– Для вашей мамы.

– Вы вспомнили о ней?!

Вероятно, из-за влажности в магазине было еще жарче, чем прошлый раз.

– Быть может, вы хотите сами ее вручить?

Мегрэ предпочитал оставаться в магазине, где еще сохранялся иллюзорный контакт с жизнью, кипящей снаружи.

– Мне необходимо показать вам одну фотографию.

Лишь взглянув на портрет, Леона воскликнула:

– Это мадам Машер!

Мегрэ почувствовал удовлетворение. Конечно, это не была одна из тех громких побед, о которых кричат газеты. Так, пустяковый факт. Но именно этот факт доказывал, что комиссар не ошибся в своих выводах о характере месье Луи. Бывший кладовщик не был тем мужчиной, который запросто познакомится с женщиной на улице или в ресторане. Комиссар просто не мог себе представить этого человека, заигрывающего с незнакомкой.

– Откуда вы ее знаете? – спросил он.

– Она работала у Каплана. Недолго. Месяцев шесть или семь. А почему вы показываете мне эту фотографию?

– Она была близкой подругой месье Луи.

– А!

Мегрэ причинял Леоне боль, но не мог ничего поделать.

– Вы не замечали чего-нибудь необычного, когда она оба работали на улице Бонди?

– Я могу поклясться, что между ними ничего не было. Она работала упаковщицей, вместе с еще десятью или пятнадцатью женщинами, в зависимости от времени года. Ее муж служил в полиции, я это отлично помню.

– Почему она оставила работу?

– Мне кажется, ей предстояла операция.

– Благодарю вас. Простите, что снова побеспокоил.

– Вы нисколько меня не беспокоите. Вы виделись с месье Семброном?

– Да.

– Скажите, месье Луи жил с этой женщиной?

– Время от времени она навещала месье Луи в комнате, которую он снимал рядом с площадью Республики.

– Я убеждена, что она была ему только другом, не более.

– Возможно…

– Если бы сохранились ведомости торгового дома, я бы назвала вам адрес, но я не знаю, что с ними сталось.

– Если речь идет о жене полицейского, то я без труда разыщу ее. Вы сказали Машер, не так ли?

– Если только меня не подводит память, зовут ее Антуанетта.

– До свидания, мадемуазель Леона.

– До свидания, месье Мегрэ.

И комиссар спешно ретировался, потому что старуха в соседнем помещении начала двигаться, а у него недоставало мужества видеться с ней вновь.

– В префектуру.

– На набережную?

– Нет. В муниципальную полицию.

Наступил полдень. Служащие выходили из контор и магазинов, но не решались пересечь улицу, чтобы добраться до любимого ресторана. На порогах зданий толпились люди, и в их взглядах читалось унылое смирение. Газеты в киосках размокли.

– Подожди меня.

Комиссар нашел кабинет руководителя отдела кадров и затребовал сведения о некоем Машере. Несколькими минутами позже он узнал, что Машер действительно служил полицейским, но два года назад был убит в уличной драке. В ту пору он жил на авеню Домениль. Вдова получала пенсию. Детей у супругов не было.

Мегрэ взял адрес на заметку. Чтобы сэкономить время и не пересекать Дворцовый бульвар, он связался с Люка.

– Она куда-нибудь звонила?

– Пока нет.

– Ей тоже никто не звонил?

– Никто. К телефону подходила одна из девиц, некая Ольга, что-то по поводу примерки. Звонили с аппарата портнихи, проживающей на площади Сен-Жорж.

Он пообедает позже. Мегрэ довольствовался быстро проглоченным аперитивом и вновь забрался в маленькую черную машину.

– Авеню Домениль.

Дом располагался в самом конце улицы, близ станции метро. Здание выглядело неказистым и каким-то унылым.

– Где мне найти мадам Машер?

– Пятый этаж, налево.

Здесь имелся лифт, который поднимался рывками, совершая робкие попытки застрять между этажами. Медная кнопка звонка, дверь отполирована, на пороге лежит коврик. Комиссар позвонил. И сразу же услышал шаги в глубине квартиры.

– Одну минутку! – крикнули ему через дверь.

Вероятно, дама была в халате и сейчас надевала платье. Она не относилась к тому типу женщин, которые могли бы появиться в пеньюаре даже перед газовщиком.

Мадам Машер молча посмотрела на Мегрэ, и он увидел, что она взволнована.

– Проходите, месье комиссар.

Она была точно такой же, как на фотографии, точно такой же, как ее описал продавец в ювелирном магазине: высокая и сильная, с уверенной походкой, женщина, знающая себе цену. Она узнала Мегрэ. И, разумеется, она знала, почему он пришел.

– Проходите… Я как раз занималась уборкой…

Тем не менее ее волосы были тщательно уложены, на черном платье – ни единой складочки. Паркет сиял. Около двери – два куска войлочной ткани, на которые она ступала, возвращаясь домой в мокрых ботинках.

– Я вам тут все испачкаю.

– Это не имеет значения.

Мебель была не такой новой, как в Жювизи, но такой же начищенной, и в целом обстановка напоминала ту, что была в доме месье Луи – даже такие же безделушки на полках. Над сервантом висела фотография полицейского в рамке, к которой крепилась медаль.

Мегрэ не пытался ее смутить или удивить. Впрочем, его визит не стал для мадам Машер сюрпризом. Он просто сказал:

– Я пришел к вам поговорить о Луи.

– Я была готова к этому.

Она выглядела печальной, но держалась с достоинством, и ее глаза оставались сухими.

– Садитесь.

– Я намочу кресло. Вы были очень близкими друзьями с Луи Турэ?

– Он хорошо ко мне относился.

– И только?

– Возможно, он меня любил. Он никогда не был счастлив.

– Вы уже поддерживали отношения с ним, когда работали на улице Бонди?

– Вы забываете, что в то время мой муж был еще жив.

– Луи не ухаживал за вами?

– Он смотрел на меня точно так же, как на всех остальных женщин, работающих на складе.

– Следовательно, вы встретились позднее, когда торговый дом Каплана уже перестал существовать?

– Через восемь или девять месяцев после смерти моего мужа.

– Вы встретились случайно?

– Знаете ли, той пенсии, которую мне выплачивают как вдове погибшего, не хватает на жизнь. Я была вынуждена искать работу. Еще при жизни мужа мне случалось подрабатывать, например, у Каплана, но не регулярно. Соседка представила меня руководителю отдела кадров Шатле[17], и я получила место билетерши.

– Это именно там?..

– Да, однажды утром. Как сейчас помню, давали «Вокруг света за восемьдесят дней». Провожая месье Луи к месту, я его узнала. Он тоже меня узнал. Больше ничего не произошло. Но он вернулся; он возвращался снова и снова, всегда по утрам, и, войдя, искал меня глазами. Так продолжалось довольно долго, потому что я работаю не каждый день: в воскресенье и еще дважды в неделю. Как-то раз, выходя из зала, он спросил меня, не соглашусь ли я выпить с ним аперитив. Мы наскоро перекусили, потому что вечером я должна была вернуться на работу.

– Он уже тогда снимал комнату на улице Ангулем?

– Полагаю, что да.

– Он сказал вам, что больше не работает?

– Он этого не говорил, лишь предупредил, что каждый день свободен после обеда.

– Вы не знали, чем он занимался?

– Нет. Я была не вправе задавать подобные вопросы.

– Он рассказывал вам о жене и дочери?

– Да, много.

– И что именно он говорил?

– Видите ли, подобные вещи трудно повторить. Когда человек несчастлив в браке и при этом доверяет вам свои секреты…

– А он был несчастлив в браке?

– Жена постоянно его упрекала, особенно когда сравнивала с мужьями своих сестер.

– Я не понимаю, о чем вы.

Мегрэ, разумеется, давно все понял, но ему важно было вызвать женщину на откровенность.

– У обоих были хорошие должности, бесплатные билеты для них и для членов их семей…

– И пенсия.

– Да. Луи упрекали за то, что не честолюбив, за то, что всю свою жизнь довольствуется жалким местом кладовщика.

– Куда вы с ним ходили?

– Почти всегда в одно и то же маленькое кафе на улице Сен-Антуан. Мы разговаривали часами.