Менион проклинал все, что привело их всех к этой печальной развязке. Они дали врагу загнать себя в угол. Теперь у них оставался единственный выход. В пламени предстоящей битвы погибнут сотни людей, и лишь единицы из них будут знать, за что они умирают. То, что люди вынуждены гибнуть за неизвестное им самим дело, с древних времен являлось неотъемлемым свойством любой войны. Но эта война выходила за рамки человеческого понимания, война между смертными и бесплотным призрачным созданием. Как могут люди надеяться победить зло в образе Повелителя Колдунов, если они даже не понимают его сущности? Казалось, до конца природу своего противника постиг только Алланон. Но где же сейчас друид, когда он больше всего им нужен?

На столе перед ними догорала свеча, в маленькой комнате сгущался сумрак. На деревянных стенах, украшенных гобеленами, в железных кольцах тихо потрескивали факелы, и пять голосов становились все тише, глуше, словно они боялись неожиданно разбудить младенца-ночь. Вокруг них спал весь город, на равнинах под утесами спали воины Севера. В покое и безмолвии лунной ночи казалось, что все живое мирно отдыхает, а война, смерть и боль — это лишь смутные, полузабытые воспоминания минувших лет. Но эти пятеро, вполголоса беседующие о лучших временах и крепкой дружбе, ни на миг не могли полностью отрешиться от гнетущего понимания, что ужас войны лишь дожидается рассвета и медленно, неизбежно крадется к ним с Севера, чтобы сокрушить их хрупкие жизни. Неотвратимый, как мрак Повелителя Колдунов.

Наутро третьего дня поисков Орл Фейна прошел тропический ливень, обрушившийся на бескрайние пустоши Севера, и в небе вновь появилось солнце, похожее на тусклый лохматый шар белого огня, сияющий сквозь туманный сумрак, который оставляла за собой черная стена Повелителя Колдунов. Его лучи быстро превращали покрытую грязью и камнями местность в адское пекло. Буря совершенно изменила весь окружающий пейзаж, дождь смыл практически все заметные возвышенности, оставив со всех сторон одинаковую бескрайнюю равнину с редкими каменистыми пригорками и глинистыми оврагами.

Вначале появление солнца радовало путников. Тепло его лучей проникало сквозь ненавистный сумрак, неподвижно повисший над голой поверхностью земли, прогоняло оставшийся после промчавшейся бури холод; вокруг становилось все теплее, и окружающая местность вновь начинала изменяться. Час спустя жара достигла тридцати градусов и продолжала нарастать с прежней быстротой. От ручьев, бегущих по извилистым расселинам, вымытым дождевыми потоками, начал подниматься пар и туман, воздух насытила влага, пропитывая все вокруг новой, еще более неприятной сыростью.

Редкая растительность, распустившаяся после опустошительной бури, завяла и погибла в этой влажной жаре, отрезанная серым туманом от живительных лучей солнца и задохнувшаяся в удушающем пекле. Грязная земля, на которую обрушился утренний жар, спеклась в твердую потрескавшуюся корку, на которой ничто не могло расти. Ручьи, озера и лужи начали быстро пересыхать и вскоре бесследно исчезли. Открытые небу громадные валуны, местами попадающиеся на пересохшей земле, с готовностью поглотили огненный жар, словно железо на раскаленных углях. Медленно и неотвратимо местность принимала тот вид, который имела перед дождем — сухая, безжизненная земля, совершенно ровная, безмолвно и зловеще лежащая под огромным чистым небом. В этом застывшем мире двигалось лишь вечно неспешное солнце, медленно и равнодушно ползущее по своей неизменной дуге с востока на запад, превращая дни в годы, а годы в столетия.

Три согнутые фигуры неуверенно выступили из-под каменного навеса, образованного на склоне одного из бессчетных одинаковых пригорков, медленно распрямляя свои затекшие тела, мрачно вглядываясь в плотную стену тумана. Так они простояли в этой безжизненной мгле долгие минуты, рассматривая умирающую землю, тянущуюся в бесконечность, угрюмое кладбище каменистых насыпей, хранящих бренные останки тех, кто посмел забрести в это запретное царство. Серый туман пронизывало жуткое безмолвие, неслышно напоминающее троим живым о смерти. Настороженно и с недобрыми предчувствиями изучали они окружающую их пустошь.

Шеа повернулся к своим спутникам. Панамон Крил потягивался и растирал руки, стремясь привести в действие свои онемевшие мускулы. Его темные волосы были грязными и начесанными, широкое лицо обрамляла трехдневная щетина. Он выглядел как оборванец, но его зоркие глаза настороженно вспыхнули, встретив вопросительный взгляд Шеа. Бесшумно ступая, гигант Кельцет поднялся на вершину холма и обозревал оттуда северный горизонт.

Почти трое суток, провели они, скорчившись, в своем жалком убежище под каменистым навесом, пока на окружающих пустошах бушевала яростная северная буря. Трое суток были потеряны в погоне за Орл Фейном и Мечом Шаннары — трое суток, в течение которых природа терпеливо уничтожала все следы неуловимого карлика. Они провели эти дни среди каменных груд, ели, потому что это было необходимо, спали, потому что больше нечего было делать. Долгие беседы помогли Шеа и Панамону лучше понять друг друга, хотя Кельцет по-прежнему оставался для них обоих непроницаемой тайной. Шеа настаивал на своем убеждении, что им следует продолжать погоню, не обращая внимания на непогоду, но Панамон отказывался даже обсуждать эту мысль. В такой шторм никому не удалось бы уйти далеко — Орл Фейн тоже будет вынужден искать убежище или же рисковать попасть в оползень или утонуть в быстрой реке, бегущей по дну оврага. В любом случае, спокойно рассудил вор, карлик не уйдет от них далеко.

С вершины холма спустился Кельцет, сделав быстрый взмах рукой. Горизонт был чист.

Больше они уже не обсуждали, что им теперь следует делать. Все было давно решено. Собрав свой скромный скарб, они быстро спустились по крутому склону холма и двинулись на север. В этом Панамон и Шеа были совершенно единодушны. Поиски Меча Шаннары стали для них чем-то большим, чем просто вопросом задетой гордости, большим, чем поход за загадочным талисманом. Теперь это была опасная, отчаянная охота за предметом, без которого они погибнут в этой дикой местности, хотя и неизвестно, выживут ли они, если найдут его.

Среди высоких черных пиков далеко на севере лежала крепость Повелителя Колдунов. Позади лежала стена смертоносного мрака, отмечающая внешние пределы Королевства Черепа. Чтобы выбраться из этих проклятых земель, им придется идти в ту или же в другую сторону. Очевидным выбором было вернуться к стене туманной мглы, но хотя Эльфийские камни и могли указать им путь на юг, их применение тут же выдаст призракам неземного мира их местонахождение. Так Алланон сказал Шеа в Кулхейвене, так Шеа в свою очередь объяснил Панамону. Только Меч Шаннары мог защитить их от Повелителя Колдунов, и если он окажется у них в руках, то они получат по крайней мере возможность сражаться. Основной их план сейчас заключался в том, чтобы вновь завладеть талисманом и как можно быстрее прорваться назад сквозь стену тьмы. Этот план вряд ли можно было назвать гениальным, но в их положении годился и он.

Идти по равнине было так же трудно, как и до бури. Земля была твердой, покрытой камнями и сухой глиной, отчего каждый неосторожный шаг был опасен. Медленно преодолевая спекшуюся землю, вскоре они с ног до головы покрылись грязью и ссадинами от постоянных падений. Из-за неровностей рельефа трудно было даже держаться выбранного направления и практически невозможно — оценить пройденный путь. Заметных черт местности здесь не существовало, и во всех направлениях равнина казалась совершенно одинаковой. Мучительно медленно тянулись минуты, впереди ничего не показывалось. Воздух все сильнее пропитывался влагой, и одежда троих путников насквозь промокла от пота. Они сняли плащи и примотали их себе за спину; когда наступит ночь, опять похолодает.

— Вот здесь мы его в последний раз видели.

Панамон неподвижно стоял на вершине большого холма, на который они только что вскарабкались, и тяжело дышал. Шеа подошел к нему и недоверчиво огляделся. Все окружающие холмы выглядели совершенно одинаково, лишь слегка различаясь очертаниями и высотой. Он утомленно взглянул на горизонт. Он не был даже уверен, с какой стороны они пришли.