Ито успокаивающе поднял вверх, к уровню груди, обе ладони.
— Ваша знакомая в прекрасных условиях. Ранение несерьезное.
— Правда?
— Правда.
Ярцев проглотил дым, отшвырнул папиросу, вытянул к столу ноги и внимательно оглядел кабинет.
— Ладно, допрашивайте. Я уже хладнокровен, как черепаха… Только зачем вам моя биография? Ничем я не знаменит и не умер.
Ито, вертя в руках кисточку, лукаво прищурил глаз.
— Следствию важно знать, где вы работали до Батавии?
— В Мексике. Помогал бывшему царскому консулу обогащаться. Чулки продавал на рынке.
— Чулки?… У консула?
— Именно. После большевиков пришлось дипломату лавчонку открыть, но а я вроде приказчика у него. Перекинешь на руку для образца и кричишь: «Ай медиас буэнос, де тодес колорес, а пезо! Мире, марчанте!»[21]
Он засмеялся. Ито неожиданно рассвирепел.
— Прошу говорить серьезно! Здесь следствие.
— Не шутя. Тем и существовали. Оба.
Следователь ухмыльнулся.
— И на Яве чулки продавали?
— Нет, там работал электриком и шофером, потом болты на верфях клепал… Ну и на разных судах плавал.
— О да, нам известно, — быстро задвигал кисточкой Ито, записывая показания. — Перевозили коммунистическую литературу!
— Это вы зря. Хозяин нашего судна судьей там служил. Вроде как вы здесь… Контрабанду вот из Сингапура иногда перевозили. Бывало.
Следователь отложил кисточку, сделал серьезное лицо и наклонился грудью вперед.
Послушайте, — произнес он таинственно. — Офицеры нашего штаба тоже иногда работают боями, парикмахерами, комиссионерами… И мы с вами знаем для какой цели… У вас, конечно, есть сведения о сингапурской военной базе и голландских колониях. Мы щедро заплатим.
Ярцев опять рассмеялся.
— Вы что же… принимаете меня за шпиона?
— Вы хорошо образованы. Такие люди толкаются на низах не без смысла.
— Вот что, уважаемый, — сказал Ярцев. — Если вы станете искать в моих действиях того, что называется смыслом, или ловить меня на противоречиях, ничего из этого не выйдет.
Ито нажал кнопку звонка.
— Что же, у вас будет время подумать, — оскалил он в злобной насмешке зубы, делая вошедшему конвоиру знак отвести заключенного обратно в тюрьму.
— Табаку мало! — сказал мрачно Ярцев.
Следователь снял с рычажков телефонную трубку,
— Моси-моси… Два-четырнадцать… Табак без ограничения!
— То-то! — проворчал Ярцев.
Он повелительно отстранил полицейского, засунул руки в карманы и важно вышел из кабинета, сопровождаемый двумя конвоирами, точно почетной стражей.
После него в кабинет ввели Онэ. Следователь не предложил ему даже сесть.
— Имя?… Профессия? — проговорил Ито сухим властным тоном.
— Рабочий корреспондент… Онэ Тейдзи.
— A-а… Онэ Тейдзи!.. И все-таки носите национальную одежду? Не думал.
Следователь сделал вид, что он несказанно изумлен.
— Да, я японец. Не только по одежде, — спокойно ответил Онэ.
Тогда виконт Ито, взметнув угрожающе костлявым подбородком, раздраженно и гневно крикнул;:
— Японцы не продают страну чужеземцам! Не травят людей, проникнутых великим национальным духом!
Лицо журналиста осталось бесстрастным. Пожав плечом, точно от легкого, но неприятного укола, он сказал строго:
— Если вы называете травлей мои корреспонденции против фашистов, то эти люди делают хуже: они толкают Японию на путь авантюр и войн.
— Не хитрите, — зло усмехнулся следователь. — Вы арестованы не за статьи. Их вообще никто не читает!
Ито поднялся во весь свой маленький рост, приподнял над столом толстую папку бумаг и с грозной торжественностью заявил:
— Вы обвиняетесь в покушении на барона Окуру. Дело серьезное. Спасти вас может только полное раскаяние.
— Мне не в чем раскаиваться, — возразил журналист. — Я не причастен ни к каким покушениям ни прямо, ни через посредников. Мое единственное оружие в борьбе с баронами — печатное слово.
Оба смерили друг друга взглядами. Ито — тщедушный, морщинистый, но еще бодрый и подвижной — смотрел снизу вверх, и, может быть, оттого тусклый блеск его взора казался особенно мрачным.
— А кто, кроме вас и ваших друзей, мог говорить Ацуме, что нация гибнет? — спросил он, многозначительно щурясь. — Старик сознался. Его показания проверены офицером кейсицйо. Яд передали вы. Отрицать бесполезно.
— Яд? — изумленно повторил Онэ. — Старик — провокатор! Я не знаю никакого Ацуму.
Он стоял перед следователем в независимой, чуть утомленной позе, и было как-то без слов очевидно, что этот бледный узколицый японец в дешевеньком кимоно, со строгим взором подвижника вообще никогда не лжет, ибо жизнь для него является трагической и прекрасной борьбой именно с ложью и подлостью враждебного ему класса.
Ито язвительно усмехнулся.
— Аа-а… Хотите опровергнуть факты! — воскликнул он, садясь снова за стол и нажимая кнопку звонка.
Вошел жандарм.
— Ввести Ацуму! — скомандовал следователь.
В кабинет торопливо ввели седого официанта. Он шел, слегка припадая на левую ногу, все еще крепкий как дуб, но с головой понуро опущенной. Ито, слегка постукивая кисточкой для письма по столу, произнес:
— Тебя спрашивает следователь императора. Говори правду, старик. Ты член Кйогикай?[22]
— Я бывший моряк, господин. Работал в отеле кельнером.
— Я спрашиваю: был ли. ты членом Кйогикай?
Ацума выпрямился.
— Нет, господин. Я верю в богов и предков.
— Ты прежде… видел его? — спросил Ито, вытянув кисточку по направлению к журналисту и резко повысив голос.
— Ха!
— Говори ясно.
— Видел, господин.
Онэ с удивлением посмотрел на незнакомого старого человека — на его обветренное морщинистое и все еще мужественное лицо, на его широкую грудь, на его узловатые темные рабочие руки — и с грустной серьезностью сказал:
— У тебя хорошее лицо, старик. Но ты провокатор или обманутый!.. Мы никогда не встречались прежде. Нигде.
— Молчать! — вскипел следователь. — Ведите себя спокойно.
Журналист настойчиво повторил:
— Скажи, старик, где и когда мы встречались?
— Вопросы задаю я. Не мешайте следствию! — крикнул бешено Ито, ударяя ладонью по столику. — Ацума, ты знаешь этого человека по имени?
— Да, господин. Этого человека зовут Онэ Тейдзи. Он большевик и убийца.
— Ты провокатор, старик! — воскликнул Онэ.
— Нет, он сказал правду! — победоносно усмехнулся Ито, поспешно записывая показания. — Протокол его первого допроса, снятого офицером кейсицйо, у меня. Он в точности показал то же самое.
Следователь раскрыл папку и, выделяя интонациями каждое слово, торжествующе прочитал:
— «Коммунист Онэ Тейдзи дал яд, чтобы отравить барона Окуру… Барона заманила в отель его переводчица».
Официант слушал, ошеломленно скосив глаза.
— Нет, господин, — прервал он с хмурой решимостью. — Я таких слов офицеру не говорил. Этот человек не давал мне яда.
На щеках Онэ вспыхнул бледный румянец. Он понял, что этого странного сурового старика сумели перехитрить, обмануть, но не купили и не запугали.
Растроганный, он подошел к Ацуме почти вплотную.
— Откуда же ты меня знаешь?
Тот поднял на него тяжелый и твердый взгляд.
— Видел в кейсицйо… Мне сказали, что ты большевик. Онэ Тейдзи, убийца… И велели запомнить!
— Кто сказал?
— Вопросы задает следователь! — запальчиво крикнул Ито. — Я предупреждаю в последний раз!
— Здесь очная ставка. Леня обвиняют в убийстве. Я должен знать кто?
Старик мгновение поколебался, — его явно что-то смущало, — но затем уверенно и твердо ответил:
— Офицер Хаяси.
— А где ты взял яд?
— Кто следователь: я или вы? — яростно заорал Ито, отбрасывая далеко кисточку для письма. — Вы должны отвечать, а не спрашивать… Иначе я приму меры!
Журналист спокойно сказал: