Она сняла поспешно пальто и без стеснения стала распутывать оби, чтобы достать спрятанную папку с бумагами.
— Вот, — сказала она, протягивая профессору папку и снова затягивая кимоно широким цветистым поясом. — Из этих писем и документов можно понять все их планы. Они хотят захватить власть в стране, вызвать войну с Россией, завоевать весь Китай… Эти лжепатриоты обрекают народ на голод и смерть, бросают в свои ужасные тюрьмы лучших людей Японии… Как только нация может терпеть все это?
Студенты молчали. Профессор развязал шнурки папки и бегло просмотрел документы. С каждой новой, страницей лицо его становилось все озабоченнее и серьезнее, движения пальцев — отчетливее и быстрее.
— Откуда вы это достали? — спросил он, пытливо оглядывая девушку.
— Взяла из сейфа. Папа-сан забыл ключ, — пробормотала Сумиэ, невольно смутившись от его строгого взгляда.
— Сегодня?
— Да. Около часа назад.
Профессор Таками захлопнул папку и завязал ее снова шнурками.
— Эти письма и копии протоколов, — медленно произнес он, выделяя нажимом голоса каждое слово, — чрезвычайной важности! Они не только могут спасти из тюрьмы наших друзей, но будут весьма полезны и в дальнейшей борьбе с фашизмом, которая, суда по этим документам, только еще начинается. Их планы заходят действительно далеко. Меморандум барона Танаки — не выдумка. Эти безумцы всерьез мечтают о временах Атиллы и Чингис-хана, заливших кровью Европу и Азию.
Он помолчал, задумчиво перебирая концы шнурков; потом спокойно сказал, повернувшись к студентам:
— Вот что, друзья: на время Суми-сан надо спрятать подальше. Пока ее не хватились, мы должны действовать энергично… Но у меня ей нельзя оставаться. Место для полицейских и сыщиков слишком знакомое…
Сумиэ нерешительно перебила:
— Таками-сан, может быть, мне поехать сейчас же к дедушке?
Старик отрицательно покачал головой. Лохматый студент сказал быстро:
— Вокзалы и поезда в таких случаях хуже всего. Там жандармерии и шпиков больше, чем рыбы в море.
— Пусть едет с нами на Канду, — предложил Като. — У нас там есть уголки. Никакие шпики не сыщут.
— Я тоже так думаю, — согласился профессор. — В массе учащейся молодежи ей будет легче скрываться. А дня через три, когда эта папка будет в надежных руках, вне досягаемости полиции, о-Суми-сан и я навестим вместе следователя и передадим ему копии документов, относящихся к мнимому покушению на барона Окуру… По-моему, это единственно правильный путь.
— Да-да, Суми-сан! Едемте с нами сейчас же, пока ваш побег и похищение папки не обнаружены… Я побегу позову такси! — воскликнул Като, с фуражкой в руке направляясь к выходу.
Минут через десять тряский, быстрый автомобиль уже мчал всех троих по направлению к Канде. Покружив по извилистым улицам Токио, машина замедлила ход, переехала по мосту грязный сточный канал и углубилась в трущобу запутанных узеньких переулков университетского городка.
— Вот мы и дома, — засмеялся Като, оглядываясь на девушку. — Никогда не бывали здесь?
— Никогда…
Она осматривалась с интересом. Улицы были заполнены молодежью. Около многочисленных книжных магазинов толпились студенты, читая и перелистывая учебники. Для наиболее бедных из них эти книжные лавки, где они проводили под предлогом просмотра целые дни, заменяли бесплатные библиотеки, позволяя готовиться к зачетам, не покупая дорогих книг. Тут же, рядом с букинистическими лавочками, виднелись дешевые маленькие рестораны, кафе, столовые и чайные домики, доступные даже тощему студенческому кошельку.
Вместо трех дней Сумиэ пришлось остаться на Канде неделю. Эта тревожная неделя дала ей возможность увидеть близко ту жизнь, о которой прежде она знала только по книгам.
Като и его друг завезли Сумиэ к своей приятельнице, тоже студентке университета, чтобы она сменила изящное платье светской барышни на более грубое и простое. Студентку звали Нацуко. Ее подвижное, широкое лицо с приплющенным носиком показалось Сумиэ даже красивым — от энергичных тонких бровей, ясного взгляда и добродушной, веселой улыбки. Одета она была в светлую английскую блузку и короткую юбку, на ногах были таби.
Пошептавшись с Като, спешившим по предвыборным делам назад в город, она с готовностью согласилась выполнить всё поручения. Из ее комнаты Сумиэ вышла в скромном коричневом платье, какие чаще всего носят фабричные работницы и бедные студентки.
Был уже вечер. Побродив по уличкам Канды, Нацуко и Сумиэ подошли к одноэтажному фанерному домику, из-за бумажных окон которого доносились звуки коротких, сильных ударов по железу. Девушки вошли в комнату. Она была совершенно без мебели. Не было даже подушек для сидения. Хозяин дома, сутулый, но еще крепкий старик с седыми усами и бритым подбородком — сидел около электрической лампочки на циновке и приделывал к ведру новое дно. Рядом лежали ножницы, обрезки оцинкованного железа, тонкая оловянная палочка и паяльник.
— Здравствуйте, Касэ-сан, — вежливо поздоровалась студентка. — Тиэко вернулась с работы?
— В баню ушла. Скоро должна прийти, — ответил старик, откладывая молоток в сторону.
— А я вот привела к вам жиличку. Като-сан просил приютить ее на несколько дней.
Старик внимательно посмотрел на Сумиэ.
— Что ж… можно устроить, — ответил он, помолчав.
Он повертел ведро против света, взял молоток и принялся снова стучать, пригоняя вплотную дно и уже не обращая внимания на гостей.
Вскоре пришла из бани Тиэко. На вид ей было не больше семнадцати лет. Усталое тонкое лицо ее осталось бледным даже после купанья в горячей ванне. Взгляд был серьезный и тоже усталый, но двигалась она легко и проворно. Свежепромытые волосы были повязаны платком цвета вишни.
Тиэко провела гостей в свою крохотную каморку, сходила в кухню и принесла оттуда пахучего жидкого чая и три маленькие кисочки с вареным рисом.
— Брат и отец все еще без работы. Перебиваются случайными заработками. Приходится помогать им, — оказала она, точно оправдываясь, что не может угостить лучшим ужином.
Сумиэ простодушно предложила ей деньги, которые захватила, уезжая из дому, но девушка отказалась.
— Нет-нет, не обижайте меня. За комнату мы ничего не возьмем. Вы наша гостья. А еду для себя будете покупать. Ресторанов и лавок здесь много, но лучше, конечно, готовить дома.
Она улыбнулась приветливо и грустно. Эта молоденькая бледная девушка знала цену деньгам достаточно хорошо. С пятнадцати лет она работала на ткацком станке, получая нищенскую зарплату. Мать умерла от чахотки, надорвавшись на той же фабрике. Старший брат и отец, уволенные с металлургического завода за участие в стачке, уже второй год не могли найти постоянного заработка, устраиваясь изредка через профсоюзное бюро на случайные ремонтные работы. Младший брат с осени служил в армии.
Когда Нацуко ушла, девушки легли спать на одной постели. Второго матраца не было, и, кроме того, комнатка была так мала, что приготовить вторую постель отдельно было бы трудно. Но Сумиэ это даже нравилось. Все было так романтично и ново. Лежа в постели, они продолжали беседовать, как давние подруги, доверчиво делясь мыслями.
Сумиэ удивлялась сама, насколько легко и просто чувствовала она себя в обществе этой скромной работницы. Бедность, сочетавшаяся с удивительной нравственной и физической чистотой, пленяла ее.
На следующий день зашел Като. Студент посматривал на Сумиэ с некоторым смущением. Услышав ее восторженный отзыв о Тиэко, он весь просиял.
— Вы еще не видели ее братьев, — сказал он с заблестевшими глазами. — Это удивительная семья. И к старику присмотритесь.
В праздничный день в дом старика Касэ пришли «поболтать» рабочие и студенты-друзья Тиэко и ее братьев. Младший, Кодзи, рядовой пехотного полка, привел с собою двух солдат, тоже бывших рабочих, чтобы поговорить в тесном кругу о волнующих их вопросах войны и мира. Так делал он каждый раз, когда командир разрешал отлучки к родным.
Деревянные ширмы были задвинуты в простенки, и разгороженный на три клетушки домик превратился в одну просторную комнату. Гостей собралось больше десяти человек. Все угощение состояло из чая и риса, — принесенного в круглых мисочках студентами из соседнего ресторана. Ни вина, ни пряностей не было. Курили мало. Сидели группами на циновках и оживленно беседовали.
