Вот и все. Он покинул место свидетеля, выпил стаканчик в баре Дворца правосудия и вернулся в свой кабинет. Люка, закончив расследование, которое вел две недели, подключился к делу Турэ.

– Никаких новостей о юном Жорисе?

– По-прежнему никаких.

Вчера вечером возлюбленный Моники Турэ не вернулся домой, этим утром снова не появился в книжном магазине и не пришел в полдень в ресторанчик на бульваре Севастополь, где обычно обедал со своей девушкой. Именно Люка руководил его поисками, обзванивая вокзалы, жандармерии и пограничные заставы.

Жанвье с помощью четырех коллег продолжал опрашивать торговцев скобяными изделиями в надежде обнаружить продавца ножа.

– Нёвё не звонил?

Мегрэ должен был появиться на работе гораздо раньше.

– Он звонил полчаса тому назад. Будет перезванивать в шесть.

Мегрэ чувствовал себя уставшим. Перед его глазами стояла скамья подсудимых. Рене Лекер, судьи, толпа в плохо освещенном зале, обшитом деревянными панелями. В ушах звучал голос адвоката. Все это ему не нравилось. Как только подозреваемый покидает криминальную полицию и переходит в руки судебного следователя, обязанности комиссара заканчиваются. Но почему все всегда происходит не так, как хотелось бы? Он мог только предполагать, как будут развиваться события. И если бы они зависели от него…

– Лапуэнт ничего не обнаружил?

Каждый из инспекторов занимался своим заданием. Малыш Лапуэнт последовательно обходил меблированные комнаты, все дальше и дальше удаляясь от бульвара Сен-Мартен. Ведь месье Луи должен был где-то менять ботинки. Или он снимал комнату на свое имя, или пользовался чей-то квартирой, возможно квартирой женщины с лисой, которая выглядела его законной супругой и которой он купил кольцо.

Сантони, в свою очередь, продолжал заниматься Моникой, полагая, что Альбер Жорис попытается установить контакт с девушкой или передать ей новости о себе.

Семья еще накануне забрала тело Луи Турэ, воспользовавшись услугами похоронного бюро. Похороны были назначены на следующий день.

И снова Мегрэ подписывал кипы бумаг, отвечал на не интересующие его телефонные звонки. И все же странно, что никто не позвонил, не написал или не пришел в полицию в связи с убийством месье Луи. Складывалось впечатление, что его смерть вообще никого не взволновала.

– Алло! Мегрэ у аппарата.

Голос инспектора Нёвё. Скорее всего, полицейский звонил из бистро, потому что в трубке слышалась музыка, как если бы рядом звучало радио.

– По-прежнему ничего интересного, патрон. Я нашел еще троих человек, в том числе пожилую женщину, которые помнят месье Луи, так как проводят много времени на скамейках Больших бульваров. Они твердят одно и то же: очень милый мужчина, обходительный, всегда готовый завязать разговор. Если верить старой даме, то, вставая со скамейки, он обычно направлялся к площади Республики, но она быстро теряла его из виду в густой толпе.

– Она видела, как он с кем-нибудь встречался?

– Она – нет. А клошар сказал: «Он ждал кого-то. Когда дожидался, они вместе уходили». Но бродяга не смог описать этого человека. Он повторял: «Обычный тип, каких встречаешь каждый день».

– Продолжай, – вздохнул Мегрэ.

Затем он позвонил жене и предупредил, что немного задержится, после чего спустился к подъезду, вызвал машину и продиктовал шоферу адрес в Жювизи. Дул резкий ветер. Тучи висели низко над городом; казалось, что рядом море и приближается шторм. Шофер с трудом разыскал Тополиную улицу. Свет горел не только в кухне, но и в окнах второго этажа.

Звонок не работал. Его отключили в знак траура. Но кто-то услышал, как подъехала машина, и открыл дверь; Мегрэ увидел незнакомую женщину, старше мадам Турэ на четыре или пять лет и похожую на нее.

– Комиссар Мегрэ… – представился он.

Женщина развернулась к кухне:

– Эмили!

– Я слышу. Пригласи его.

Комиссара провели на кухню, потому что в столовой находился гроб. В узком коридоре витал запах цветов и свечей. Несколько человек сидели за столом, на котором были расставлены холодные закуски.

– Извините за беспокойство…

– Хочу представить вам месье Манена, моего зятя, он работает контролером.

– Очень рад…

Манен выглядел напыщенным и глуповатым типом с рыжими усами и выступающим кадыком.

– Мою сестру Жанну вы уже знаете. А это Селин…

Помещение было слишком тесным и с трудом вмещало такое количество народа. Одна только Моника не поднялась со своего места и напряженно смотрела на комиссара. Должно быть, она решила, что Мегрэ приехал именно к ней, чтобы расспросить об Альбере Жорисе. От страха девушка словно окаменела.

– Мой зять Ланден, муж Селин, возвращается сегодня ночью скорым поездом. Он успеет как раз к похоронам. Не желаете присесть?

Мегрэ отрицательно покачал головой.

– Возможно, вы хотите взглянуть на Луи?

Она старалась продемонстрировать комиссару, что все организовано наилучшим образом. Мегрэ проследовал в соседнюю комнату, где в гробу с открытой крышкой покоился Луи Турэ. Хозяйка дома тихо выдохнула:

– Кажется, что он спит.

Комиссар сделал то, что должен был сделать: окунул веточку самшита в святую воду, перекрестился, пошевелил губами и снова перекрестился.

– Он не должен был умереть…

И добавила:

– Он так любил жизнь!

Они тихонько вышли, и мадам Турэ прикрыла дверь. Все ждали отъезда Мегрэ, чтобы вернуться к трапезе.

– Вы намерены присутствовать на похоронах, месье комиссар?

– Да, я буду. Именно по этому поводу я и пришел.

Моника по-прежнему не шевелилась, но это заявление ее успокоило. Казалось, Мегрэ не обращал на нее никакого внимания, и она решила не двигаться, дабы не искушать судьбу.

– Полагаю, что вам и вашим сестрам знакома большая часть людей, которые будут присутствовать на похоронах. А вот я не знаю никого.

– Я понимаю! – заявил Манен таким тоном, будто ему в голову пришла та же мысль, что и Мегрэ.

Повернувшись к остальным присутствующим, он словно хотел сказать: «Вы сейчас все узнаете!»

– Я бы хотел, чтобы в случае, если чье-то присутствие покажется вам странным, вы подали мне знак.

– Вы предполагаете, что убийца явится на похороны?

– Не обязательно убийца. Я стараюсь не пренебрегать никакими мелочами. Не забывайте, что нам почти ничего не известно о последних трех годах жизни вашего мужа, точнее, о той части жизни, которую он проводил вне дома.

– Вы думаете, что у него могла быть женщина?

Лицо мадам Турэ стало суровым, и такое же выражение автоматически появилось на лицах ее сестер.

– Я ничего не думаю. Я ищу. И если завтра вы подадите мне знак, я сразу пойму.

– Любой человек, которого мы не знаем?

Мегрэ кивнул и еще раз извинился за беспокойство. До дверей его провожал Манен.

– Вы уже напали на след? – Он обратился к комиссару как к врачу, который только что отошел от постели больного.

– Нет.

– У вас нет ни малейших предположений?

– Ни малейших. Доброго вечера.

Этот визит несколько развеял мрачное настроение, овладевшее Мегрэ, пока он ждал своей очереди в качестве свидетеля по делу Лекера. В машине, несущейся в Париж, комиссар размышлял о совершенно отвлеченных вещах. Когда двадцатилетним юношей он приехал в столицу, наибольшее впечатление на него произвело беспрерывное бурление большого города, непрекращающееся движение сотен тысяч людей, спешащих в поисках неизвестно чего.

В отдельных, наиболее оживленных кварталах Парижа это бурление было особенно заметным: например, рядом с Центральным рынком, с площадью Клиши, с площадью Бастилии и на пресловутом бульваре Сен-Мартен, где месье Луи встретил свою смерть.

В былые времена в душе Мегрэ возникала некая романтическая лихорадка при мысли о том, что среди этой постоянно движущейся толпы встречаются люди, опустившие руки перед невзгодами судьбы, люди отчаявшиеся, сраженные жизнью, смирившиеся, покорно плывущие по течению.

Впоследствии комиссар научился безошибочно их узнавать, но перестал им удивляться. Гораздо больше его интересовали люди, с виду благополучные, приличные и опрятные, которые день за днем боролись с течением и пытались удержаться на плаву в бурлящей реке жизни, доказывая окружающим и самим себе, что эта жизнь стоит того, чтобы ее прожить.