А вот интересно было бы подсчитать, во сколько раз меньше было бумаг двадцать лет назад — на заводе в Грозном? А департаментов, служб? Стоп! Каких, на хрен, департаментов, тогда и слов таких не знали! Обходились одними отделами — и ничего, а сейчас….Впрочем, зачем считать, никакой Америки он не откроет. Первый закон Паркинсона, ё паре балет!

Слова, конечно, правильные. «Корпоративный дух», «Оптимизация численности», «Реструктуризация». Слова говорить научились, не то что раньше, а вот толку… Раздолбахренизация и откатонизация!

И ведь не меняется ничего. Компьютеры, серверы, автоматические системы контроля производства….И что? Забиваем ими гвозди, как папуасы. А что ещё можно с такими кадрами? Как это заявил недавно наш новый технолог: «Что-то я подзабыл, с увеличением давления температура кипения падает или растёт?» Подзабыл он! Да в наше время это знал любой первокурсник, даже «дети гор».

Кстати, что с нашими «детьми гор»?

Михеев отложил ручку, дождался соединения с Интернетом и открыл свой блог.

Ого, сколько комментариев! Как всегда, пишущие разделились на два лагеря, и, как всегда, создавалось полное впечатление, что общаются две противоборствующие армии, а не жители одной страны. Только вместо автоматов и пушек — компьютер и Интернет. И, увы, практически все знакомые лица. Впрочем нет, вот кто-то новенький, под ником «Lom_Ali». И что пишет новенький?

«Ochevidec, ты козёл и сука, как и все вы, подожди, дойдёт и до тебя очередь! Рассказывай свои сказки таким же рабам, как и ты! Чеченцы имели письменность, когда твои предки ещё бегали в шкурах, а у вас никакой культуры нет, у вас дети с родителями судятся и…»

Так, всё понятно. Хоть и новенький, а то же самое. И здесь то же самое.

Виктор закрыл блог, отсоединился от Сети и снова взял ручку.

Не меняется…

Впрочем, нет, одно точно изменилось, куда надо. Хоть платить стали лучше, не то что тогда.

Михеев вытащил сигарету, покрутил в руках, смял и взял очередной приказ.

Столько денег он не видел никогда. Да что там не видел — даже представить не мог. И уж тем более трудно было поверить, что все эти деньги принадлежат ему, студенту третьего курса, Виктору Михееву.

С ума сойти!

А он ещё раздумывал, ехать ли в стройотряд, сомневался.

— Едем, Муха, — уговаривал Кулёк.

— А Тапа?

— Что Тапа? Тапа сошёл с ума. Ты же видишь: он ни на шаг не может отойти от… Дурачок он, наш Тапик. Короче, едем, Муха — не пожалеешь! Я обещаю!

И он поехал. И не пожалел.

Карелия встретила вековыми соснами, прохладой и комарами, величиной с воробья. Поначалу Кулька он видел мало: тот постоянно был занят в штабе — руководил, ругался, добивался. Не видел, но чувствовал, потому что постоянно попадал на самые выгодные работы. Понятное дело, происходило это, отнюдь, не случайно.

А потом, когда на нового руководителя готов был молиться весь отряд, Валька забрал его к себе в штаб. И здесь увидел друга во всей красе, увидел и в очередной раз поразился. О поездке он не жалел уже тогда.

А уж когда увидел деньги!

— Ну, как? — спросил Валька, с удовольствием следя за его реакцией — Я же обещал? Только тихо!

Назад со всеми они не поехали, завернули на денёк в Москву. Здесь Кулёк изумил друга в очередной раз. Сначала был снят номер в гостинице. Запросто, как будто и не красовалась на самом видном месте табличка «Мест нет». Потом, действуя так, будто в этом громадном городе ему были известны все самые тайные тропки, Валька достал кучу дефицита. Вечером они оба были одеты по последней моде: джинсы, батники, «адидасы». Остальное лежало в сумках.

Денег оставалось ещё много.

Когда Витька облачился в тёмно-синие «Levi's» и красный батник, он почувствовал себя совсем другим человеком. Казалось, что теперь всё будет по-иному: теперь перед ним будут открываться все двери и исполняться любые, самые заветные желания. Некоторые исполнились немедленно.

Вечер провели в ресторане, в настоящем московском ресторане. Гремела музыка, официанты обслуживали их с угодливым подобострастием, адреналин кружил голову почище любого алкоголя. Алкоголь, впрочем, тоже присутствовал. Скоро Валька привёл за стол двух девушек: беленькую и чёрненькую. Девушки были очаровательны, веселы и не сводили с друзей восторженных взглядов.

Банкет продолжили в номере. Адреналин под воздействием «Северного сияния» действовал всё сильней, чувство всемогущества заполняло без остатка.

Боже мой, как же хорошо! Кулёк просто бог! А почему только Кулёк — он тоже не лыком шит! Вот как беленькая смотрит! Как же её звать?.. А, неважно! Как смотрит! И глаза какие: сразу видно, что хорошая девушка!

Дальше в памяти следовал провал: вроде бы, играли в карты на раздевание, чёрненькая танцевала на столе — помнилось плохо. Зато прекрасно заполнилось мелькнувшее ощущение, что ничего лучшего уже не может быть никогда. Это было уже потом — когда вошёл в упругую девичью плоть и, задыхаясь от скоротечного мужского счастья, чуть не заплакал.

— Ну, как бикса? — спросил утром Валька, открывая бутылку чешского пива. — Надеюсь, отработала по полной? Без брака?

— Так это были проститутки? — оторопел Витька, и голова вспухла от не очень приятных мыслей. — «Проститутка…. А я ей…. Вот же гад Кулёк, он что, заранее сказать не мог? Думает, теперь со мной, как хочешь можно?»

А Кулёк не сводил с друга цепкого взгляда и, как только увидел, что растерянность сменяется стыдом, а стыд злостью, успокаивающе улыбнулся.

— Да не, Муха, пошутил я. Это так — любительницы, — и дождавшись, когда злость опять сменится растерянностью, серьёзно добавил: — Ты, надеюсь, жениться не обещал?

— Да пошёл ты! — взорвался Витька, отхлебнул полбутылки пива и, увидев смеющиеся глаза друга, тоже засмеялся: — Дурак!

— А что? — ни грамма не обиделся Валька. — Чем плоха жена? Представляешь — каждую ночь так?

Виктор представил это «так», и низ живота тут же отозвался такой истомой, что пришлось взять большую паузу — вроде бы, чтоб допить пиво. Валька смотрел на него, не отрываясь, и под этим снисходительно-понимающем взглядом неожиданно Витька разоткровенничался.

— Не, Валёк, мне так не нужно. Семья — это другое. Не знаю, я как сказать….Ну вот хотя бы как у чеченов — у них же действительно семья оплот общества. Крепкая нравственная семья — крепкое общество. Вот как нужно!

— Как у чеченов, говоришь?.. — задумчиво повторил Валька, и было видно, что сейчас он серьёзен. — Всё для общества? А не скучно? Они-то, Вить, тоже оттянуться не против, особенно на «чужой» стороне. Или это и есть «нравственность»?

— Зато детей много, и в детдома никого не отдают! — огрызнулся Витька, но желание раскрыть душу уже прошло. — Тебе сейчас не понять…

Валентин усмехнулся, открыл ещё одну бутылку.

— Договаривай, Муха, чего уж там.

— Да ты не обижайся! У тебя просто характер такой — тебе слишком много хочется, и слишком легко достаётся. Вот ты и берёшь, — Виктор помолчал и, видя, что друг всё-таки обижен, неожиданно спросил: — Ты лучше скажи, как это тебе всегда удаётся? Ну, с бабами?

Валька поперхнулся пивом и, откинувшись на кресле, захохотал. Смеялся он совершенно не обидно и так заразительно, что Виктор тоже не выдержал. От смеха испугался и вспорхнул усевшийся на подоконник голубь.

— С ба-бами? — сквозь всхлипы выдавил Валька.

— А-га!

— С бабами? Ты как…как в анекдоте. Про поручика Ржевского, знаешь?

Витька отрицательно помотал головой.

— Ну как? — Кулёк всхлипнул ещё раз, отдышался и с удовольствием рассказал: — Ржевского спрашивают: «Поручик, поделитесь, как это вы умеете уговаривать женщин?» «А чего там, — говорит поручик, — подходишь и говоришь: «Мадам! Разрешите Вам впендюрить!» — «Поручик, так за такое можно и по морде-с…» — «Можно! Но я почему-то впендюриваю». Понял?

— Ага! Решительность?

— Нет, Муха. Ты просто должен быть убеждён, что ты самый лучший, и все женщины только и ждут тебя одного.