— Что у тебя за план? — заинтересованно вмешался Дарин.
— Когда мы приблизимся к открытому участку, Менион должен выстрелить в одного из вождей карликов, которые стоят на той стороне перевала. Он должен убить его первой стрелой, тогда возникнет паника, и нам удастся проскользнуть мимо.
— Ничего не выйдет, друг мой, — проворчал Гендель. — Стоит им заметить, что из их вождя торчит стрела, как они заполонят весь перевал. Не пройдет и минуты, как нас найдут.
Балинор покачал головой и слабо, неубедительно улыбнулся.
— Нет, не найдут, потому что будут искать кого-то другого. Как только вождь карликов упадет, один из нас тут же должен показаться у входа на перевал. Карликов охватит такое бешенство и желание добраться до него, что им не придет в голову искать других, и в этой суете мы и проскользнем мимо.
Его предложение было встречено мертвой тишиной, и все они начали встревожено переглядываться, пораженные одной и той же мыслью.
— Это просто отличный план, для всех, кроме того, кто останется здесь отвлекать карликов, — критически заявил Менион. — Кто же решится на этот самоубийственный поступок?
— Это мой план, — проговорил Балинор. — Это мой долг — остаться здесь и скрыться от карликов в Вольфсктааге. Раньше или позже мне удастся перехитрить их и встретиться с вами на границе Анара.
— Наверное, ты сошел с ума, если думаешь, что я позволю тебе остаться и стать героем дня, — заявил Менион. — Если я попаду, то буду ждать их здесь, а если нет‡ Он смолк и улыбнулся, небрежно пожав плечами и хлопнув по спине Дарина, ошеломленно глядящего на него. Балинор уже приготовился возражать, когда вперед выступил Гендель, отрицательно качая своей большой головой.
— Твой план всем хорош, да только тот, кто рискнет остаться, будет иметь дело с тысячами карликов, которые погонятся за ним по пятам или, в лучшем случае, решат дождаться, пока он покинет запретные земли. Остаться должен тот, кто знает карликов, их привычки, знает, как сражаться с ними и уцелеть. С вами сейчас есть гном, который воевал с ними всю жизнь. Остаться следует мне.
— Кроме того, — угрюмо добавил он, — я уже говорил, как они мечтают меня поймать. После такого оскорбления они уже не смогут думать ни о чем другом.
— Но я же говорил, — по-прежнему настаивал Менион, — это мой‡
— Гендель прав, — резко оборвал его Балинор. Все изумленно поглядели на него. Только Гендель знал, что нелегкое решение, принятое воином, принял бы и он сам, будь он на его месте. — Выбор сделан, остается ему следовать. У Генделя больше шансов уцелеть, чем у любого из нас.
Он повернулся к кряжистому гному-воину и протянул ему свою могучую руку. Тот коротко и крепко пожал ее, затем быстро отвернулся и неторопливо двинулся вверх по тропе. Они смотрели ему вслед, но в считанные секунды он скрылся из вида. С запада доносился барабанный бой и пение карликов, небо было светлым.
— Завяжите парням рты, чтобы не закричали, — приказал Балинор, поразив троих своих спутников резкостью командирского тона. Менион не двинулся с места, словно прирос к земле, молча глядя в ту сторону, где только что скрылся Гендель. Балинор повернулся к нему и ободряюще положил ему руку на плечо. — Постарайся, принц Лиха, чтобы его жертва не оказалась напрасной.
Они поспешно привязали судорожно дергающиеся тела юношей к носилкам и надежно заглушили их слабые стоны, завязав им рты плотной тканью. Четверо оставшихся членов отряда подняли свои рюкзаки и носилки, и вышли из-под укрытия деревьев, направляясь к Нефритовому перевалу. Впереди пылали костры карликов, освещая ночное небо ярким сиянием желтых и оранжевых огней. В мерном ритме рокотали барабаны, и по мере приближения их грохот все сильнее терзал уши людей. Пение становилось все громче, казалось, что на перевале собрался весь народ карликов. Людей охватило жуткое чувство нереальности происходящего, словно бы они блуждали в первобытном мире полугрез, где смертные и духи сливались в странных ритуалах, не имеющих видимого смысла. Неровные склоны громадных утесов уходили в ночное небо по сторонам от них, словно далекие, но грозные свидетели событий, разворачивающихся на Нефритовом перевале. Скалистые стены сверкали яркими отблесками: красными, желтыми, оранжевыми, сливающимися воедино в темно-зеленый свет, пляшущий и мерцающий вокруг десятков костров. Свет отражался от тверди скал и мягко падал на угрюмые лица четверых людей с носилками, на мгновение подчеркивая тот страх, который они пытались скрыть.
Наконец они вошли в проход перевала, неуклонно приближаясь к поющим карликам. Склоны утесов круто поднимались в небо; на северном склоне не было вообще никакого укрытия, а на южном зеленели низкие деревья и густой кустарник, стоящий непроницаемой стеной. Балинор жестом велел им взбираться по этому склону. Сам он шел первым, отыскивая безопасный путь, осторожно приближаясь к деревцам, растущим чуть выше на склоне утеса. Чтобы добраться до деревьев и укрыться за ними, они потратили очень много времени, и Балинор тут же указал в сторону перевала. Медленно шагая вперед, сквозь просветы среди деревьев и кустов Менион замечал отблески огня, пылающего внизу и впереди, но яркое пламя почти полностью заслоняли сотни маленьких уродливых фигурок, ритмично движущихся в свете костров, низким, пронизывающим душу пением взывающих к духам Вольфсктаага. Во рту у него пересохло, он представил себе, какая судьба ждет их всех, если их сейчас заметят, и с тоской вспомнил о Генделе. Он очень боялся за гнома.
Кусты и деревья росли теперь реже, взбираясь все выше и выше по склону, и четверо путников карабкались вверх вместе с ними, все медленнее, все осторожнее; Балинор постоянно бросал взгляды на собравшихся внизу карликов. Дарин и Даэль шагали бесшумно, словно кошки, их легкие эльфийские тела беззвучно скользили сквозь сплетения сухих колючих ветвей и стволов, словно слившись с самой природой. Менион снова встревожено покосился на карликов, стоящих уже совсем близко, на их желтоватые тела, раскачивающиеся под бой барабанов, покрытые потом от многочасового взывания к своим богам и вознесения молитв духам гор.
Затем отряд подошел к границе своего укрытия. Балинор вытянул руку, указывая на ярды открытого пространства, лежащие между ними и бескрайними лесами Анара, темнеющими впереди. На всем этом долгом пути людей не скрывало от глаз карликов ничто, кроме отдельных кустиков и чахлых стебельков травы, высушенных солнцем. Поющие карлики находились прямо под ними, раскачиваясь в свете костров, и не могли не заметить людей, которые попытались бы пересечь ярко освещенный голый участок южного склона. Даэль оказался прав; пробовать проскользнуть здесь в таких условиях было равносильно самоубийству. Менион взглянул вверх и понял, что все дальнейшие усилия подняться с носилками выше по склону ни к чему не приведут: над ними на несколько сотен футов в небо уходила отвесная каменная стена, практически вертикально поднимающаяся к невидимой во мраке вершине. Он обернулся и вновь осмотрел открытый участок. Теперь тот казался еще длиннее, чем минуту назад. Балинор жестом подозвал их к себе.
— Мениону надо подойти к самой границе деревьев, — еле слышно прошептал воин. — Когда он прицелится и застрелит карлика, на другом склоне должен появиться Гендель; он привлечет к себе внимание и вызовет всеобщее бешенство. Сейчас он уже должен быть на месте. Когда карлики бросятся за ним, мы должны тут же бежать через открытый участок. Не медлите и не оглядывайтесь — бегите что есть сил.
Все трое кивнули, и взгляды их остановились на Менионе, который уже отстегнул свой большой ясеневый лук и проверял натяг тетивы. Он достал из колчана одну длинную черную стрелу, покачал ее в руке и мгновение помедлил, глядя сквозь редкую цепочку деревьев на сотни карликов, собравшихся под ними в долине. Внезапно он осознал, как много от него ожидают. Он должен убить человека, не в сражении или честном поединке, а из засады, украдкой, так, что тот никак не сможет защититься. В душе он сознавал, что не в силах это сделать, что он не такой закаленный воин, как Балинор, что ему не хватает мрачной решительности Генделя. Он был смел, временами даже дерзок, готов с кем угодно сойтись в открытом бою, но он никогда не был убийцей. Он бросил краткий взгляд на тех, кто стоял у него за спиной, и они прочти все это в его глазах.
