– Отойди-ка, поварешка, мне дров надо подбросить. – И слегка отодвинул ее от котла.

Катька, вместо того чтобы спокойно отодвинуться и дать возможность человеку сделать важное дело, вытащила из котла длинную деревянную ложку, искусно вырезанную Сережкой Тыровым, и треснула ею Кольку по лбу. У Кольки тут же вздулась здоровенная синяя шишка. А Катька заревела и убежала к себе в палатку.

Остальные девчонки, что дежурили вместе с Катькой, возмутились и набросились на «Красных моряков» с упреками.

– Как вам не стыдно! – кричали они. – Мы вам не кухарки, а такие же дежурные, как и вы… Не имеете права обзываться! У Катьки мать всю жизнь в кухарках у Гувелякиных прослужила. Ее, кроме как «поварешка», и не звали. А вы?

И тут Карпа совершил свою первую ошибку. Ему бы рассудить по справедливости, призвать Кольку к порядку и успокоить Катьку, а он решил отделаться шуткой.

– Подумаешь, поварешка, – сказал он. – Чего тут обидного? У нее поварешка, у Кольки топор. Ну и назови Кольку «топором». Он же за это по лбу обухом не залепит!

– Ах, так! – закричали девчонки. – Ну и варите обед сами!

И они ушли в девчачью палатку утешать рыдающую Катьку, захватив по дороге тех, кто занимался стрижкой и постирушками.

Карпа почуял, что дело плохо, и побежал искать Никиту, чтобы посоветоваться с ним.

А «Красные моряки» тем временем, растерявшись при виде кипящей в котлах воды и разбросанных по столу овощей и круп, которые должны были превратиться в суп и кашу, озлобились и решили отомстить. Они привязали кусок веревки к хвосту дохлой полевой мыши, которую накануне нашли в лесу, подкрались к палатке девчонок, приоткрыли полог и забросили туда мышь, раскачав ее за веревку.

Раздался ужасный визг.

Карпа, не ведая о подобном развороте событий, разыскал Никиту и рассказал ему про девчоночий бунт. Но, выкладывая Никите всю эту историю, Карпа изобразил дело так, будто Катька ни с того ни с сего треснула Кольку по лбу ложкой и все девчонки отказались дежурить на кухне. Это была его вторая ошибка. Потому что Никита не придал этому значения и не стал разбираться – у него много дел было с переправой. Он только сказал Карпе возмущенно:

– Ерунда какая-то! Что они, совсем сдурели? Вот-вот гости пожалуют. Беги скорей на катер, разыщи Машку. Пусть бросает драить медяшку – она и так сверкает, как самовар. Пусть срочно наведет порядок у себя в звене. Что за дисциплина, в самом деле!

И Никита продолжал строить с ребятами переправу.

Вернувшись в лагерь, Карпа с удивлением обнаружил, что около палатки звена имени Розы Люксембург идет настоящее сражение. Девчонки лупили «Красных моряков» полотенцами, тряпками и просто кулаками. Катька Щеглова наступала впереди, раскручивая над головой, как пращу, дохлую полевую мышь.

Вконец растерявшийся Карпа кинулся к катеру. Подбегая к берегу, он увидел, что Маняше что-то горячо шепчет на ухо Ритка Воскобойникова, первая болтушка в лагере, докладывает последние новости. И тут Карпа совершил третью ошибку. Он подбежал к борту и закричал Маняше:

– Машка! Никита приказал тебе не подходить к катеру, пока не уймешь своих девчонок. Все!

До катера уже доносился шум и крики битвы. «Красные моряки» позорно отступали к берегу безымянной речки, теряя бойцов. На пригорке уже показались первые бегущие.

– Так, да? – сказала Маняша. – А наоборот не хочешь? Девчонки, делай, как я!

С таким криком Маняша столкнула с борта Петьку Тихонравова. Петька шлепнулся в грязь и на четвереньках полез на берег.

Через минуту вся мужская часть команды катера «Будь готов!», не ожидавшая нападения, покинула борт не самым удобным для себя образом, а наступающая колонна объединилась с Машкиной группой.

Когда «чайки» вместе с Никитой, усталые, но довольные тем, что переправа стала надежной и прочной, как никогда раньше, возвратились в лагерь, их взорам представилось совершенно фантастическое зрелище. Звено имени Розы Люксембург почти в полном составе разместилось по обоим бортам катера. Девчонки твердо стояли на банках с длинными веслами в руках. Машка-моряк, стоя на корме, размахивала багром, ухватив его за острый конец, и отдавала короткие команды.

На катер бросались беспорядочной толпой «красные моряки» и «чайки», которые были до этого в команде катера. А девчонки веслами, как пиками, отталкивали их и не давали даже приблизиться к бортам. Карпа бегал по берегу и, как полководец, теряющий победу, выкрикивал бестолковые команды, которых никто не слушал. Все они, и девчонки и мальчишки, были мокрыми и грязными, как черти.

– Вы с ума сошли?! – закричал Никита, подбегая. – Сейчас же прекратите! Машка, ты что?

Маняша опустила багор и презрительно посмотрела на Никиту.

– Эх ты! – с горечью сказала она. – Мы тебе верили… А ты?

Она безнадежно махнула рукой, бросила багор и скомандовала своим девчонкам:

– Ладно, девочки, хватит! Ну их в болото…

Весла дружно опустились, и девчонки одна за другой стали сходить на берег с гордо поднятыми головами.

И тут Никита увидел, что на пригорке, замерев от изумления, стоят пять женщин с мешками и кошелками, а рядом с ними растерянный Володя.

– Боже, что здесь происходит? – с тоской спросила одна из женщин, всплеснув руками.

Наподающие и защитники катера увидели их и тоже замерли в растерянности. Так они стояли несколько мгновений и смотрели друг на друга, не произнося ни звука. Первым в этой безнадежной ситуации опомнился Карпа.

– Да вы не волнуйтесь, товарищи мамы! – закричал он. – Это у нас, товарищи мамы, игра, военная игра… Тренировка на силу, ловкость и выносливость…

Володя смотрел на своих пионеров такими отчаянными глазами, что никто из них не смог выдержать. Все опустили глаза в землю, даже Карпа.

– Лизочка! – вдруг закричала одна мама, узнав свое дитя. – Какой у тебя вид? Ты же вся мокрая! Тебя же узнать невозможно!

– Костик, Костик! – закричала другая. – Иди скорее сюда! Ты грязный. Дай я тебя почищу…

– Стоп! – сказал Володя, опомнившись. – Слушай мою команду! Сейчас первоочередная задача – накормить родителей обедом. А у вас огонь погас. За работу!

Через пять минут не осталось и следа жестокой битвы. Гроза прошла так же неожиданно, как и разразилась. Дежурные мальчишки и девчонки дружно варили обед, отвергая настойчивые попытки мам вмешаться. Под котлами гудело веселое пламя. «Серп и молотята» развешивали в стороне от палаток стираные простыни и наволочки. Володя водил матерей по лагерю, показывал его несложное хозяйство и терпеливо отвечал на бесконечные вопросы.

Обед получился на славу! Мамы все-таки уговорили дежурных и приготовили из привезенных свежих овощей вкусный винегрет, а после каши угостили всех яблоками и сливами.

Ужин они получили разрешение сделать сами. Марфа Гавриловна, мать Сережки и Галинки Тыровых, приготовила треску по-архангельски – с картошкой, луком и молоком – пальчики оближешь!

После ужина был устроен костер со стихами, плясками и песнями, которые вместе с пионерами неуверенно выпевали мамы. Осталось так и неясно, поверили ли они заявлению Карпы, что видели репетицию военной игры. Однако, судя по всему, делегаты от коллектива родителей остались довольны. Во всяком случае, прощаясь на пристани, куда их провожали всем отрядом, мамы восхищенно говорили Володе:

– Молодцы вы, ребята! Как дружно живете, прямо удивительно. И все сами, сами. Дома-то миску вымыть не допросишься. А тут надо же! Мы уж там, в городе-то, расскажем, чтоб не волновались понапрасну. Все хорошо у вас, все путем…

Пока «макарка» не скрылся за поворотом реки, они все стояли на корме и махали платочками.