— Но подумай, Жюльен, у меня ни багажа, ни денег! Запасных воротничков — и тех не взял!

— Зато в моей сумке свыше сорока тысяч франков, с такими подъемными не пропадем! Что же до непредвиденных расходов в столь длительном и нелегком путешествии, то я договорился со своим банкиром, чтобы он высылал чеки в каждый из наиболее крупных городов на нашем пути.

— Но я не заплатил за квартиру. Хозяин отправит все мои вещи на распродажу.

— Ничего подобного. Я и об этом условился с банкиром. Так что не беспокойся ни о квартире, ни о служанке. Что же касается твоего внезапного исчезновения, согласись, будет забавно, если квартальному[59] вздумается вдруг искать тебя в морге.

— У тебя на все есть ответ. И тем не менее мне не по себе.

— Встряхнись же! Веселей, черт возьми! Придется, видать, посвятить тебя в мой план. Правда, я решил хранить его до поры до времени в тайне, чтобы ты заранее не заныл и не возмечтал так и остаться канцелярской крысой. Потому-то я и умыкнул тебя, что не хотел заранее раскрывать карты. Ну и как, правильно сделал?

— Пока боюсь что-то сказать. Я не готов…

— Когда я все расскажу, тебе придется со мной согласиться.

Жюльен достал из сумки карту на матерчатой основе, аккуратно ее развернул и, разложив на сиденье дивана, ласково оглядел орлиным взором оба полушария, многие точки которых были ему знакомы.

— С этим подспорьем Меркатора[60] я путешествую повсюду. Взгляни на мои маршруты по морям и континентам, сделанные мною пометки, слова, написанные когда карандашом, а когда и кровью. На реки, которые я переплывал. На вершины, покоренные мною. И на леса, через которые я пробирался. О, какое пьянящее наслаждение — это свободное существование под открытым небом!.. Двигаться навстречу новым горизонтам, восторгаться неожиданным чудесам, всматриваться в неизведанную даль, обходить ловко расставленные западни, оставлять в пути частицы своего сердца и обретать, приобщаясь к простому бытию, всю полноту своей индивидуальности — что может быть прекраснее! Какую всепоглощающую радость дарует людям такая жизнь!

Жак, растерявшись от столь внезапной лирической исповеди, не решался вставить хоть слово.

— Взгляни на карту, окинь ее взором — оба полушария: ведь мы с тобой отправились в кругосветное путешествие.

— В кругосветное? — испуганно воскликнул Жак. — И не думай об этом: ведь часть такого пути проходит по воде!

— Позднее мы это обсудим. Скажу только, что я твердо намерен выполнить намеченную программу — добраться до Бразилии по суше!

— Через Петербург?

— Да.

— Странный маршрут!

— У него есть одно преимущество, очень важное для тебя, — полное отсутствие килевой и бортовой качки. Мы увидим Петербург, Москву, Казань, Екатеринбург, Тюмень, Колывань, Томск, Красноярск, Иркутск…

— Ничего себе путешествие! Через всю Сибирь!

— От Тюмени до Байкала и от Байкала до крайней северо-восточной точки Азии — на санях.

— Я не имею ничего против саней и не боюсь мороза, но…

— От Иркутска мы пройдем берегом Байкала и спустимся по Лене до Якутска.

— По реке? Ни за что! Никакой воды, ты же обещал! С ужасом вспоминаю прогулку по Сене.

— Лена к тому времени покроется таким толстым слоем льда, что станет надежнее любой мощеной дороги.

— Тогда другое дело.

— От Якутска мы будем двигаться все время на северо-восток. Пересечем невысокий Верхоянский хребет, подойдем к реке Колыме и будем следовать вниз по течению до места ее впадения в океан. В Нижнеколымске, где кончаются многие дороги, которыми идут каторжники, мы пополним продовольственные запасы. Но это уже за Полярным кругом, у шестьдесят восьмого градуса северной широты.

— Бр-р! Давай дальше…

— Ты уже входишь во вкус?

— Один вопрос: а как обстоят там дела с лошадьми для саней и постоялыми дворами?

— Не волнуйся: у нас будет все — не только лошади, но и олени и собаки! Насчет же постоялых дворов ничего не скажу, ибо и сам толком не знаю. На Чукотке мы доберемся до Восточного мыса[61], крайней точки Азии, отделенной от Америки Беринговым проливом. И незаметно перейдем в другое полушарие.

— Так же незаметно, как пересекли здесь границы?

— Ширина пролива — каких-то пятьдесят километров, или двенадцать с половиной лье.

— Вот тут ты и попался: суда по условиям нашего договора исключены, друг мой… Ни пятьдесят километров, ни пять, ни даже пятьдесят сантиметров. Это мое последнее слово!

— Но Берингов пролив будет покрыт льдом, как и реки Лена, Колыма, да и весь тот край, и ты даже не почувствуешь, что под тобой океан. Не успеешь и охнуть, как окажешься уже на Американском континенте — у мыса Принца Уэльского, в краю, где живут эскимосы. Эта территория — бывшая Русская Америка — принадлежит сейчас Штатам[62] и известна как Аляска[63]. Оставив позади Аляскинский хребет и добравшись, не без трудностей, до Скалистых гор, мы возьмем курс на юго-запад. Продуктами же будем запасаться на станциях.

— Что ты называешь станциями?

— Базы, принадлежащие или правительству Соединенных Штатов, или «Компании Гудзонова залива»… А потом попадем мы в Британскую Колумбию[64] — область вполне цивилизованную.

— Наконец-то!

— Рад, что ты уже свыкаешься с мыслью о путешествии. Из штата Вашингтон мы едем по железной дороге, которая, начинаясь в Такоме, южнее сорок девятой параллели, недалеко от острова Адмиралти, проходит по штатам Вашингтон и Орегона до самого Канонвиля, приблизительно у сорок третьего градуса северной широты. Четыреста сорок пять километров в поезде — право же, не так уж плохо! На сорок второй параллели — граница Калифорнии. Возможно, к нашему приезду уже закончат прокладку железнодорожного пути, и тогда мы сможем пересечь по нему Калифорнию с севера на юг, что займет у нас совсем немного времени, если, конечно, ты не захочешь где-нибудь остановиться.

— Там видно будет.

— Города Сакраменто и Стоктон вполне заслуживают того, чтобы провести в них несколько дней. А оттуда — снова железная дорога. Вперед, вперед! И да здравствует Америка! Время — деньги! Не успеем оглянуться, как мы уже в штате Аризона, граничащем с Мексикой.

— Ура! Но дай передохнуть. А то голова закружилась от столь резких переходов от мороза к жаре и обратно.

— Нет, немедленно на лошадей! Аризона, Эрмосильо, Гуаймас, Кульякан, Сан-Луис, Потоси! По тропам, которые зовутся в Мексике дорогами, а потом еще небольшую часть пути по железной дороге, чтобы не отвыкать от цивилизации. Проезжаем Гватемалу, Сальвадор, Никарагуа, Коста-Рику, Панамский перешеек и прибываем в Федеративную Республику Колумбию. Привет тебе, Южная Америка! Взгляни на эти просторы, расчерченные широкими, огромными по протяженности реками. Самая крупная из них — Амазонка. Это и есть земля твоя обетованная — богатый край фазенд, где живут дядюшки-миллионеры. Правда, прежде чем добраться туда, придется пересечь четыре страны — Колумбию, Эквадор, Перу, Боливию. К сожалению, там нет, а если и есть, то крайне мало, железнодорожных линий. Эх, если бы ты не страдал водофобией[65], мы выбрали бы одну из этих рек и добрались по ней прямо к цели!

— Ни слова о плавании — даже в бассейне Люксембургского сада! Или же доставь меня назад на улицу Дюрантен!

— Есть — ни слова!.. Но вот наконец мы прибываем на фазенду Жаккари-Мирим, раскинувшуюся по берегам одноименной речушки, впадающей в один из притоков реки Параны. Ну как? Сдержал я свое обещание? Попали мы в Бразилию по суше?

В Петербург Жак прибыл с намерением ничем не интересоваться, не смотреть ни на что, ничего не делать. Он демонстративно закрывал глаза на все, что могло показаться новым, необычным. И говорил Жюльену, упрекавшему его за апатию: