— Здесь эта квартира!.. Я тоже их жду. К сожалению, они запоздали. Заходите, пожалуйста. Минут через пять они придут. Я говорил с ними по телефону.

— И мистера Ярцева нет?

— Да, да, он тоже придет вместе с ними.

То, что японка опросила о русском американце, к которому комиссионер проявлял, по заданию охранки, особенный интерес, заставило Строева насторожиться.

«Эге, пахнет, кажется, любовной интрижкой, — подумал он возбужденно. — Надо с ней познакомиться ближе. Эта девчонка будет полезна во всех отношениях».

Он стал настойчиво уговаривать Сумиэ зайти и подождать их общих друзей, но девушка наотрез отказалась.

— Неужели не подождете? — сокрушенно воскликнул Строев, видя, что девушка собирается идти обратно к калитке.

— Я зайду еще раз, позднее. Тогда они, наверное, будут дома. Я с ними условилась, но, кажется, пришла слишком рано. Прогуляюсь пока по Хибиа-парку.

На шум голосов из второго окна квартиры выглянул длиннобородый представительный Окороков. Красивая внешность Сумиэ вызвала на его лице удивленную и ласковую улыбку. Сумиэ с любопытством взглянула на его окладистую с проседью бороду и вышла из палисадника на улицу, едва не столкнувшись в калитке с Букановым, возвращавшимся с загородной прогулки к заливу. Завьялов, стоя у окна сзади Строева, проводил ее восхищенным внимательным взглядом.

— Девчонка очаровательна, — сказал мечтательно Строев. — Какие зубы, глаза… разве на Иооиваре такую найдешь?

— Видимо, образованная. Только зачем ей соседи?… Не коммунистка ли? — опасливо произнес Окороков, выйдя из своей комнаты и добродушно выбранив Строева за вранье.

Строев захохотал.

— Ты кто… мужчина? — спросил он, становясь против купца и ставя ногу на стул. — К женщине тебя тянет?

— Ну?

— Ну и этот американец тоже не дерево, потому-то она и спрашивает о нем. За две-три десятки она и к тебе придет, позови только.

Окороков неожиданно рассердился.

— Таких не зовут, не болтай зря… За подобные шутки по роже бьют. Прытки вы, господа офицеры, когда дело до женщин.

Завьялов примиряюще вытянул руку.

— Опять ссора! Ну как вам не стыдно?… На чужбине и то все ругаетесь.

Строев, опасливо поглядывая на вспыльчивого старика, обратился за поддержкой к Завьялову.

— Вот вы писатель, психолог… Изучаете быт Японии… Скажите, какая японская девушка, кроме проститутки и гейши, пойдет одна в гости к европейцу?

Завьялов смущенно откашлялся.

— Да, в Японии это не водится, — согласился он неохотно.

Строев торжествующе поворотился к противнику.

— Слышал, Ннканор Силыч? Уразумел?… У тебя ведь комплекция распутинская. Не обижайся только, пожалуйста, не пыли!.. Я бы на твоем месте постарался отбить такую пампушку у американца, а не антимонию разводить.

Буканов, заинтересовавшись дискуссией, вышел из своей комнаты. После поездки на взморье ему хотелось поваляться в кровати и помечтать о невесте, но разговоры товарищей по квартире сразу настроили его на другой лад.

— Я не говорю, что она проститутка, — проговорил Строев с ораторским пафосом. — Возможно, что она просто намерена выйти на несколько месяцев замуж и подкопить денег. Бедные японские девушки смотрят на это легко. При теперешнем кризисе владельцы Иосивары закупают их у родителей пачками, официально. — Он круто повернулся к Буканову и хлопнул его по плечу.

— Вы вот все собираетесь жениться. Не прозевайте. Это получше вашей вдовы. И хлопот с такой меньше, были бы деньги…

Завьялов ревниво поежился и вздохнул.

— Богатым везде хорошо — и дома и за границей, — сказал он, угрюмо поглядывая на купца и виолончелиста.

— Ага, позавидовал, — просиял Строев.

Завьялов высокомерно пожал плечами.

— Женщины интересуют меня только как типы; как объекты влечения они для меня безразличны. Я прежде всего писатель, — ответил он гордо.

— Знаем мы вас, писателей! — ухмыльнулся лукаво Окороков, почесывая бакенбарды.

Несмотря на преклонный возраст, он тоже не прочь был поговорить на фривольные темы, сразу теряя при этом всю свою мрачность.

Буканов, возбужденный словами комиссионера, как проголодавшийся кот писком мыши, задумчиво произнес:

— Что же она ушла, если действительно ищет мужчину?

— Понятно ч т о, — откликнулся Строев. — Она одна, а нас много. Всех не полюбишь. Затем и дала полчаса, чтобы от лишних избавиться.

Завьялов сунул тетрадку с памфлетом в ящик стола и зашагал из угла в угол по комнате.

— Лицемерие сейчас, господа, ни к чему, — продолжал Строев с горячностью. — Все вы мужчины, всем она нравится, все мы в достаточной мере распалены… Следовательно, остается одно: предложить выбор ей. Кого она хочет, того и возьмет.

Окороков беспокойно заерзал на стуле и пробурчал:

— Молодого, конечно.

Строев с живостью повернулся к нему.

— Не бойтесь, девяносто процентов за вас… У вас ваши деньги, — ответил он сухо.

Завьялов сел в кресло. Лицо его напоминало теперь негашеную известь.

— Если даже подходить к делу с вашей оценкой, — хрипло обратился он к Строеву, — надо быть деликатнее. Всякая женщина ищет к себе уважения. Деньги не все, господа.

— Самое лучшее кинуть жребий, — предложил Буканов.

— Правильно. Надо, как лучше… по-честному, а не по-скотски, — сказал купец с достоинством.

Строев достал из кармана листок бумаги и карандаш.

— Извольте, напишем. Лотерея так лотерея, — проговорил он с усмешкой.

Комиссионер разрезал бумагу на четыре квадратика, написал на одном из них: «выигрыш», скатал квадратики в трубочки и положил в шляпу.

— Берите.

Окороков подошел, перекрестился и вытащил одну трубочку. Головы всех повернулись к нему.

— Пустой! — крикнул с торжеством Буканов. — А ну, теперь я… Ах, господи, тоже пустой!

Строев уверенно запустил руку в шляпу, но ему помешал литератор.

— Вы могли подсмотреть. Вы последний. Окороков, любопытствуя, заглянул писателю через плечо.

— Обанкротились, капитан взял, — сказал он, нервно позевывая.

Купец потер хмуро лоб и подошел к виолончелисту.

— Сходим куда-нибудь. Голова от ихних затей разболелась.

В квартире остались Завьялов и Строев. Комиссионер закрутил усы и подошел к зеркалу.

— Надеюсь, вы тоже уйдете, — покосился он на писателя, отходя от трюмо к столу и начиная торопливо убирать бутылки и рыбьи объедки.

Завьялов уныло прошелся вдоль комнаты и подошел к победителю.

— Послушайте, — начал он тихо, стараясь сдержать возбуждение. — Для вас все равно… Вам лишь бы женщина, вы и с бульвара возьмете… А мне тяжело: я без жены сколько лет живу…

Комиссионер продолжал прибираться в комнате, стараясь придать ей возможную чистоту и уют. Тряпка в его руке летала по воздуху и вещам, как у заправской уборщицы. Паутина и пыль исчезали, как снег под солнцем. Комната принимала свой настоящий вид.

— Уступите, — продолжал с волнением Завьялов. — Я дам вам взаймы двадцать иен.

Строев презрительно свистнул и отложил тряпку в сторону.

— За деньги такую не купите, — повернулся он к литератору. — Вы заметили, как она сложена?… Венера японская, и обе руки налицо!.. Двадцать иен… Как у вас язык повернулся?

Строев достал из бокового кармана наполовину беззубый гребень, расчесал перед зеркалом усы и снова повернулся к писателю.

— За сорок иен уступлю, — сказал он сурово, — но только с условием: не сумеете ее взять, не мешайтесь… А уж я атакую по-своему.

Завьялов поспешно достал из кошелька сорок иен и передал комиссионеру.

— Аригато, — поблагодарил тот с усмешкой.

Пересчитав деньги, не торопясь закурил и, посвистывая, ушел в свою комнату.

Сумиэ пришла в парк еще засветло. Вечер был теплый и тихий. Крыши высоких домов и мягкие лоскуты облаков еще горели закатным заревом красок.

Широкие с редкими деревьями аллеи были забиты народом. В цветочных клумбах глициний, азалий и хризантем загорались, как звездочки, маленькие электрические фонарики. С открытой эстрады многоголосо и нежно звучал симфонический оркестр.