось довести его до оргазма, невзирая на все возражения. Он уже был к этому близок — еще несколько движений, и он ничего не сможет поделать.

Хотя оральный секс мог быть интимнее всего на свете, тогда он таким не был. Между нами была дистанция, которую я хотела сохранить. Почему Адам стремился ее сократить?

Он по-прежнему перебирал мои волосы, провел большим пальцем по щеке. Глаза горели, в груди болело. Это очень, очень, очень плохая идея.

Но, несмотря на это, меня зачаровал его взгляд, обворожил его голос, шепчущий на французском непонятные мне слова.

Я сделала так, как он просил, потому что тоже этого хотела — вобрала его в себя, окружила своей плотью. Мы двигались синхронно, словно занимались сексом уже тысячу раз. Вверх, вниз, одновременно по-новому и привычно: сначала он наполнял меня, а потом едва не покидал, вынуждая крепче сжимать его, держать в себе, впускать в самую глубину и никогда не отпускать.

— Посмотри на меня, — приказал он.

Мне не хотелось. Если я не видела лица, он не был ни мужчиной, ни чудовищем, а просто сексуальным партнером, пусть и очень хорошим.

Презирая себя за подобные мысли, я снова подчинилась и посмотрела ему в глаза, увидев в зрачках себя. Кто эта женщина? Неужели я?

— Не думай о нем, когда внутри тебя я.

Я ничего не сказала, даже когда он выгнул спину и проник глубже, чем когда-либо прежде.

— Скажи, — прошептал он. — Скажи, или я остановлюсь.

Даже если бы я могла говорить, было непонятно, что он хочет услышать. Адам перестал двигаться — но на долю секунды позже, чем нужно.

Оргазм был слабым и далеким, но все равно таким всеобъемлющим и близким, что я не была уверена, чьи мышцы начали сокращаться первыми — мои или Адама. Неважно, потому что мы оба покачивались, разлетаясь на куски.

Я рухнула на грудь Адама, и он провел ладонью по моей спине. Мир вернулся, а Адам все еще был во мне. Я распласталась на нем, а он неуверенно, почти по-детски, принялся играть с цепочкой на моей талии.

— Что ты хотел услышать? — спросила я.

— Мое имя. И все.

Я приподняла голову, чуть сместилась, но наши ноги по-прежнему оставались сплетенными.

— Зачем?

— Ты назвала меня Саймоном, когда в последний раз была в моей постели.

Я вздрогнула, услышав имя мужа в минуту, когда мое тело все еще трепетало от прикосновений другого мужчины. Мне не хотелось говорить о Саймоне. Ни сейчас, ни потом, и определенно не здесь и не с Адамом.

— Я спала! Я ведь не назвала тебя Саймоном в процессе.

На этот раз вздрогнул он, и я заволновалась. Неужели он ожидал большего, чем я могла дать? Он вроде не из таких. Но опять же, а из каких?

— Прости, Адам. — Я перекатилась на спину, чтобы больше его не касаться. — Мне бы тоже не понравилось, если бы ты произнес имя другой женщины. Даже несмотря на…

Я замолчала, не уверенная, что хочу сказать.

— То, что между нами нет ничего, кроме секса? — договорил он.

Я повернула к нему голову, и наши носы едва не соприкоснулись.

— Да.

Секунду я думала, возможно ли что-то большее. Могу ли я полюбить другого мужчину так, как любила Саймона? Могу ли полюбить этого мужчину?

— Хотелось бы мне тебя полюбить, — прошептал он.

Неужели он читал мои мысли? Отражал их? Кстати об отражениях…

— У тебя нет ни одного, — выпалила я.

Он ответил мне недоуменным взглядом.

— Чувства?

— Зеркала.

Недоумение сменилось настороженностью, и тут же лицо Адама вновь стало непроницаемым, словно ему было что скрывать.

— Мне не нравятся зеркала, cher.

— Почему?

Адам сел спиной ко мне.

— Чего ты от меня ждешь? Что я скажу, что не отражаюсь в них? Или что не хочу смотреть на свое отражение?

Я тоже села, но лицом к нему. Что-то здесь не то, но я не понимала, что именно.

— Я много чего натворил, — тихо признался он. — Ты даже представить не можешь.

Он об армии? Или о чем-то другом?

— Что ты делал?

Адам встал, и мускулы заиграли на его спине, руках и ногах.

— Больше, чем могу рассказать.

— Я имею в виду, чем ты занимался в армии? Детектив Салливан не смог добраться до твоего личного дела.

— Та жизнь кончена. Сейчас я здесь, и больше никогда не буду свободен.

Он развернулся, уперся руками в кровать и нагнулся надо мной, вторгаясь в личное пространство.

— Я для тебя не гожусь.

— Я знаю.

— Я не могу тебя любить.

— И я не могу.

— Не проси меня.

— Я и не просила. — Голос звучал сдавленно, спина напряглась почти до боли.

— Просто чтобы прояснить все раз и навсегда.

— Все кристально ясно.

Его губы дернулись.

— Чего ты так злишься, cher? Я просто говорю как есть. Никаких серьезных чувств.

— Я двумя руками за, — процедила я, хотя спина была прямой как палка.

Адам лег и провел рукой по моим плечам.

— Тс-с, — прошептал он, обнимая меня. — Мы оба хотим одного и того же. Пока ты здесь, мы будем вместе. А когда уедешь, расстанемся.

— Хорошо.

— Потому что ты уедешь.

— Да.

Тем более что он не попросил меня остаться.

Deesse de la lune.

Тихий шепот в моей голове. Я уже слышала эти слова. На этот раз их произнес как будто голос Адама.

Я пыталась выбраться из вязкой пелены сна и увидеть говорившего. Что именно он сказал и зачем?

Резко очнувшись, словно вынырнув из глубин неспокойного океана в тишину ночи, я обнаружила, что осталась одна. Посмотрела в окно, но за ним никого не было.

— Сон, — прошептала я.

Как я устала от снов!

В комнате было темно. Луна уже зашла, а солнце еще не выглянуло. Загадочный, одинокий час: ни ночь, ни день и даже ни рассвет.

Входная дверь была закрыта. Еще толком не проснувшись, я выпрыгнула из кровати и натянула свою одежду. Вернее, ее остатки. Топ был порван, так что я воспользовалась одной из маек Адама, но грудь сразу вывалилась из пройм, поскольку бюстгальтер тоже пал жертвой страсти.

То, что казалось невероятно сексуальным ночью, теперь раздражало. Бормоча под нос ругательства, я отыскала футболку — некогда белую, а сейчас сероватую — и натянула ее через голову.

Быстро выглянув в окно, я увидела, как Адам скользнул сквозь сумрак в высокую траву.

Его жилище здесь. Куда он пошел?

Пришло время выяснить. Промчавшись через дом, я выскочила за дверь.

Верила ли я, что способна следовать за Адамом по этой болотистой местности, не привлекая внимания? Он провел тут всю жизнь, а я, хотя частенько обреталась в какой-нибудь глухомани, все же не была невидимкой. Однако попытаться стоило.

Понурив голову, он брел почти не разбирая пути, пробираясь через заросли сорняков и стоячую воду. Думал ли он обо мне? Или о том, что у нас нет будущего? Или есть? Осмелюсь ли я намекнуть, что хотела бы попытать с ним счастья, или этот намек отпугнет его окончательно?

Учитывая, что по утрам, какой бы бурной ни была наша ночь накануне, Адам всегда просыпался первым и уходил, отпугнуть его очень легко. Зачем беспокоиться об этом сейчас?

Рассвет омыл землю неярким солнечным светом. На смену утренней прохладе скоро придет жара. Впереди за деревьями рычали машины, раздавались гудки. Я огляделась, не до конца понимая, где оказалась.

Адам взобрался на насыпь и пересек незнакомое мне шоссе, на другой стороне которого располагался лагерь домов на колесах.

Хмуря брови, я прокралась вперед и успела заметить, как он открыл дверь и вошел в один из трейлеров.

Что за чертовщина? Это здесь он скрывается днем? Не в гробу, не в могиле, не в логове, а в трейлерном парке? Такого я точно не ожидала.

Покинув тенистую прохладу болота, я поднялась на насыпь, пропустила грузовик и быстро пересекла двухполосное шоссе.

Казалось бы, трейлерный парк должен выглядеть неприглядно, по-походному, но я очень удивилась, увидев аккуратные газончики и цветы, росшие вокруг большинства домиков, каждый из которых был ухоженным и даже начищенным до блеска. Почти на каждой подъездной дорожке стояли трехколесные велосипеды, самокаты и детские машинки. Возле трейлера, в котором скрылся Адам, был представлен весь такой автопарк.