Переминаюсь с ноги на ногу и лепечу:

— Как думаете, Ингрид справится без меня?

— Полагаю, Шарлотта сможет тебя заменить.

Шарлотта — моя коллега, с которой я иногда работаю. Она пишет диплом по изобразительному искусству, поэтому трудится на полставки.

— Значит, можно?

— Думаю, да. Поговори с Элли насчет гостиницы...

— В этом вся соль. — Расплываюсь в улыбке. — У меня есть возможность остановиться у бабушки в горной деревушке. Так что вам остается всего-то купить мне билет на самолет!

— Всего-то? — фыркает Фредерик. — В общем, лучше обсуди все с Элли.

— Ух ты! Спасибо, босс.

— Марш отсюда. Дай допить в тишине и покое.

Фредерик поднимает стакан и быстро его опрокидывает, а я торопливо ретируюсь, пока он не передумал.

Прихожу в номер и вижу, что Холли спит. Грубо ее тормошу.

— Совсем рехнулась? — сонно рычит она.

— Я еду в Италию! А ты?

Холли открывает один глаз.

— Что значит «едешь в Италию»?

— Вместе с тобой. Ты ведь едешь?

Открыв второй глаз, Холли приподнимается на кровати и громко зевает.

— Да.

— Как это вышло?

— Саймон попросил меня поехать.

— Когда? — спрашиваю я, немного опешив. Я-то считала, что это мне полагается быть у него на подхвате.

— Сегодня днем. Я уверена, он попросил бы тебя, просто ему известно, что тебя ждет работа в Лондоне, вот и все, — частит Холли.

— А, ну да. — Должно быть, в моем голосе звучит тревога, потому что подруга продолжает меня успокаивать.

— Не обижайся, — подбадривает она.

— Да я не обижаюсь, — отвечаю я. По-видимому, заявившись к Саймону с жалобами на Каталину, Холли поразила его гораздо сильнее, чем я предполагала. — Все равно, разве это не круто? — Пытаюсь снова придать голосу восторженные интонации и вдруг кое о чем вспоминаю. — Только мы не будем жить вместе. Я остановлюсь у бабушки в горах. Вероятно, мы и видеться толком не будем.

— Досадно, — снова зевает она.

— Все равно будет весело, правда?

— Ага. Как же ты едешь в Италию, если Саймон тебя не просил? — спохватившись, интересуется Холли.

— Уилл надоумил меня обратиться к Фредерику.

— Уилл? Эй, а как прошел вечер?

— Довольно мило, — небрежно бросаю я.

— О чем вы говорили?

— О, ну, знаешь, о том, о сем.

— Все еще мечтаешь о нем? — любопытствует она.

Плюхаюсь на кровать, зарываюсь лицом в подушку и глухо бурчу:

— Возможно.

— Что ты сказала? Дейзи? — упорствует Холли, не расслышав ответа.

Поворачиваюсь к ней и говорю, безуспешно пытаясь скрыть улыбку:

— Возможно.

— А как же его девушка?

Моя улыбка тут же гаснет.

— А что она? — пыхчу я, приподнимаясь на локте. — Ничего я не собираюсь с ней делать. У него есть девушка! Все, конец истории!

— А, ну ладно, — бормочет Холли.

— Мы это уже обсуждали, — продолжаю свою пламенную речь.

— Да помню я, помню, — небрежно бросает подруга. — Но вдруг что-нибудь изменилось.

— Разумеется, не изменилось, — отвечаю я все еще немного запальчиво. — Я не из таких. Он мне нравится просто как друг.

— Само собой. — Холли закатывает сонные глаза.

— Хотя, быть может, у них с Лорой не все так радужно...

— Я так и знала! — Она хлопает по одеялу.

— Что? Ох, va fanculo.

Холли смеется, а потом ее лицо принимает серьезное выражение.

— Значит, ты больше не зарекаешься иметь дело с мужчинами?

Вздыхаю, и на мгновение кажется, что на меня нахлынут все прежние горькие чувства, которые я испытала в Америке. Качаю головой, стараясь заглушить воспоминания. Второй раз за ночь.

— Дейзи? С тобой все в порядке? — беспокоится Холли.

— Да. Все нормально.

— Ты только будь осторожна.

— Буду. Осторожность — мое второе имя, — вру я. На самом деле я вечно витаю в облаках.

— Мне просто не хочется, чтобы тебе причинили боль, — добавляет Холли и вновь укрывается одеялом.

И на этом наш разговор заканчивается. Смываю макияж, пребывая в какой-то прострации, и стараюсь припомнить мельчайшие подробности нашей беседы с Уиллом. Забираюсь в кровать и представляю, как он смотрит на меня прекрасными голубыми глазами. Вспоминаю его легкую небритость и воображаю, как протягиваю руку и провожу пальцами по его щеке. Его губы. Они тоже приходят на память. Размышляю о том, хорошо ли Уилл целуется. Могла бы поспорить, что очень.

Представляю, как он провожает меня обратно в гостиницу по шумным ночным улицам, полным баров и запоздалых гуляк, как тянет в темную подворотню. В животе порхают бабочки, и я забываю о Лоре, Луише, Холли и обо всех, кого знаю. Воображение рисует, как Уилл страстно целует меня, будто мы оба охвачены сиюминутным порывом, который не в силах преодолеть. Но когда Уилл отстраняется, его лицо теряет отчетливые очертания. Глаза уже не такие яркие. Стараюсь снова вспомнить его рот и неожиданно ясно вижу его, но попытка совместить этот рот с лицом оборачивается неудачей. Видение уходит. Да что со мной такое? Прикладываю массу усилий, но не могу воссоздать в памяти образ Уилла. Это нехорошо. Плавали, знаем. Снова начинаю прокручивать в уме наш разговор, надеясь, что если не стану слишком на этом зацикливаться, то, может быть, сумею отчетливо вспомнить лицо Уилла до поездки в Италию.

— Бабушка!

— La mia stellina! Vieni qui amore, che ti vuole abbracciare la Nonna!

Перевожу: «Моя звездочка! Подойди, любовь моя, бабушка хочет тебя обнять!».

Бабушка плохо говорит по-английски, а я свободно владею итальянским, поэтому чаще всего мы общаемся на нем, но не волнуйтесь, начиная с этого места я буду переводить.

— Посмотри на себя! Красавица, но такая худющая! — Она с неодобрительным видом хватает меня за щеки, пытаясь оттянуть немного кожи.

— Ай, бабушка! — Вырываюсь и оказываюсь в крепких объятиях. Приходится нагибаться, ведь бабуля ростом всего метр пятьдесят, а я на двадцать сантиметров выше.

— Тебя следует откормить. Соус к пасте почти готов! — Она ведет меня в маленькую кухню, где на старомодной плите кипит кастрюлька.

— Так вот чем пахнет. Что это?

— Кролик.

Хм. Так и думала. Я не большая поклонница крольчатины.

— Здорово! — фальшиво восторгаюсь я. Не стоит бабушке знать правду.

— Как дела, дорогая? Как работа?

Пока мы сидим за столом и пьем кофе, я рассказываю о своей работе на «Формулу-1». Внутри, за толстыми каменными стенами, прохладно, но снаружи умеренно тепло, даже в горах.

Бабушка живет в старом каменном домике у подножия гор неподалеку от автомагистрали. Она выращивает на огороде овощи, а в небольшом загоне держит коз и цыплят, но главное достоинство этого места — вид: в ясную погоду обзор простирается на мили вокруг. Больше всего я люблю сидеть на бабушкиной каменной скамейке на террасе и смотреть на лесистые склоны гор, потягивая из стакана acqua alla menta — воду с мятой.

Но сегодня был трудный день, а завтра обещает быть еще труднее, поэтому после ужина бабушка провожает меня в отведенную мне спальню: крошечную комнатенку с узкой кроватью под окном и маленьким деревянным шкафом у противоположной стены. Быстро готовлюсь ко сну, так как уже холодно, и устраиваюсь под простынями, шерстяными пледами и ярким бабушкиным лоскутным одеялом ручной работы, которое помню еще с первого приезда сюда. У бабушки я чувствую себя как дома сильнее, чем где-либо еще в мире. И в тот момент, когда меня на мгновение одолевает печаль, я засыпаю, ощущая гармонию с миром и со всем вокруг.

На следующий день, когда я в павильоне расставляю утренний чай для съемочной группы, кто-то легонько толкает меня в спину. Оборачиваюсь и вижу Уилла.

— Привет! — здороваюсь я. — Как дела?

Он опять выглядит по-другому. Не лучше, не хуже, просто иначе.

— Отлично, — улыбается он.

На нем темные джинсы и желтая футболка, спереди украшенная изображением серфингиста.