Император только рассмеялся.

— Да, усмирить землетрясение тоже пойдет, — сказал он, чрезвычайно довольный собственным сомнительным остроумием. — Только, боюсь, по заказу я его тебе не устрою. Тут, в Шэнъяне, они не так уж часто случаются.

— Я раздобуду тебе фокус, — кивнул Альфонс. — У меня есть кое-какие идеи по этому поводу.

— Нахарра? — поинтересовалась Ланьфан.

Альфонс с улыбкой кивнул ей.

— Да, постарайся наладить с ними контакт, — серьезно произнес Лин. — Меня крайне интересует, считают ли они себя моими подданными.

«Мой господин любит повелевать всем, что видит, — подумала Ланьфан, — или заключать союз. Именно это и делает его господином, которому я принадлежу душой и телом». Мысль несла в себе оттенок горечи: если бы Ланьфан действительно принадлежала ему, по-настоящему, без остатка!..

Она отогнала эту мысль. Она — это она. Телохранитель. Защитник. Не наложница, не та, кого защищают; не та, кто видит сладкие сны в объятиях своего господина.

— Если ты отправишься к нахарра, мне понадобится обеспечить тебе там охрану, — Ланьфан обратилась к Альфонсу самым деловым тоном. — А они живут тесными анклавами… это может быть непросто.

— Я просто возьму с собой Мэй, — улыбнулся ей алхимик. — Вместе мы с ней — хорошая команда.

Мэй нервничала: Альфонсу даже казалось, что от ее дрожи раскачивается палантин.

— Знаешь, у меня не очень любят чужеземцев, — сказала она извиняющимся тоном.

— Вести себя поскромнее? — понимающе поинтересовался Альфонс.

— Нет, что ты!

Наоборот, как можно высокомернее! Но это если кого-то встретишь. Я постараюсь, чтобы нам никто по дороге не попался.

Особняк клана Чань помещался на одной из боковых улиц Шэнъяна. Как и все подобные особняки, он представлял собой огромное подворье, где уже ворота подавляли своей внушительностью. Врата алхимии выглядели не так страшно в сравнении с ними.

Но Альфонс достаточно пробыл в Сине, чтобы понимать: особняк Чань был и скромнее, и ниже многих своих собратьев. Более того, фасад сверкал такой свежей краской и такой новенькой позолотой, что можно было биться об заклад: все это было добавлено совсем недавно.

Совсем неуместно позолота смотрелась на двух огромных змеях, украшавших створки ворот. Альфонс решил, что им бы больше пошел цвет окислившейся бронзы.

— Да, — подтвердила Мэй его догадку насчет отделки, — это мой дядя Сыма распорядился… Я надеюсь, мы его сегодня не встретим. Он уехал в наши основные владения, в провинцию Сыннянь, проверяет крестьян… — на лице Мэй на миг мелькнуло отражение ее эмоций по поводу того, как именно ее дядя проверяет крестьян. — Правда, бабушка Юэ дома.

Они поднялись по расписному крыльцу, также украшенному змеями, прошли мимо стражника в традиционном наряде — тот выглядел совсем стариком, но стоял прямо — и оказались во внутреннем дворе.

Альфонс озирался с любопытством: ему по-прежнему были интересны все выверты синской архитектуры, особенно древние. Однако первым бросилось в глаза обилие змей. Змеи были повсюду: обвивали квадратные колонны, разевали пасти с окончания перил… Самые разные: крайне реалистичные, словно сошедшие из детской книжки, стилизованные почти до неузнаваемости… Змеиные пасти, змеиные изгибающиеся тела, змеиные зубы…

— Мэй, почему змеи?

— Это древний символ алкестрии, — ответила Мэй с некоторым недоумением. — Да ведь твой брат носил змею на плаще… и у тебя тоже была нарисована!

— Но зачем столько?

— Это также древний символ клана Чань. Наш особняк называется «Дом Тысячи змей».

Ты не знал?

Мэй не дала ему оглядеться: прямым маршрутом она сразу же потащила Альфонса через весь двор, потом через выдержанный в блеклых зеленых тонах коридор, потом раздвинула перегородки с изображенным на них бамбуковым лесом, и Альфонс… попал в комнатный бамбуковый лес.

Молодому алхимику потребовалось несколько секунд, чтобы понять: это просто комната с высаженными в ней бамбуковыми деревьями, и даже не слишком большая. Но через нее тек самый настоящий ручей, а падающий с потолка свет создавал ощущение дня в бамбуковой роще. Кроме того, створки двери напротив входной выходили на террасу, за которой во внутреннем дворе тоже рос бамбук… Если бы не несколько досок террасы, впечатление, что своевольная природа просто хлынула внутрь человеческого жилья, было бы полным.

А еще эта комната казалась новой и какой-то молодой в отличие от остального дворца.

— Сяомэй! — позвала Мэй взволнованно. — Смотри, кто пришел к тебе в гости? Узнаешь?

Из-за бамбуковых стволов раздалось глухое ворчание, нечто среднее между бурчанием в животе и рыком. Потом, переваливаясь, на свет вышла огромная панда.

В холке она была чуть выше ротвейлера, но общими габаритами превосходила любую круглую собаку.

При полностью шарообразной форме и скучающих глазках природа снабдила зверя огромными, хоть и плоскими зубами — цапнет, мало не покажется. В общем, медведь и медведь.

Альфонс не попятился только потому, что прирос к полу.

— Это — Сяомэй? — тихо спросил он.

Мэй, однако, не ответила. Она уже бросилась обниматься с пандой, которая нежно погрызла один из шариков волос девочки, потом поваляла ее лапой по земле, потом потерлась носом о ее плечо… короче говоря, все-таки было ясно, что это Сяомэй.

— Но как? — удивленно воскликнул Альфонс.

Панда насторожилась и повернула к нему голову.

— А, — Мэй погрустнела. — Когда нужно было продемонстрировать действие философского камня старейшинам кланов, нужно же было выбрать, на ком… И я вспомнила, что Сяомэй всегда хотела быть большой. Вот и попробовала. Я думала осторожненько, только немного ее увеличить… Но стоило начать, и она вот как выросла!

— И ты поэтому ее не берешь? — спросил Альфонс. — Потому что она слишком большая, чтобы сидеть у тебя на плече?

— Нет, с ней гулять стало даже еще удобнее! Я только надеваю ошейник с цепочкой, чтобы люди не пугались. Но Сяомэй у меня умненькая, и теперь, когда она большая, никого не кусает. Просто… в общем, тут есть императорский парк рядом… Недалеко от Очарованного дворца. По-вашему, заповедник, только туда могут только те заходить, кому император лично разрешит… Так вот, там живут императорские панды.

— Прямо императорские?

— Прямо императорские.

— И чем они отличаются от обычных?

— Ничем не отличаются, конечно.

— Ну и при чем тут они?

— Сяомэй нашла там себе пару, сейчас ждет маленьких, вот при чем! — сердито сказала Мэй. — Поэтому я ей тут все устроила, чтобы было удобнее!

И тут Сяомэй, которая довольно давно нюхала воздух в сторону Альфонса, не выдержала. Вперевалку подойдя к молодому алхимику, она плюхнулась рядом с ним на попу и потерлась носом о его бедро.

— Надо же! — восхитился Альфонс, машинально почесывая панду за ухом, будто кошку. — Она меня узнала!

— Конечно, — с гордостью подтвердила Мэй. — Сяомэй у меня очень умненькая!

В этот момент дверь бамбуковой комнаты распахнулась, и в дверях появился слуга в голубом халате, столь же древний, как и стражник на входе. Альфонсу даже показалось, что это его близнец или тот же самый старик, просто в другой одежде.

Старик низко поклонился и скороговоркой произнес:

— Светлая госпожа Юэ с визитом к уважаемой внучке и заморскому гостю.

У Мэй даже лицо вытянулось, а побледнела она так, будто ее окунули в чан с белой краской. Альфонс посмотрел на девочку с тревогой.

Через порог быстрым шагом переступила высокая статная женщина лет шестидесяти. Седеющие волосы были убраны на затылке и слегка припудрены, лицо набелено, но не слишком. Она была одета в узорчатый, хотя, по некоторым признакам, не новый халат, руки убраны в рукава. Женщина коротко поклонилась.

Альфонс ответил на поклон, не будучи уверен, следует ли ему кланяться ниже или меньше; он никак не мог разобраться в этих статусных синских поклонах, которые еще менялись в зависимости от пола собеседника. Воистину, химические преобразования были гораздо легче и логичнее!