– Вы помните, когда это было?

– Где-то в середине августа. У меня в памяти всплывают жара и мухи.

– Этот молодой человек приходил еще?

– Однажды месье Луи и этот парень вернулись вместе, словно встретились где-то на улице. Они поднялись в комнату месье Луи. Но молодой человек почти сразу же ушел.

– Это все?

– Кажется, все, что я могу припомнить. Теперь, я полагаю, вы захотите подняться наверх, не так ли?

– Да.

– Комната на втором этаже, прямо напротив той, что я показывала вашему помощничку. Она выходит на улицу, и мы называем ее «зеленой комнатой».

– Я хотел бы, чтобы вы нас сопровождали.

Женщина тяжело вздохнула и не переставала вздыхать, поднимаясь по лестнице.

– Не забывайте, вы мне обещали…

Мегрэ пожал плечами.

– Впрочем, если вам вздумается сделать мне какую-то пакость, в суде я скажу, что ни слова вам не говорила.

– У вас есть ключ?

На первом этаже приоткрылась дверь. Уже поднимаясь, комиссар обернулся и заметил, что на них смотрит совершенно голая женщина с полотенцем в руке.

– У меня есть отмычка.

И крикнула в сторону лестничной клетки:

– Это не из полиции нравов, Иветта!

Должно быть, вся обстановка комнаты была куплена с аукциона. Добротная мебель из орехового дерева была изготовлена в пятидесятых или шестидесятых годах; особое внимание привлекал огромный платяной шкаф.

Больше всего Мегрэ удивила клетка с канарейкой, стоящая на круглом столе, покрытом ситцевой скатертью. Завидев людей, птичка принялась оживленно прыгать. Комиссар вспомнил набережную Межиссери, жилище месье Семброна и готов был держать пари, что Луи Турэ купил птицу после визита к старому бухгалтеру.

– Полагаю, канарейка принадлежала покойному?

– Он принес ее около года назад. Я позволила оставить канарейку, потому что она не поет. Это самочка, которую ему выдали за самца.

– Кто вел домашнее хозяйство месье Луи?

– Я сдаю комнаты с мебелью и бельем, но без обслуживания. Я пробовала, но с этими служанками одни неприятности. А так как у меня живут почти одни женщины…

– Месье Луи сам убирал комнату?

– Он застилал кровать, мыл ванную, вытирал пыль. Раз в неделю я делала исключение только для него и поднималась сюда со шваброй.

Хозяйка продолжала стоять в дверном проеме, и это немного смущало комиссара. Комната не казалась ему обыкновенной. Именно это место месье Луи превратил в свое убежище. Иначе говоря, все вещи, находившиеся в ней, не сочетались друг с другом, но при этом служили для его повседневной жизни и, как это обычно бывает, свидетельствовали о личных, а порой и тайных, пристрастиях владельца.

В платяном шкафу с зеркалом обнаружился всего один костюм, но при этом три пары желтых ботинок, аккуратно размещенных на подставке. Тут же на полке лежала шляпа жемчужно-серого цвета. Она выглядела почти новой, как будто месье Луи купил ее, поддавшись внезапному безумному порыву, в знак протеста против атмосферы Жювизи.

– Он посещал лошадиные бега?

– Не думаю. Мне он никогда об этом не рассказывал.

– А он часто с вами разговаривал?

– Время от времени. Иногда он заходил в гостиную, чтобы поболтать.

– Он был веселым?

– Он казался довольным жизнью.

По-прежнему протестуя против вкусов жены, месье Луи обзавелся халатом в цветных узорах и парой домашних тапочек из красной кожи.

В комнате царил безупречный порядок, каждая вещь лежала на своем месте, на мебели не было ни пылинки. В шкафу Мегрэ нашел начатую бутылку портвейна и два бокала на ножках. На крючке висел непромокаемый плащ.

Мегрэ об этом не подумал. Когда днем шел дождь, а к вечеру прекращался, месье Луи не мог возвращаться в Жювизи в мокрой одежде.

Вероятно, он много читал. На комоде выстроился целый ряд книг: популярные издания, приключенческие романы и только два или три детектива. Должно быть, этот жанр ему не нравился, поэтому детективные романы он больше не покупал.

У окна стояло кресло. Совсем рядом, на журнальном столике – фотография в рамке из красного дерева. На снимке была изображена жгучая брюнетка сорока лет, одетая во все черное. Именно такой ее описал продавец из ювелирного магазина. Вероятно, она была высокой, почти одного роста с мадам Турэ, такого же крепкого сложения, но ее отличало то, что принято называть элегантной изысканностью.

– Это она регулярно навещала месье Луи?

– Да.

В ящике столика Мегрэ нашел и другие снимки, из тех, которые делают в фотографических кабинках. На всех них был изображен месье Луи, на одной – в своей щегольской жемчужно-серой шляпе.

Кроме двух пар носков и нескольких галстуков в комнате не обнаружилось никаких личных вещей: ни рубашек, ни кальсон; никаких документов, старых писем и прочих пустяков, которыми понемногу заполняются ящики комода.

Мегрэ, вспомнив детство и те дни, когда ему случалось что-либо прятать от родителей, взял стул, взобрался на него и взглянул на верхнюю поверхность шкафа. Как и следовало ожидать, там обнаружился толстый слой пыли, на которой темным пятном отчетливо выделялся большой прямоугольник, словно на этом месте лежал конверт или книга.

Мегрэ ничего не сказал. Женщина не отрывала глаз от комиссара, при этом, как и говорил Лапуэнт, ее грудь все норовила выскользнуть из пеньюара, как сбегает из квашни мягкое и жидкое тесто.

– У него был ключ от комнаты?

В карманах покойного обнаружили только один ключ – от дома в Жювизи.

– Был. Но, уходя, он всегда оставлял его мне.

– Другие жильцы поступают точно так же?

– Нет. Но месье Луи сказал, что вечно все теряет, поэтому предпочитал оставлять свой ключ внизу и забирать его перед тем, как подняться в свою комнату. А так как он никогда не возвращался поздно вечером или ночью…

Мегрэ вынул портрет из рамки. Прежде чем уйти, он налил канарейке свежей воды и еще немного побродил по комнате.

– Вероятно, я еще вернусь, – сообщил он.

Хозяйка первой спустилась по лестнице.

– Я думаю, что бесполезно предлагать вам что-нибудь выпить?

– У вас есть телефон?.. В таком случае продиктуйте номер. Возможно, мне потребуется дополнительная информация.

– Бастилия, 22–51.

– Ваше имя?

– Мариетта. Мариетта Жибон.

– Благодарю вас.

– Это все?

– Пока да.

Лапуэнт и комиссар уселись в машину. Дождь и не думал прекращаться, лил с той же силой.

– Остановись на углу улицы, – приказал Мегрэ шоферу и обратился к Лапуэнту: – Сейчас ты вернешься к ней. Я забыл в комнате месье Луи свою трубку.

Мегрэ нигде и никогда не забывал свои трубки. И это при том, что у него в карманах их всегда лежало две.

– Вы сделали это нарочно?

– Да. Ты отвлечешь Мариетту на несколько минут, а затем присоединишься ко мне.

И комиссар указал на маленький бар, в котором к тому же торговали дровами и углем. Войдя в помещение, комиссар бросился к телефону и набрал номер криминальной полиции.

– Люка, пожалуйста… Это ты, Люка? Сейчас же распорядись, чтобы на посту организовали прослушивание номера Бастилия, 22–51…

Затем, ожидая Лапуэнта и потягивая спиртное из небольшого стаканчика, Мегрэ от нечего делать принялся изучать фотографию. Его не удивило, что Луи выбрал любовницу, внешне похожую на его жену. Комиссару было интересно: а характер у нее такой же? Вполне вероятно.

– Вот ваша трубка, патрон.

– Она не собиралась звонить по телефону, когда ты пришел?

– Не знаю. Рядом с ней находились еще две женщины.

– И голая тоже?

– Она накинула пеньюар.

– Можешь пойти пообедать. Встретимся на набережной Орфевр во второй половине дня. Машину я оставлю себе.

Он продиктовал адрес Леоны на улице Клинянкур; по дороге комиссар попросил шофера остановиться у кондитерской и купил там коробку шоколада. Ступив на тротуар, Мегрэ спрятал подарок под пальто. Ему казалось, что в своей тяжелой мокрой одежде он будет выглядеть неуместно, даже нелепо среди воздушных детских вещей, но у него не было выбора. Комиссар неловко протянул коробку шоколада и сказал: