- Пусть Хеля с тобой, - проникаясь жутью момента, попросил я. - Я лучше с Дитером.

Димыч окрысился.

- А ленту кто держать будет? У меня хвост собран на двести патронов. Да. Еще. Я перебегаю дорогу и буду чуть впереди, за обочиной. Получается вилка градусов шестьдесят. Если ты начнешь первым, я попробую их состворить. Если вдруг по звукам выстрелов почуешь, что они где-то в районе первого столба, то все - бежать бесполезняк. Зашхерьтесь в кустах и умрите напрочь. Пусть хоть по ушам вашим ходят. И постарайся все не высаживать до железки. Оставь на крайняк хоть что-то в диске на ближний бой, не дай бог конечно. Нам надо поумерить их прыть. Нужно, чтобы они не бежали за нами, а шли с опаской. И одно ухо строго в мою сторону держи. Все. Пошли. Дитер, ду бист майне цвай нумер. Гоу, твою мать! - и они, хватая куртки со стены, ломанулись с пулеметом во двор.

Я, встряхиваясь, молча подал Хеле ее камуфляж и, накидывая свой, поторопил ее жестом.

- Витя, это что? - уставилась она на меня округлившимися блюдцами своих глазищ.

- Хеля, все потом. Твоя задача лечь, где скажу, и делать, что скажу. Очень прошу - не теряй головы, когда мы начнем стрелять. Пошли.

Мне пришла в голову нелепая мысль о двусмысленной фривольности своего наставления и, глупо хихикнув, я увлек Змею во двор, к солидному штабелю бруса, второй год терпеливо ожидающего, когда мы с напарником начнем, наконец, ладить надстройку дома под биллиардную.

Усадив девушку на землю, боком к брусу, я, облокотившись на верхний край штабеля, отщелкнул вперед г-образный предохранитель автомата и передернул затвор. Почувствовал явственный мандраж и, чтобы успокоиться, несколько раз громко вдохнул и выдохнул сквозь стиснутые зубы. Хеля тут же заполошно попыталась дернуться куда-то в сторону.

- Сидеть! - перекидываясь на нее мыслями и сразу успокаиваясь, громко прошипел я. И для верности пригвоздил ее ступню к земле своим берцем. Девушка, съежившись, уткнулась лицом в коленки и закрыла голову скрещенными руками.

Ощупывая взглядом все пространство поворота у четвертого столба, я пытался вспомнить, сколько метров по ГОСТу между опорами осветительных фонарей. Вроде бы пятьдесят. Сердечко молотило в груди как сбрендивший швейный агрегат старика Зингера. Время растянулось неимоверно. Хеля внизу что-то бормотала в коленки сквозь всхлипывания, скороговоркой по-немецки. Поворот оставался пустым.

Есть! Быстрые сторожкие тени показались в зыбком свете уличного фонаря. Боясь опоздать и выпустить их за границу светового пятна, уловив краем глаза характерность силуэтов вооруженных людей, я, нажав на спусковой крючок и потеряв долю секунды, преодолевая упругость незнакомого курка, почувствовал яростную злобу своего наконец-то дорвавшегося до любимой работы оружия. И тут же ослепнув, рухнул вниз, к девушке, изо всех сил вжимаясь спиной в промозглую сырость холодного бруса.

Незамедлительный лай ответных очередей мгновенно был перекрыт показавшимся бесконечным ревом Димычева монстра, хлестанувшего упругой плетью выстрелов в ночную мглу. И тут же он прервал свой великолепный вой. После нескольких секунд замешательства противная сторона вразнобой стала огрызаться, пытаясь нащупать источник наибольшей опасности.

Я, встав на колени, повернулся лицом в сторону неведомых стрелков, уткнулся лбом в шершавую древесину и, высунув своего финна кожухом поверх штабеля, на предельно короткий миг рванул курок, отчаянно пытаясь выдать максимально короткую очередь. И, едва удержав его в руке, снова сполз вниз. Справа, уже чуть ближе к нам, опять уверенно замолотил "МГ".

Спохватившись и мимоходом цыкнув на замершую Хелю, я на карачках переместился к другому краю штабеля, матеря себя последними словами за забывчивость в отношении смены позиции. Почувствовав через секунду ее копошение у своего бока, попытался определить, сколько времени прошло и где могут быть наши убивцы.

Что-то изменилось в характере боя. Эхо стрельбы раздробилось по округе, и оглушительные автоматные выхлесты явно не экономивших боезапас супротивников разбавились точечным цоканьем коротких, в два-три выстрела, очередей. Периодически впивающиеся в брус алчные жала пуль заставляли еще сильнее прижиматься к моим ногам дрожащую девушку и напрочь отбивали желание высунуться, чтобы попытаться визуально оценить ситуацию.

Уловив краем уха невнятный шорох сзади, я как ошпаренный обернулся на звук, падая на колени и выставляя перед собой ствол автомата.

- Только стрельни, гад лысый, убью, - запаленно прошептал один из двух показавшихся из-за угла дома человекоподобных крабов. - Хватай девку в зубы и бегом на карачках за нами до бани. Быстро. С бандюками спецы уже работают. Ствол не бросай, - и зашелестел сырой травой, удаляясь.

Я, с трудом сдерживая звериный рык буйной радости, рвущийся из груди, прижал ладонь к Хелиной шее, пригибая ее спину плашмя к земле, и, максимально быстро перебирая конечностями, увлек за собой впавшую в окончательный ступор девушку, волоча по земле за ремень автомат, повисший на кисти левой руки.

- Ну что, все живы? - выдохнул напарник, втаскивая нас за дальний угол банного сруба.

Хеля отчаянно мотала головой, пытаясь прекратить этот дурной сон. Дитер, привалившись спиной к бревнам, часто дышал, не закрывая рот. Но выглядел вполне адекватным.

- Дай сюда автомат, и посидите здесь тихонько. Я сейчас, - перехватил Димыч у меня ремень "Суоми" и метнулся в темноту, в сторону соседского участка.

Мы затаили дыхание, вслушиваясь в затихающую перестрелку. Снова вынырнул напарник, уже без оружия, и распластался вдоль стены.

- Эх, покурить бы. Уши опухли, спасу нет. Мелкий, давай сюда артиллерию. Береженого бог бережет.

Девушка, как в забытьи, перевела фразу немцу. Тот, поковырявшись за пазухой, протянул Димычу до боли знакомую по военным фильмам немецкую гранату-колотушку. Мой друг деловито открутил металлический колпачок с торца рукоятки и удовлетворенно цыкнул зубом.

- Ну вот. Ежели чего, это и будет наш последний и решительный... Хотя, перестраховка, конечно. Уже минуты две совсем тихо. Слышите?

И тут с дороги раздался оглушительный, усиленный мегафоном металлический голос.

- Виктор! Это говорит Олег. Все закончилось. Выходите к дому медленно, спокойно, и руки держите на виду.

- Во блин, спасители. Хорошо, что штаны снять не попросили, - пробормотал подельник, засовывая гранату в щель между нижним венцом и землей. - Пошли штоль сдаваться... благодетелям? - и первым шагнул на тропинку, ведущую к дому.

Мы потянулись за ним. По периметру двора рассыпались сюрреалистические, угловатые фигуры в черном. Две из них загородили тропу, пропуская нас мимо себя, и двумя-тремя скользящими движениями охлопывали каждого, пропуская к стоящему на крыльце и чего-то бормотавшему в рацию Олегу.

- Все живы-здоровы? - отрывисто поинтересовался он и, выждав секунду, обратился к Димычу:

- Где стволы?

Напарник молча пожал плечами. Чекист посуровел.

- Не шути так, сержант. Здесь не детский сад.

Димыч набычился и, глядя в упор на Олега, прогудел:

- Не знаю, о чем вы говорите, и вообще - у меня шок. Разговаривать не могу.

Чекист нетерпеливо дернул плечом.

- Ладно. Об этом потом. Быстро собирайтесь. Вы едете с нами в город. Это не обсуждается, - надавил он голосом в сторону напрягшегося друга. - Не дергайся. Побудете на нашей квартире до завтра. Все вместе. Одни. Слово! Не мурыжить же вас в камере, в самом-то деле, - и оглянулся в сторону затормозивших у калитки трех машин: двух микроавтобусов-"Мерседесов" и "Гелендвагена".

Димыч метнулся в дом и вскоре показался оттуда с коробкой "кедровки", мотнув мне головой.

- Давай по-быстрому чего-нибудь пожрать с немцами подсуетись. И кстати, - он вновь обратился к Олегу. - Они тоже не могут говорить. Мы все в шоке.

Тот криво усмехнулся.

- Да ладно. Я понял. Поехали.

Вскоре кавалькада автомобилей, принюхиваясь к ночной дороге, аккуратно выруливала по направлению к городу.