Валентин Сергеевич захлопнул крышку телефона, постучал в стекло и тяжело зашагал к ждущему его лифту.

«Все знают, а он нет! — стучало в голове. — Тебя ещё хоть что-нибудь интересует? Хоть что-нибудь? Хоть что…»

Валентин нервно затушил сигарету в пепельнице, сразу же закурил ещё одну и вновь вонзил в Виктора тяжёлый взгляд.

— С ума сошёл? Куда ты поедешь?

Виктор сидел на стуле, смотрел куда-то в стену и упрямо молчал. Чуть ли не впервые в жизни его не удавалось пробить ничем. Ни логикой — он её игнорировал, ни описанием возможных последствий — он только пожимал плечами, ни даже оскорблениями — их он пропускал мимо ушей. Через полчаса Валентин всё понял и продолжал уже по инерции, надеясь, скорее, на чудо.

— Телик хоть смотришь? Видишь, что там делается. Аэропорт опять бомбили. Сказали, что оппозиция, но ведь ясно же. Ты до города не доедешь!

Виктор чутко уловил перемену и соизволил ответить.

— Доеду. Я узнавал.

— Узнавал он! — Валентин уронил пепел на стол, чертыхнулся. — Ну, доедешь. А дальше? Опять во что-нибудь вляпаешься? Второй раз может и не повезти!

— Всё равно другого выхода теперь уже нет.

— Только не надо меня этим упрекать! Я не виноват, что Саламбек нашёл другие пути, и я ему больше не нужен.

— Можно было раньше, — сказал Виктор, глядя по-прежнему в стену. — Когда он был готов на всё. А ты денег жалел.

— Не жалел! — взорвался Валентин. — Их просто не было! И не у меня, а у нас!

— Хорошо, — согласился Виктор, — пусть у нас. Сейчас они есть, и везти придётся мне.

Валентин замолчал. Оставалась ещё одна возможность. Пользоваться ею не хотелось, пользоваться ею было противно, но другого выхода он не видел.

— Муха, — сказал он, стараясь, чтоб голос звучал, как можно обиднее, — он же всё равно у тебя теперь не возьмёт.

Тщательно отравленная стрела отскочила от цели, как от бронежилета и полетела назад.

— Может быть. Но кому же ещё везти, — сказал Виктор, и Валентин затаил дыхание, уже понимая, что последует дальше. — Не тебе же?

Стрела вонзилась в стрелка, и Валентин сдался окончательно.

— Да ты не психуй, Кулёк, — впервые посмотрел ему в глаза Виктор. — Я же понимаю всё. И что тебе нельзя, потому что дела оставить не на кого, и что на Саламбека надеяться больше нельзя. И что наделал всё я. Но делать что-то надо. Не психуй.

— Ладно, — устало сказал Валентин, вытащил из стола конверт и положил на стол. — Тут я ему написал кое-что. Передай — может, поможет.

Виктор взял конверт, встал, пожал протянутую руку и пошёл к двери. Приоткрыл, замер, как будто что-то забыл, повернулся.

— Кулёк, — сказал он так, что у Валентина перехватило горло. — Ты это…ну…Короче, если что, помоги моим.

Отвернулся, вышел и плотно закрыл за собою дверь.

Валентин посидел минут пять, вытащил из стола бутылку коньяка, отхлебнул из горлышка. Скривился, закурил сигарету и снял трубку телефона.

— Михал Иваныч, — сказал он бодрым голосом. — Как оно? И не говори! В баньку не желаешь? Мне тут кое-что привезли с Кавказа — абалдэешь! Добро! Иваныч, мне связь с Грозным нужна. Позарез! Да, тот же номер. Жду…

О штурме Виктор узнал в Моздоке. Новости говорили только о Грозном. Телевидение без устали крутило одни и те же кадры: разбитые танки на улицах, кровь на асфальте, пленные танкисты, и хмурая толпа зевак. В голосах дикторов проскальзывали панические нотки, хотелось немедленно ехать назад. Виктор выкурил сигарету, поднял воротник плаща и пошёл узнавать, есть ли автобус на Грозный.

Автобусы ходили, лишний раз доказывая, что со стороны происходящее часто выглядит страшнее, чем на самом деле. А может, это говорило о другом — о том, что действительность всегда шире. Её не загнать в раскрашенный одним цветом телевизионный репортаж. Может быть — Виктор об этом не думал. Он не думал вообще ни о чём, не замечал попутчиков, не ощущал долларов в пришитых изнутри рубашки карманах. Разве что изредка мелькала мысль, что делать, если Пашки уже нет в городе, да и то так, мельком. Виктор твёрдо решил разбираться с проблемами по мере их возникновения.

В окно он выглянул два раза. Когда миновали импровизированный блок-пост — впрочем, автобус никто не остановил — и когда сзади остался подбитый танк. Танк застыл на углу улицы, почти врезавшись в забор частного дома. Обгорелая башня с каким-то белым кругом, растянувшаяся, как кишка, гусеница, продавленный асфальт, и равнодушная пустота кругом — всё это создавало впечатление идиотского театра абсурда. Как будто сумасшедший режиссёр спьяну перепутал декорации.

Народу на автостанции было ещё больше, чем в марте. Виктор вышел последним и сразу, не оглядываясь, пошёл вперёд. Вокруг громко, уже немного непривычно, галдела толпа, надрывался ичкерийским гимном микрофон, и окрика он не услышал. Остановился только, когда на плечо легла чужая рука, повернулся, и на лицо против воли вылезла улыбка.

— Оглох? — шутливо хмурясь, спросил Руслан. — Ору тебе, ору! Привет! Три часа жду.

— Меня? — удивился Виктор. — А откуда ты узнал?

— Господин Умаров соизволили позвонить. Откуда он узнал, объяснять надо? Ладно, пошли к машине.

На углу Чернышеского и Карла Маркса тоже стоял подбитый танк, ещё один — с оторванной башей — одиноко застыл у Президентского дворца.

— Сколько их? — спросил Виктор. — Как это получилось?

— Много, — пожал плечами Руслан. — Впустили в центр и пожгли. Говорят, у них даже карт не было. Лучшего подарка Джохару придумать было нельзя. Ишаки!

— Почему?

— Потому! Потому, что теперь он герой, потому, что теперь все готовы за ним….Эх, да что там говорить! Ты что приехал — деньги привёз?

— Кто тебе сказал? — напрягся Виктор.

Руслан свернул на Красных Фронтовиков, прибавил газу.

— Догадался. Козлы вы всё-таки! И ты, и Кулёк. Почему мне не позвонил, когда за родителями приезжал? На Саламбека понадеялись? Друзья!..

— Русик? — тихо спросил Виктор. — Тапик здесь?

— Козлы! — треснул ладонью по рулю Руслан. — И Тапик козёл! Сигареты достань!

— Расскажи, — попросил Виктор. — И не злись.

— Не злись, не злись, — пробурчал Руслан, но тон снизил. — Здесь Тапик. Ты же знаешь, что они тогда собирались уезжать, я и на квартиру покупателя нашел. Потом…Короче, запил он потом. Если бы не Аня, не знаю даже. Памятник ей ставить надо! В октябре он съездил в Россию, договорился о работе и даже об общаге. Отправил часть вещей и уговорил уехать Аню с сыном. Как это ему удалось, не представляю: видел бы ты её!

Руслан усмехнулся, выкинул сигарету в окно, обогнал грузовик и въехал на трамвайный мост. Виктор посмотрел на обмелевшую Сунжу, на мелькнувший вдали дом и резко поднял глаза вверх: со стороны центра, стремительно снижаясь, мчался самолёт. Качнул сверкающими на солнце крыльями, прошёл над «Чайкой», чуть не задев ослепший экран бегущей строки, и скрылся. Всё почти в полной тишине. И только через мгновение ударил оглушающий звук.

— Что это? — пытаясь перекричать рёв, спросил Виктор.

— Пугают теперь нас так! Или мстят. За собственную дурость. Сейчас ещё ракету где-нибудь сбросит. Козлы! — Руслан снова треснул по рулю. — Дальше слушать будешь? Короче, он снова попытался продать квартиру, но покупателей не нашлось. И вот теперь сидит и мается: то ли бросать всё к чёртовой матери и ехать, то ли ещё подождать. У него же ещё родители здесь. И отец упёрся, как бык: «Не поеду никуда и всё!» Ты же помнишь его отца! Вот так. А теперь ещё и ногу подвернул.

Машина свернула на Дзержинского, проехала мимо «Дома Радио», впереди замаячила девятиэтажка с магазином «Алмаз». Солнце стояло справа, почти над Президентским дворцом, из-за чего он казался тёмным пятном, оконтуренным ярким светом. И вот из этого света, сверкая как елочная гирлянда, вынырнул ещё один самолёт. Как чёртик. Самолёт пронёсся над площадью, чуть поворачивая, пересек Сунжу и ушёл вдаль. С небольшим опозданием по ушам ударил тяжёлый рёв, а ещё через пару секунд вдали громко хлопнуло. Виктор перегнулся через сидение, пытаясь что-нибудь рассмотреть, услышал новый рёв и дёрнулся к правому окну: над площадью разворачивался ещё один самолёт. Миг — и он тоже мелькнул над головой и ушёл в направлении Минутки. Ещё один хлопок, и только тогда на юго-востоке в небо поднялся тёмный столб.