— Не нужно. Давай просто пробежимся по самым интересным версиям убийства. И не называй меня, пожалуйста, «моя милая».

— Хорошо, моя… Но только давай оставаться на почве фактов.

— Вот они. За несколько дней до гибели Завара находился в болезненном состоянии, лично у меня это не вызывает сомнения. Это связано с будатором, с туннельным эффектом… Наконец, с расщеплением пространства и свистопляской времени.

— И пробужденной памятью частиц. Но как нам сбросить со счетов, мой милый… пардон… как нам сбросить со счетов те места из дневника Завары, где он жалуется, что его преследуют, хотят выкрасть изобретение? — Она зачитала нужные отрывки, вытащив дневник из груды материалов, подготовленных ассистентами.

— Возможно чистая случайность… — осторожно сказал репортер. — Угрожать мог любой бродяга, случайный человек, опустившийся фертачник… Понимаешь, большие люди — ученые, изобретатели — притягивают к себе, как магнит, всякую дрянь.

— А чем ты объяснишь, что Завара держал в кабинете, на своем столе, заряженный револьвер? — Она показала зрителям фотографию регельдана.

— Он любил стрелять в цель.

— Расскажи это своей бабушке, мой милый!

— Но Филимен доказал…

— Бог с ним, с Филименом! У нас есть объективные данные, факты и свидетельства участников трагедии. А истину мы — вместе со зрителями — определим сами!

Она затеяла рискованную игру, и ей нравилось вести ее дальше. Она как бы приняла сторону бесчисленных зрителей, представляя не только их жадное, пополам с дилетантством, любопытство, но и средний уровень.

И репортеру ничего не оставалось, как представлять сторону серьезной криминалистики и Сванте Филимена.

Возможно, именно такую сверхзадачу ставил перед собой режиссер этой грандиозной передачи.

— Знаешь, а я хотела бы побывать на той вечеринке. Пардон, юбилее, — произнесла она, мечтательно прикрыв на мгновение глаза. — Общее веселье. Узкий круг приятелей. Стол ломится от яств. Сервороботы предупреждают малейшее желание гостей. Четыре видеостенки, которые раздвинули гостиную до необъятных размеров. Танцующие пары, объемная музыка… Ты не знаешь, сколько стоит аппарат, производящий такую музыку?

— Нам с тобой за всю жизнь на него не заработать, — вырвалось у репортера.

— А люди-то какие собрались в гостиной! Все любят и уважают друг друга, а особенно — юбиляра, гениального ученого. Что же дальше? Происходит убийство. Прибывает Сванте Филимен, приступает к расследованию…

— Ты ставишь под сомнение вывод Филимена?

— Не то! Сейчас меня интересует чисто человеческая сторона всего происходящего. Чуть ли не все ненавидят всех, и каждый — Арнольда Завару. Вместо милых, дорогих друзей клубок змей.

— А будатор включен.

— Да, таинственный шар работает в кабинете на всю катушку, и благодаря этому ужасному туннельному эффекту вокруг него накапливается всякая дрянь, о чем говорит грозное голубое свечение.

— И еще частицы с разбуженной памятью…

— Я и говорю — всякая дрянь просачивается. Она портит наше доброе плоское пространство, в котором люди — худо ли, хорошо ли — жили в течение нескольких тысячелетий. Искривляет его, хуже того — начинает расщеплять, раскалывать на куски.

— На параллельные миры.

— Какая разница, как их называть? И мало того — начинается чехарда со временем. Наши зрители помнят: широкая, плавная река времени вдруг разбилась на ручейки, и каждый потек по-своему.

— А какие-то — вспять.

— Да, я слышала, что время может течь в обратную сторону, но это выше моего понимания, — призналась она. — Вернемся в гостиную. Наши зрители помнят показания каждого участника злосчастного банкета. Помнят и о призраке, сотканном из частиц, который увидел Рабидель. Это было грозное предостережение, но оно пропало зря. Ну, вот, мы подбираемся к главному. Настал момент, когда пространство кабинета незримо распалось на параллельные составляющие.

— И та часть кабинета, где стоял рабочий стол Завары, как бы «провалилась» в прошлое.

— Ну да, на несколько дней назад, — кивнула девушка. — И за столом, как утверждает Сванте Филимен, снова возник фантом. Так?..

— Нет, не так, — возразил напарник. — Это создание было гораздо более стабильным, прочным. Коллективной памяти частиц оказалось достаточно, чтобы полностью воспроизвести внешний вид Завары, а затем и всю его внутреннюю структуру… Когда юбиляр вошел в кабинет, за его столом сидел человек, являющийся точной его копией.

— Стоп! А как отличить одного от другого? Как различить копию и оригинал?

— Это невозможно. Ты же слышала, как сказал Филимен: они тождественны друг другу.

— Как близнецы?

— Гораздо ближе. Память у частиц не творческая, лишенная фантазии: они могут только добросовестно воспроизвести то, что было на самом деле, и ни на йоту в сторону!

— Итак, в кабинет, покинув гостиную, входит Завара. Он мрачен, полон подозрений. Ему все время чудится, что кто-то, быть может, даже из присутствующих на банкете — хочет похитить его изобретение и ценные бумаги. Голова идет кругом, мысли мешаются… И тут, о ужас! Завара видит, что за его столом сидит какой-то человек и копошится в его бумагах. В его бумагах!!!

— А как сидящий за столом реагирует на того, кто вошел в кабинет?

— А никак. Они ведь находятся в разных мирах! И мы до сих пор не представляем толком, что это такое. Когда еще физики наведут между ними мосты! Завара, возможно, даже кричит — двойник не откликается. Но перебирает бумаги, между прочим, со знанием дела. Сразу видно: разбирается. Каков негодяй: на хозяина — ноль внимания. Но теперь похититель никуда не денется! Странно, правда, фигура злоумышленника как будто знакомая. Кого она напоминает?.. Впрочем, не имеет значения. Медлить нечего — дело решают, мгновения. Волна слепой ярости захлестывает мозг физика. Он протягивает руку, хватает револьвер, но и это не производит на наглого без предела субъекта никакого впечатления. Он перебирает бумаги, что-то пишет, близоруко наклонясь к столу, да еще, словно Завара… насвистывает! Ну, каково?

— Да, яркая картина, — заметил репортер. — У меня от нее мороз по коже.

— Но здесь у Фили мена неувязочка получается. Как это мог Завара не узнать своего двойника? Когда я смотрю в зеркало, я себя узнаю.

— Да, в зеркало! — подхватил репортер. — А узнала бы ты себя в профиль? Или, допустим, с затылка?

— Нет, пожалуй.

— То-то и оно. И учти еще один психологический момент: Завара не ожидал, что пространство кабинета под воздействием флюидов будатора распадется на параллельные куски, в каждом из которых время течет по-разному, Филимен, если помнишь, сказал очень точно: Завара был нацелен на то, что в кабинете находится злоумышленник.

— И подозрения физика подтвердились!

— Можно представить себе, какие чувства вспыхнули в его душе: гнев, жажда мести, желание наказать похитителя.

— Уничтожить его.

— Ну да, как объяснил Сванте, с точки зрения разгневанного физика похититель бумаг сам поставил себя вне закона…

— Боги, какая феерическая картина! — всплеснула руками девушка. — Представьте себе, дорогие зрители! Кабинет гения утопает в полумраке. Его освещает лишь голубое сияние, которое исходит от огромного шара, стоящего посредине. Там, в глубине будатора, вспыхивают и угасают, повинуясь законам хаоса, картины, запечатленные в памяти расщепленной материи. Картины давно прошедшей — а быть может, и будущей жизни. Но не они привлекают взор Арнольда Завары. Он видит голубые всполохи, подобные северному сиянию. Странные куски с подвижными, гибкими гранями, на которые почему-то разбито пространство кабинета… Ничего подобного прежде никогда не было. Чего-то в будаторе недоучел? Вздор, аппарат работает как надо… Но вот за столом сидит кто-то чужой — это он видит ясно. Значит, не зря он затеял это празднество, пригласив на него всех подозреваемых. Один из них, главный похититель, на крючке. Теперь-то он не уйдет!

— Но Завара благороден — он дает противнику последний шанс — он еще раз окликает злоумышленника. И невдомек великому физику: сейчас хоть из пушек пани — сидящий за столом не повернет головы.