— Эх вы, лампады на ветру! — сказал государь. — Садитесь за мой стол, так и быть! Будем вместе ужинать. Поди, ни разу с великими князьями за одним столом не едали, а? Курицын! Мамырев! Велите подавать новых блюд сюда! Да медовухи, да покрепче чего-нибудь! Да зовите сюда великую княгиню, Патрикеевых!

— Там ещё Бова с Аристотелем прибыли, — сказал Мамырев.

— О! Зело добро! И их звать! Полно нам горе мыкать!

— Государь-батюшко, — шепнул Губоед, извлекая свою посудину, в которой ещё что-то плескалось на донышке, — не пекись о нас, мы со своим пришли.

— Да они ещё и со своим пришли! — расхохотался Иван. — Ну, налейте мне вашего попробовать! И это всё? Маловато! А вкусно. Вишнёвка? Я вишенье страсть как люблю. Кто делал?

— Я, — признался Губоед.

— Он, — подтвердил шурин, впервые обретя дар речи.

— Ну так опричь грибов будешь мне и это поставлять, я за наградой не постою, — сказал великий князь.

— Нешто мне трудно, — улыбался Губоед. — Она у меня как быдто сама собою изделывается, медовушка сия. И не слабенька. Хорошо бы княжеской теперь отведать, какова супротив моей.

Вокруг стола рассаживались новые гости, удивлённо взирая на трёх простецких мужичков, сидящих напротив государя. Вдруг вспомнились слова Иосифа Волоцкого про то, что он новый Посад краше прежнего построит, и сделалось ещё веселее. Каков игумен-то! А одет хуже мужичков этих. Не в пример хуже!

— Ну! — государь поднял свою братину. — Выпьем за последний груздь!

Сегодня!..

Веки Ахмата дрогнули и распахнулись. Он увидел прямо перед собой тонкое белое плечо Чилик-бека, гладкую спину, заострённую мочку уха, высовывающуюся из кипы чёрных волос. Приблизившись носом к подмышке, Ахмат осторожно принюхался. Радость охватила сорокапятилетнего хана Золотой Орды — запах был тот самый, особенный, который бывает под мышками у женщины утром, если ночью ей было хорошо с мужчиной. А значит, пятнадцатилетняя Чилик-бека наконец-то полюбила его! На второй месяц! От вдохновенья Ахмат укусил юную жену за плечо. Она вскрикнула и проснулась, резким движением откинувшись на спину и вперившись испуганными глазами в своего мужа. Но вот уже улыбка тронула её губы, из-под сонных ресниц сверкнули два изумрудика. Хан словно тёмная туча надвинулся на неё, подмял под себя, раздвинул её тонкие девчачьи ноги и стал впечатывать Чилик-беку в толстый гератский ковёр. Когда всё исполнилось, он счастливо опрокинулся навзничь и громко вздохнул:

— Сегодня!

Не сразу, через минуту она спросила:

— Что сегодня?

Он посмотрел на её красивое лицо с искусанными губами, потрепал Чилик-беку по щеке ладонью:

— Мои тумены перейдут реку и уничтожат врага.

— Да?..

— Именно! — Ахмат ещё раз внимательно взглянул на юную красавицу. Ему показалось, она поймёт всё, что бы он ей ни сказал. — Знаешь ли ты, Чилик-бека, кто я такой?

Она удивлённо вскинула густые чёрные брови:

— Как кто?..

— Ну, я — Ахмат, сын великого и доблестного Кучук-Мухаммеда. А ещё кто?

— Тебя ещё называют Илбугой[133]…

— Да, это хорошее прозвище. Но кроме всего прочего я — новый Султан Джамшид, Аксак-Темир-Нау[134]! — с воодушевлением произнёс хан.

— Аксак-Темир? — вновь удивилась Чилик-бека. — Я знаю. Но ведь он был всего лишь эмиром, а ты — хан.

— Вот именно! — обрадовался ещё больше Ахмат. Она кое-что соображает, и можно говорить с ней дальше. — Он был эмиром, но таким, пред которым трепетали ханы. Если бы я родился на сто лет раньше и оказался современником Аксак-Темира, я бы не оробел перед ним.

— Правда?..

— Без сомнения! И знаешь почему?

— Почему?

— Потому, что я во всём опережаю его.

— Да?..

— Да, мой изумрудик! Смотри, я растолкую тебе.

— Только обними сначала.

— Ах, какая ты неженка! — улыбнулся хан, прижимая к себе Чилик-беку. — Слушай же. Скоро уж двадцать лет минет с тех пор, как умер мой отец и я сделался ханом Золотой Орды. Тогда, двадцатипятилетним юношей, я стал искать для себя образец и нашёл его в личности Аксак-Темира. Я начал накладывать его жизнь на свою, стремясь во что бы то ни стало хотя бы на полноздри опережать его.

— Как это? Ведь он давно умер, кажется?

— Ну и что! Объясняю: великий Аксак-Темир родился в семьсот тридцать пятом году хиджры. Я появился на свет ровно сто лет спустя, в восемьсот тридцать пятом[135]. Меня стали учить намазам и грамоте в восьмилетием возрасте, его — в двенадцатилетнем. Когда мне было семнадцать лет, я впервые стал отцом, а он — только в девятнадцать. В это время он занимался только охотой и разбоем, а меня уже учили управлять государством. Двадцати пяти лет от роду я взошёл на престол и стал великим ханом Золотой Орды, священного улуса Джучи[136], а Аксак-Темир в этом же возрасте всего лишь получил управление Кашка-Дарьинским вилайетом.

— Меня ещё и на свете не было, — хихикнула Чилик-бека.

— Тобой ещё тогда и не пахло, — улыбнулся Ахмат, с наслаждением принюхиваясь к милому запаху своей самой юной жены. — К тридцати трём годам, когда мужчина окончательно созревает, я закончил усмирение всех междоусобиц в Орде и на самом живописном берегу Итиля[137] выросла моя собственная столица, мой Ак-Сарай-Ахмат. Аксак-Темир в свои тридцать три всё ещё барахтался в толстенной паутине мятежей и раздоров, опутавшей Чагатайский улус, и лишь к сорока расправился со всеми своими соперниками — Хуссейном, Кай-Хосровом, Кабул-шахом, своевольными самаркандскими эмирами, после чего только принялся возводить новые стены и цитадель в Самарканде. В сорок пять лет Аксак-Темир начал свой первый великий поход на Хорасан, имея в своей власти не очень большое государство Мавераннахр, славу подлеца и разбойника, десяток жён, четырёх сыновей, один из которых к тому времени уже умер, кучу дочерей и всюду, куда ни глянь, одних врагов, никаких союзников. Мне сейчас сорок пять. У меня двенадцать жён… Прости, с тобой — тринадцать. Семеро сыновей, дочек без счету, огромная страна с гордым названием Золотая Орда, я — хан, я подчинил себе весь Северный Кавказ, Астраханское ханство, Дикую степь, я — полководец, разгромивший крымского хана Менгли-Гирея, узбекского хана Хайдера, у меня кругом полно друзей и союзников, среди которых итальянские дожи и герцоги, а главное — король одной из самых могущественных держав, Казимир Польский и Литовский. У меня всё впереди, моя слава полностью затмит славу Аксак-Темира.

— Как хорошо, что я твоя жена! — снова хихикнула Чилик-бека.

— Когда умер отец, — разгорячившись, продолжал Ахмат, — он сказал мне: «Будь новым Батыем, воскреси Джучиев улус!» В то время дела в Золотой Орде становились всё хуже и хуже, и люди мечтали о новом Батые. После Тохтамыша не было великих, да и его нельзя назвать человеком длинной воли. Аксак-Темир побеждал и громил Тохтамыша, а в конце жизни тот был у Султана Джамшида в приживалах. После Тохтамыша наша великая держава стала разваливаться на куски. Откололись астраханцы, калмыки, кимаки, шибиры, ногайцы, казанцы. Потомки людей длинной воли становились безвольными. Наглые урусы перестали признавать свои земли частью Золотой Орды. Пришла пора наказать их. Иван вот уже восемь лет не платит мне дани! А все кругом только и гундосят: «Не нужно соваться, не надо идти на Русь, пускай урусы сами перегрызут друг другу глотки, а когда им станет невмоготу, Иван на брюхе приползёт искать защиты от собственных же братьев». Хорошо-то хорошо, и мои люди немало постарались, чтобы натравить Ивановых братьев на своего старшего после того, как он обидел их с вымороченным уделом Юрия. Однако не учли одного — Иван слишком силён как государь, как мужчина, как полководец. Он подобен своему прадеду, великому князю Димитрию. Слыхала о таком?