Пришлось объясняться с пальбою. Эльза хмыкнула.

- Ты, Борисов, и пушечный выстрел не услышал бы, у Борна вон - стеклопакеты. И вокзал далеко. А ты это куда смотришь?

И все посмотрели на Борисова, который смотрел в телевизор. Там у шеста изгибалась полуголая танцовщица, а по сцене бегал, "рэпя", перекачанный, э, афроамериканец.

- На душку - мулата смотришь?

Все опять разулыбались. Зося от окна:

- Ой, он сюда идёт!

Я поставил просмотр на паузу.

- Эльза, шмотьё уберите, мы пойдём, пообщаемся с местным шефом. Борн, пошли, - призвал Николаич. Я и пошёл, не боясь...

Атаман ждал нас на пороге калитки. За забором осталось несколько офицеров и казаков постарше. Мы остановились в метрах в двух от него. Официоз начинался.

- Атаман Сальского округа войсковой старшина Шатров, Роман Михайлович.

'Оба, тёзка! И голос "настоящего полковника"'. Я с интересом его разглядывал. Комплекция Борисова, темноволосый, румяный, с усами "карандаш", синие глаза строго смотрели в упор. На меня, Борисова и мою кобуру с пистолетом.

- Борн Роман Михайлович, домовладелец.

- Борисов Иван Николаевич, честь имею. 'Актёр погорелого театра ты, Борисов, а не дворянин'.

- Попрошу ваши документы.

Крякнули. Пришлось-то идти за паспортами. Шатров их с интересом просмотрел, хмыкнул. Я ему подал и разрешение на служебное оружие.

- Действительно до 14 декабря 2011 года, - прочитал он вслух. - Господа, из какого вы года?

- Из указанного в разрешении. Из 2011 года мы, - церемонно отозвался Борисов.

- А у нас - 1912 год. Непорядок, господа...

- Прошу, - сделал приглашающий жест. Стоять у калитки дальше было неумнó. Шерифу нужно было "доказывать" наше алиби.

Пошли смотреть с атаманом домовладение. Шатров, оставив свиту, прошёлся по двору, с интересом осмотрел машины, потрогал пластик окна. Пригласил его в дом. В сапогах. В прихожей, атаман, сняв фуражку, перекрестился, потом с интересом огляделся и двинулся к двери зала. В прихожей ляльки прибрались и решили отсидеться в зале. Счас. Борисов открыл двери, Шатров вошёл, мы протиснулись за ним...

'Ляльки, ляльки, боже, боже, я вас на галеры отправлю!' Дамы платья и обувь убрали, а трусики, бюстгальтеры и ночнушки оставили на мягкой мебели, телевизор не выключили...

Борисов, изо всех сил сдерживая смех, представил наших непутёвых. Лиэль даже, хе-хе, реверанс сделала. Атаман сдержанно их поприветствовал. Потом посмотрел на телевизор. Ляльки порозовели. Атаман перевёл глаза на горы нижнего белья. Ляльки стали красными. Из-за спины атамана Борисов показал кулак Эльзе. Та захлопала глазами. Атаман, молча, поклонился дамам и двинул на выход. Уходя, я услышал оставшегося Борисова:

- Девки, Борн, вас покарает!

'Ну, всё, сейчас атаман скажет, будь здоров, домовладелец у меня дела и уедет на своём тарантасе'. Счас. Шатров, дождавшись улыбающегося Николаича, уходить, не спешил. Атаман тянул резину. Потом видимо решился.

- Как я понял, господа, в будущем нет Российской империи? - спросил негромко. Мы кивнули. - А что было?

- Ну, был Советский Союз, - Николаич улыбаться перестал. - А в чём собственно дело?

- Советский Союз? - у атамана округлились глаза. - Мда. Видите ли, господа, на станции какой-то офицер требует кого-то из советского руководства. Я подозреваю, что с ним солдаты со скорострельным оружием. Боюсь, беды наделают в станице.

Взгляд атамана подобрел. И смотрел он на нас довольно дружелюбно. Только я собрался отвести Борисова переговорить...

- Атаман, мы вам поможем. Борн съездит и решит проблему, - мгновенный ответ Николаича.

'Ё. Борисов - молодец, садись, Борисов - "пять". Благоразумный видит беду, и укрывается: а неопытные идут вперёд и наказываются'.

- Иди, открывай ворота, советчик! - прошипел. 'Это же надо, без меня меня женили!'

- Окей, я был уверен, что вы согласитесь, - Шатров уже излучал благодушие, с толикой лукавства, а я ляпнул:

- А у вас тоже уже, того - глобализация? Атаман отмахнулся.

Залезли в джип, Атаман с интересом смотрел за моими действиями. Выехав за ворота, притормозил, атаман отдал несколько ЦУ, а я, проклиная в душе Николаича, огляделся и очень удивился, встретившись глазами с человеком в гражданской одежде.

'Хо-хо. А вот этот мэн будет моей главной домашней заготовкой!'

- Э, Роман Михайлович, можно вот этот, вахмистр с нами поедет?

Атаман удивившис просьбе, согласился. Поехали втроём на станцию. Уже там, поставив джип у здания вокзала, услышал от атамана кое-какие сведения о текущем моменте части Области Войска Донского. Поудивлялся. Поудивлялся чему-то и Шатров. Посигналил, и, перекрестившись, я вылез из машины, ремень с кобурой положил на сидение. И медленно пошёл к составу.

- 'Всё в наших руках, поэтому их нельзя опускать' - вспомнилось.

Лейтенант с сержантом сидели в купе начкара. Веня крутил в руках кружку с остывшим чаем и обдумывал ситуацию, в которую они попались.

'Фантастика, какая-то. Чёрт, чёрт, чёрт. Ну почему такая невезуха и прямо в мою первую поездку. Куда нас занесло? Чем мы так кого-то разозлили? И как выпутываться? Казаки эти. Откуда они взялись на наши головы? Их же здесь с полк наберётся. Сдаться, или застрелиться с горя. Молодой же я ещё или как? Всё плохое приходит слишком рано, а хорошее запаздывает, блин'. Но это у лейтенанта только в мыслях было. Большого дискомфорта он не ощущал. Веня с четырнадцати лет был человеком самостоятельным. Занятия боксом и любовь к лошадям способствовали быть независимым, решительным и обстоятельным.

Рублёв, в отличие от лейтенанта, думал совсем иначе.

'По ходу "дембель" наступит не через четыре месяца, а прямо сейчас! Кайф! Надо как-то уговорить летёху, и можно сваливать на все четыре стороны. С кентами, я не пропаду, лишь бы только Веня не выпендривался. А то начнёт строить из себя героя. Пусть они с "духом" геройствуют, а у меня хата с краю'. Рублёв душевного раздрая не имел. Парень был из простой, рабочей семьи.

Веня в это время встал и открыл оружейный сейф, достал из него короткоствол.

'Ну, вот накаркал, счас тебя, Лёха, в герои станут записывать. Мама, роди меня обратно!' Но Веня, посмотрев на короткоствольные ПП, свой ПП поставил на место, сейф закрыл.

- Что, сержант, испугался? Я, скажем так, с казаками воевать не собираюсь.

- Почему? - Рублёв удивился.

- Так это же лучшие бойцы этой земли! Степан Разин, Пугачев, Ермак - победитель Кучума. В войне 1812 года отличились...

- Ага! А гражданскую войну продули. Первая Конная их, как тузик грелку порвала...

- А у "белых" бардак в тылу был, свобод у капиталистов стало много, а порядка нормального не было! - фраза у Чеснокова вышла с огоньком, непонятным для сержанта.

- Лейтенант, а не боишься, что я тебя особисту сдам? - после быстрого обдумывания, произнёс Рублёв. - За 'любовь' к белым...

- А ты, Лёха, не боишься, что я люлей тебе счас добавлю? И где ты здесь Чебанько увидал, а? Он среди зэков, аль в вокзале хоронится, ась?

- Ну, вот и поговорили. Вечером будем смотреть радио, - Рублёв потух, понимая, что сказал глупость про особиста.

К вокзалу подъехала машина. Посигналила. 'Служащие' ВВ прильнули к мутному стеклу.

- Это что? Автозак? - Чесноков тоже брякнул глупость.

- Тащ лейтенант, я эту машину видал! Она через площадь проезжала, помните?

- Ага, была, пошли, Лёша! ПП они всё же взяли, и выбрались на перрон.

Веня посмотрел на крестящегося человека, стоявшего у автомобиля-вездехода. Человек не торопился. И в машине ещё кто-то находился. Через тёмные стекла вездехода только силуэты проглядывались...

- А товарищ-то робеет, - произнес сержант. - Но кобуру оставил в машине. Подождём, твою маму... Веня фыркнул. Фраза сержанта продолжилась: - ... подождём, твою мать.