— А ты иди, — настаиваю я. — Ты не обязана снова составлять мне компанию. — Прошлый вечер мы провели в гостинице за просмотром романтического фильма, заказав еду в номер.

— Ну... — Холли слегка нервничает. — Я могу попозже заскочить повидать Саймона. Но только если ты не против, — быстро добавляет она.

Каталина на эту гонку не приехала, а вчера Саймону пришлось ужинать со спонсорами.

— Конечно, — соглашаюсь я. После всего ожидания, что Холли мне откроется, теперь очень странно слышать, как она о нем говорит.

Холли отправляется в ванную переодеваться, а я переключаю каналы, стараясь не думать о том, что она, вероятно, специально для Саймона надевает кружевное белье. Когда подруга наконец с застенчивым видом уходит, я вздыхаю и выключаю телевизор. Не почитать ли книгу? Но нет, три страницы и полчаса спустя понимаю, что не восприняла ни одного слова.

Что-то заставляет меня вспомнить Бахрейн и то, как Луиш мчался по проложенной в пустыне трассе. Комментаторы сравнивали его с Айртоном Сенной, одним из величайших гонщиков современности. Теперь о подобных сравнениях и речи не шло. Интересно, прекратила ли свои нападки английская пресса?

Можно пойти повидать его... Если Холли права, Луиш не отправился с парнями в город. Интересно, впустит ли он меня или просто захлопнет передо мной дверь? Есть только один способ выяснить. Исполненная решимости, спрыгиваю с кровати и хватаю ключ от номера, даже не потрудившись сменить рабочую одежду или посмотреть в зеркало.

Номер Луиша тремя этажами выше моего. Взбегаю вверх по лестнице вместо того, чтобы подняться на лифте, и прибываю туда слегка запыхавшаяся.

Он открывает дверь спустя двадцать секунд и смотрит на меня, хмурясь в замешательстве.

— Привет, — говорит он.

— Луиш, привет. — Я пытаюсь перевести дыхание и смотрю на него исполненным надежды взглядом. — Можно войти?

Без единого слова он делает шаг назад, пропуская меня внутрь.

В номере царит бардак. По полу и всей гостиной раскидана одежда. Бросив взгляд в ванную, вижу сваленные на пол грязные полотенца. Громко орет телевизор.

Хозяин и не думает извиняться за свалку, подводя меня к дивану. Поднимаю его шлем и комбинезон, кладу их на журнальный столик, а затем присаживаюсь на краешек кресла и жду, пока Луиш шарит в углу дивана. Наконец он извлекает оттуда пульт от телевизора. Целясь в экран, уменьшает громкость, прежде чем откинуться на спинку дивана и положить ноги на столик. На меня он не смотрит.

— Как ты? — спрашиваю я.

— Что ты здесь делаешь? — отвечает он вопросом на вопрос.

— Хотела проверить, как ты, — растерянно признаюсь я.

— А тебе не все равно? — Темные глаза Луиша встречаются с моими, и я поражаюсь пристальности его взгляда.

На мгновение перевожу взор на беззвучно сменяющие друг друга картинки на экране, прежде чем снова посмотреть ему в лицо.

— Нет, не все равно.

Луиш почесывает бороду.

— Я думал, ты ушла навсегда.

— Прости, что разочаровала.

Он откидывает голову на спинку дивана и глубоко вздыхает.

— Ты неважно выглядишь, Луиш, — в конце концов начинаю я.

Он пожимает плечами.

— Что собираешься с этим делать? — настаиваю я.

Он снова пожимает плечами:

— Ничего.

— Нельзя дальше себя истязать, — говорю я. — Ты должен простить себя.

— А ты меня простила? — огрызается он.

— Да! — восклицаю я. — Да мне и нечего было тебе прощать. Ты был не виноват!

Лицо Луиша перекашивается, и я в шоке смотрю на него, понимая, что он вот-вот расплачется.

— О боже, Луиш, прости меня. — Я встаю с кресла и усаживаюсь рядом с ним на диване.

— Нет, нет. — Он протягивает руку, пытаясь сказать, чтобы я ушла, но я хватаю ее и крепко сжимаю. — Пожалуйста, — отворачиваясь, умоляюще просит он.

— Ты был не виноват, — тихо, с сочувствием повторяю я.

— Не надо! — Его душат слезы, и я притягиваю Луиша к себе, обнимая за шею. Он утыкается в меня лицом и начинает всхлипывать. Мое горло сжимается, а к глазам подступают слезы, потому что я разделяю его боль. Я не могу позволить себе думать об Уилле, иначе сама окажусь в состоянии еще хуже, чем Луиш, а мне сейчас нужно оставаться сильной ради него.

Наконец он отстраняется.

— Хочешь салфетку? — с запозданием спрашиваю я, роясь в кармане в поисках бумажных платков. В последнее время я без них никуда не выхожу.

— Спасибо, — хрипло благодарит он, берет ее и шумно сморкается. Я слегка отодвигаюсь, чтобы дать нам обоим немного места.

— Nossa Senhora, — вздыхает он, откидываясь на спинку дивана и глядя в потолок. — Ты не пошла сегодня гулять? — Луиш поворачивается ко мне. Глаза у него красные и все еще блестящие от слез.

— Нет, — качаю головой я.

— А Холли?

— Она с Саймоном.

Он кивает и снова смотрит на потолок.

— Так странно вернуться, — говорю я.

Он отвечает не сразу.

— Где ты была?

— В Нью-Йорке. У родителей.

— И как? — Он бросает на меня взгляд.

— Ужасно. — Пауза. — А как твоя семья?

— Хорошо. Ну, то есть… — Он нерешительно замолкает.

— Что такое?

— Да ничего, — отмахивается он.

— Расскажи. Как твоя мама?

— Ну… Все это… — Луиш машет рукой, обводя комнату. — Понимаешь, она из-за этого волнуется, — с трудом заканчивает он.

— То есть? Она волнуется из-за гонок?

— Вообще из-за всего. По любому поводу.

Я в недоумении.

— Она читала о тебе в газетах?

— Угу. — Луиш садится прямее. Заметно, что его трясет.

— Луиш, нельзя верить всему, что пишут. Может, ей лучше совсем не читать желтой прессы, как это делаю я.

Он кивает, явно нервничая.

Я вздыхаю. Ужасно видеть его в таком состоянии. Надо попробовать все исправить.

— Прости, что убежала от тебя на похоронах.

— Ничего страшного.

— Я была сама не своя, понимаешь?

— Понимаю.

— Луиш, пожалуйста! — Я просто хочу, чтобы он снова стал нормальным. — Это невыносимо!

— Что? Что? Все в порядке, — рассеянно добавляет он. Даже его голос звучит странно.

— Тебе нужно отпустить Уилла, — умоляюще прошу я. — Ты должен перестать о нем думать. — Мои глаза опять наполняются слезами, когда Луиш поворачивается.

— А ты перестала?

Мы долго смотрим друг на друга, прежде чем я качаю головой. Луиш отворачивается.

— Нет. Я так и знал.

— Пресса по-прежнему тебя достает? — спустя минуту спрашиваю я.

— Уже не так сильно.

— Хорошо. Скоро они окончательно отстанут.

— Я не хотел выигрывать гонку, — вдруг отрешенно говорит он.

— Какую гонку? Ту… в Сильверстоуне?

Он кивает.

— Я не знал, что авария была такой серьезной.

— Знаю. Голову даю на отсечение, все это понимают.

— Нет, не понимают. — Он медленно качает головой. — Не уверен, смогу ли продолжать.

Вновь хватаю его за руку и крепко ее сжимаю.

— Сможешь! Ты прекрасный гонщик. Тебя сравнивали с самим Айртоном Сенной, черт подери!

— Больше не сравнивают.

— Опять начнут. Тебе просто надо снова встать на ноги, сесть обратно за руль. Ты говорил, что хочешь выиграть гонку ради Уилла, ну так давай!

Луиш удивленно на меня смотрит:

— Ты об этом слышала?

Я киваю:

— Видела тебя по телику в Америке.

— Ха. — Он снова отворачивается. — Не очень-то у меня получилось.

— Ну и что, не переживай, — неубедительно выдавливаю я, прежде чем снова изо всех сил сжать его руку. — Ты можешь сделать это теперь. Завтра!

— С двенадцатого места? — Он с насмешкой глядит на меня, и впервые на мгновение передо мной вновь мелькает прежний Луиш.

— Ну, или не выиграть, но знаешь, хотя бы финишировать. Или еще чего. Я не знаю! Но перестань строить из себя неудачника и займись делом. Я буду тобой гордиться.

Он улыбается и крепко сжимает мою ладонь, но почти сразу же отдергивает руку, закрывает лицо и снова плачет.

— Ох, Луиш… — Я в полном ужасе глажу его по спине. — Прости меня, прости. — Кладу голову ему на плечо и застываю, дожидаясь, пока он успокоится. Наконец он садится прямо, смахивает слезы и затихает.